Скептик

Родион Рекордов протирал объектив фотоаппарата специальной тряпочкой. Он тщательно следил за чистотой техники, и она его не подводила. Это был его хлеб, как игла для сапожника. Бывало, удачный кадр рядом, вот он, протяни руку и хватай, как жар-птицу за хвост, а места на карте памяти нет или батарея разряжена, или капля грязи на стекле испортила снимок. Этого быть не должно.

Родион думал о предстоящей поездке. Почему он решил сделать это? Что заставляет людей делать фото мест преступления? Родиона гнала слава. Она засела в тёмном месте подсознания, куда не долетает свет суровой реальности. Оттуда доноситься тонкий писк:

– Ты станешь знаменитым. Ты прославишь этот город.

Голосок убеждал и вдохновлял. Слава уже близко, осталось сделать удачный кадр. Ведь никогда не знаешь, что упустили правоохранители: гильзу от пули, втоптанную в землю, или отпечаток обуви в ста метрах от трупа.

Родион хорошо помнит опущенный взгляд Ивана Капелюха, которого выводили из зала суда. После смерти Виталия Божкова Родион хотел сам сходить на место преступления и обследовать его. Прежде он не делал ничего подобного, но ощущал, что это происшествие отличается от остальных.

Конечно, эти ребята могли что-то упустить. И конечно, мне стоит обследовать место ещё раз.

Уговоры жены на него не подействовали.

Трата времени? Возможно. Но супруга обязана мне деньгами, которые я заработал за очаровательные пейзажи родного города.

Сладость предвкушения торопила его. Он не просто чувствовал, что найдёт улику, он практически это знал. Будто в голове звучал голос, который сообщил координаты нужных мест. Голос часто подсказывал куда идти, какой кадр делать, как направить объектив, чтоб всё получилось. Этот голос, который выскакивал как кукушка из часов, был его интуицией. А она его обычно не подводила.

Родион был на трассе, недалеко от жилого дома. Пятно на дороге не было красным. Оно было серым, будто пепел погасшего костра, который разнесли прохожие. Остались две небольшие полосы от шин, чернотой въевшиеся в асфальт.

Родион оставил машину на обочине. В руках фотоаппарат. Он прошёл к заляпанному асфальту, сфотографировал место смерти ребёнка. В газете он уже видел подобный снимок, оригинал событий с красным пятном. Репортёры быстро работают. Но и они могли что-то упустить, торопясь сообщить о новостях.

Что ребёнок мог делать тут в столь позднее время?

Родион сделал снимок проблеска между деревьями. Тут росли кусты, местами довольно густо, в них мог кто-то прятаться.

Это же очевидно. Тут точно что-то есть. Улика.

Родион огляделся, посмотрел на антенну, торчавшую над верхушкой дуба. Дом стоял так близко к дороге, что можно было услышать, как внутри трещал телевизор. Это место парень выбрал для своего последнего прыжка.

Если его не толкнