Когда умрут газеты

Еще одна лингвистическая аллюзия. Язык сохраняет единство нации. Особенно культурное ядро языка – письменный литературный язык. Если бы не единая литературная норма, любой национальный язык был бы разодран на части диалектами и социолектами. И любой народ в результате этих языковых операций тоже распался бы. Но литературная норма удерживает нацию вместе.

До сих пор литературная норма обитала в книгах. Сейчас книжная культура заменяется медийной. И скрепляющая функция языковой нормы переходит в СМИ. Литературный язык, точнее, его медийная мутация, удерживает теперь единство народа посредством СМИ. Во всех уголках страны «Дом-2», программу «Время», сериал «Менты в законе» и газету «Жизнь» смотрят и читают на одном языке, позабыв про диалекты. И тем самым сохраняется пока еще единое государство, какое ни есть.

Более того – медийная территория России даже больше географической, хотя географическая удерживается пограничными войсками, а медийная – лишь единой настройкой смысловой навигации.

СМИ являются общественной скрепой и центром притяжения не только для отдельных аудиторных групп, но и для страны в целом (благодаря миграции квазилитературной нормы в СМИ). Это не только по указке Кремля, но и по объективным потребностям общества. Вот за что общество тоже платит журналистам. И не только из государственного кармана.

В общем, эти социопсихолингвистические экзерсисы дают несколько иное толкование ценности СМИ, нежели экономическая теория. И социопсихолингвистическая ценность СМИ тоже оплачивается обществом. И оплачивается куда более щедро, чем это предписывается товарным подходом к продаже информации. Простое доказательство: размещение финансовых деривативов на владение СМИ оказалось куда более успешным у «Эксперта», нежели у РБК[10 - «Эксперт» привлек инвестиции от полугосударственной структуры, а РБК – на рынке, и кредиторы потом стали требовать долги, что привело к переменам в составе акционеров РБК.].

Плательщики и РСДРП

Представление об особой миссии журналистов и о том, что общество должно платить СМИ за эту особую миссию, еще живо в журналистах старшего, романтического поколения. В спорах с ними яппи-издатели и медиамонетаристы соглашаются: ну да, да, есть у СМИ особая общественная миссия. Но в рамках этого подхода – кто будет обеспечивать брутальное существование СМИ? Где здесь деньги? На что таким СМИ жить?

Есть, конечно, госзаказ, есть в заповедниках демократии общественные СМИ со спонсорскими фондами, есть, наконец, косвенные квазиобщественные квазиналоги на содержание СМИ. Но эти механизмы присутствуют несистемно, неуправляемо, и многие из них умирают или вырождаются в политический и аморальный заказ.

Возможны ли системные, рыночные механизмы субсидирования особой миссии СМИ? Кто те платежные агенты общественного спроса на СМИ, с которыми издателям можно выстроить перспективные отношения?

На этой стадии спора представители социальной концепции СМИ обычно грустнеют и начинают огрызаться. Миссия, как они ее понимают, действительно, плохо монетизируется.

Очевидно, для поиска ответа на эти вопросы необходимо в теоретические рассуждения включать практические понятия. Например, представление об аудитории. В идеале, аудитория – это некая группа, объединенная созвучностью своему СМИ и способная за это обеспечить его существование.

Представление об идеальной супераудитории имеет реальные исторические воплощения. Такова, например, была аудитория газеты «Искра». Вспомним ленинское определение функции СМИ: «Газета не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». «Искра» не только удовлетворяла потребность большевистского комьюнити в единообразном объяснении безобразного оскала царизма. Координирующая миссия СМИ воплотилась в ленинской «Искре» буквально: сеть собкоров и сеть распространения «Искры» целиком и полностью стала сетевой структурой РСДРП. Оргструктура газеты создала новую оргструктуру партии. Вот почему – супераудитория.

Координирующая миссия СМИ воплотилась в ленинской «Искре» буквально: сеть собкоров и сеть распространения «Искры» целиком и полностью стала сетевой структурой РСДРП.

Такая аудитория вообще снимает вопрос о плательщиках. Оплата издания приравнивается к оплате партийных взносов. Плата за принадлежность к социальной группе одновременно является платой за особую координирующую роль СМИ. (Этот механизм сохранялся до конца 80-х в газете «Правда» и ей подобных, приобретя, правда, насильственный характер.)

О таком слиянии с аудиторией нынешние СМИ могут только мечтать. Или не только мечтать: возможно, именно эти механизмы имел в виду Сергей Мостовщиков[11 - Сергей Мостовщиков – известный российский журналист и редактор, в то время – главный редактор журнала «Крокодил», ныне – заместитель главного редактора газеты «Известия».], когда вышел со своим «Крокодилом» из обнаглевшей розничной дистрибуции и захотел построить собственную аудиторно-дистрибуторскую структуру. Но крокодильская РСДРП не состоялась, ей не нашлось созвучной общественной потребности. Низы не захотели, а верхи не смогли. Можно вспомнить еще «Лимонку», но при царизме подобным газетам было легче.

Другой пример супераудитории дают стенгазеты и многотиражки, по крайней мере, в их советском воплощении. Феномен стенгазеты тоже заключается в почти полном слиянии издания с аудиторией. Круг авторов, круг персонажей и круг читателей составляют единое целое. И хотя в советских многотиражках реальные платежные транзакции осуществлялись не самой аудиторией, а через руководство завода или профсоюз, но вопросов о платежном агенте не возникало. Неоспоримая аудиторная локализация формирует безусловные и позитивные рефлексы плательщика – тоже мечта для нынешних СМИ. Стенгазета и теперь дает очень интересный образец экономической модели медиа, особенно для отраслевых СМИ с четким аудиторным попаданием.

На этом, пожалуй, примеры супераудитории заканчиваются, и надо искать аудиторию.

Мерчендайзеры: охота на ниш

Когда сопротивление демократам в России окрепло, ура-патриоты придумали универсальный инструмент обнаружения ура-космополитов. Если человек вместо «наша страна» говорит «эта страна», – то он дерьмократ и космополит. Работает безотказно.

Предлагаю использовать аналогичный инструмент для выявления приверженцев товарно-потребительской концепции СМИ. Если редактор или проектировщик вместо слова «аудитория» употребляет слово «ниша», – значит, он медиатоваровед. Ниша – это понятие из товароведения, которое никак не отражает светлых идеалов журналистики.

Беда многих стартапов последнего десятилетия заключалась в том, что они пытались вычленить товарные ниши для своего будущего продукта. Вспоминаются, например, попытки запустить журнал «Moscow travel». Предполагалось, что раз большое количество москвичей отдыхает в Подмосковье, то их интерес к такому отдыху может быть удовлетворен специальным изданием, на которое они будут подписываться и за рекламу в котором будут платить подмосковные дома отдыха. Вроде бы классическая и гладкая товарная бизнес-модель. Спрос на отдых в Подмосковье есть, есть спрос на информацию, есть, казалось бы, потребительская ниша. Все есть! Но вот интересно: ниша есть, а аудитории нет. Журнал не пошел. Как и многие подобные.

Отличие ниши от аудитории почти такое же тонкое, как отличие «этой страны» от «нашей страны». Очевидно, аудитория предполагает какой-то внутренний потенциал взаимного тяготения людей, какую-то внутреннюю потребность в едином взгляде на события – в единой смысловой конвенции. Ниша же не предполагает ничего, кроме удачной выкладки.

Огромное количество стартапов, попав в нишу, не попало в аудиторию. И попало в ловушку. Особенно пострадал сегмент b2b. Дробление потенциальных аудиторных групп на ниши достигало размерностей микромира. Например, по отраслевому или профессиональному признаку вычленялись какие-нибудь секретари и завхозы, объявлялись нишами, и для них запускались специализированные издания. Но секретари не формируют и не могут формировать комьюнити, им не нужна цеховая общность взглядов. Для секретарей можно выпускать рекламно-информационные каталоги, но не СМИ. Каталоги даже не нуждаются в параметре периодичности, это вообще другой вид деятельности. Многие издательства, исповедующие такое каталожество, но действующие как СМИ, – провалились.

Еще интересная историческая параллель: Wall Street Journal поначалу тоже была каталогом, бюллетенем биржевых сводок. Но как только она добавила утренние выпуски, выходящие не по итогам биржевого дня, а в его начале, она тут же обрела черты СМИ – одного из самых успешных и влиятельных и поныне. Она объединила и объединяет свою аудиторию вовсе не по признаку потребления биржевых сводок. Тем более, что биржевые сводки сейчас получают с помощью СМИ только нерадивые аспиранты; эта информация гораздо лучше доставляется немедийными каналами. Что еще раз доказывает, что СМИ существуют вовсе не ради передачи информации, и наша профессия – вовсе не новости.

Рупор бизнес и бизнес рупора

Похожие проблемы товарно-нишевой таргетизации сгубили и губят не только битубишные стартапы последних лет. Многие девичьи, мужские, женские, звездно-папараццные издания тоже зарождались в «охоте на ниш». Ведь как они создавались? Ага, говорили издатели, вот, есть группа с таким соцдемом: девчонки, 17 лет, дочки богатых родителей. Отлично, им нужен Тимати и Май Абрикосов, реклама подтянется, ниша определена, вперед. Как и положено по канонам мерчендайзинга, основные усилия переносились в область упаковки: например, чучелом главного редактора назначалась какая-нибудь guest star.

Помимо жуткого конкурентного мельтешения подобных проектов, они страдали, прежде всего, от отсутствия реальной аудитории в сконструированной нише. Если они имели лицензионный западный бренд, их бизнес-проблемы худо-бедно маскировались рекламой, зашедшей с брендом. Но как только рынок рекламы схлопнулся – схлопнулись и такие проекты. Что, кстати, подтверждает, что проблемы многих СМИ, – это проблемы рынка рекламы, а не проблемы журналистики. Ну, а реклама уж, да, – прямо связана с колебаниями товарно-потребительского спроса. В отличие от журналистики.

Проблемы многих СМИ, – это проблемы рекламы, а не журналистики. Ну, а реклама уж, да, – прямо связана с колебаниями товарно-потребительского спроса. В отличие от журналистики.

Если говорить о поиске пригодных аудиторий, то надо искать потенциал внутреннего тяготения в социальных группах. Хорошая подсказка: если социальная группа образует или хотя бы пытается образовать реальные формы общности (например, профессиональные, отраслевые или иные общественные ассоциации), то это – индикатор потенциала ее внутренней гравитации. Значит, эта группа нуждается в единых смыслах и может сформировать аудиторию. Может содержать свое СМИ.

Как только СМИ верно находит аудиторию, тут же возникает представление об особой миссии издания. Или наоборот; но миссия и аудитория всегда сваязаны.

Представление о миссии дает для бизнеса СМИ больше, чем бизнес-категории товароведения. Не могу не привести в пример любимую ростовскую деловую газету «Город N», имеющую четкое аудиторное позиционирование, – «газета бизнес-класса». О своей особой роли для своей аудитории прежде всего говорят и другие успешные издания: от «Коммерсанта», четко исторически ассоциирующегося с классом кооператоров и выросших из него олигархов, до газеты «Жизнь», которая тоже имеет некую специальную идею, – добывает своей аудитории эмоции (по заявлениям ее издателя).

Мессианская теория СМИ конвертируется в любую экономическую модель для любого конкретного СМИ. Если у издания есть миссия, оно может обслуживать интересы хоть отрасли (привет, «Банковское обозрение»), хоть профессии (привет, «Главбух»), хоть корпорации (привет, «Гудок»), хоть широкой деловой общественности (привет, «Ведомости»). С миссией ты можешь идти в корпорацию, к инвесторам, к олигарху, в Кремль, и даже (ой, забыли!) – к самой аудитории.

Когда нет миссии, остается уповать на разводку рекламодателя или инвестора с помощью нарядного бизнес-плана или хитроумно сплетенных параметров соцдема нещадно таргетируемой ниши. До кризиса это работало.

Будущее – чудовищно

Представление о ценности аудитории, конечно, не является секретным ноу-хау. Безусловно, и адепты товарно-потребительской журналистики способны оперировать идеологическими понятиями. Но, манифестируя, что «СМИ – это бизнес и ничего более», они рискуют потерпеть неудачу именно в бизнесе. Потому что это – всего лишь бизнес в сфере СМИ, тогда как СМИ сами по себе, – вовсе не сфера бизнеса.

Итак, я попытался найти корни нынешних проблем рынка СМИ в самосознании издателей, увлекшихся товарным подходом. Но прав, прав Василий Гатов, когда говорит, что среда потребления СМИ неуклонно и катастрофически меняется. Конечно, эти изменения затрагивают не только бизнес СМИ, но и саму природу медиа. И далеко не в одном только интернете дело. Меняются механизмы производства и потребления социальных ориентиров.

Миф о том, что СМИ продают обществу информацию, заводит СМИ в тупик. Объемы информации растут и без СМИ, а вот потребность в социальной навигации обостряется и как-то мутирует. С одной стороны, это увеличивает спрос на коренную функцию СМИ – вырабатывать ориентиры. С другой стороны, это порождает новые и пугающие формы продажи и продажности СМИ.

За что и как будет платить общество журналистам завтра? Товарная концепция не справляется с ответом. А идея об особой навигационной миссии СМИ в обществе ответы дает, но эти ответы – по сегодняшним представлениям чудовищные.

Отказав товарно-потребительской концепции СМИ в праве на будущее, развивая концепцию социальной навигации, я прихожу к выводам о неизбежной конвергенции частного и социального заказа в СМИ[12 - Подробно идея слияния частного и общественного заказа на журналистику раскрывается в статье «„Джинса 2.0“. Контент создают рекламодатели.»]. (Увы, ориентиры, которыми могут управлять СМИ, – это гораздо более сладкая штука, чем новости.) Сегодня такая конвергенция трактуется однозначно – как аморальная. Хотя она уже даже сегодня имеет на рынке СМИ гораздо более объемное воплощение, чем традиционная рекламно-подписная модель.

Сможет ли журналистика легально вступить в новые форматы продажи и при этом сохранить свое высокое общественное призвание – попробую сочинить в следующий раз.[13 - Исходная статья опубликована на портале Slon.ru 15 сентября 2009 года.]

Что же продают масс-медиа?

В производстве новостей СМИ уже уступают интернету. Выработка ориентиров – вот неотчуждаемая функция СМИ.

Происходящие на медиа-рынке процессы делают все менее эффективной продажу рекламы и все больше требуют от редакций продавать влияние. И редакции ищут соответствующие механизмы, часто сами того не замечая.

СМИ как орган общественной цензуры

Коренная функция СМИ – устранять многообразие мнений.

Если бы не СМИ, количество частных картин мира равнялось бы количеству домохозяйств. Образовалась бы такая анархия, при которой Бакунина[14 - Михаил Александрович Бакунин (1814—1876) – видный деятель и идеолог русского и европейского анархизма.] непременно побили бы камнями за тоталитаризм.

Естественная тяга людей друг к другу выражается в тяготении к общим идеям, СМИ создают из этого тяготения социальную гравитацию, в которой человек может понять, где верх, где низ. Самое важное – понять это одинаково со многими другими. Не то, ежели у каждого будет своя гравитация, систему разорвет.

Журналистика ампутирует и тут же протезирует такие важнейшие органы судьбы, как, например, ответственный личный выбор. В результате результаты выборов оказываются куда более согласованными между собой, чем без журналистики. И общество становится возможным.

Поэтому СМИ – это средства массовой инкубации, которые выращивают в головах одинаковые картины мира.

Для выполнения своей задачи СМИ оперируют информацией, аналитикой, оценками, теперь еще эмоциями и много чем. Но все это – лишь расходный материал. Главный продукт, вырабатываемый в СМИ, – вовсе не информация, а навигация в ориентирах, получивших санкцию общества.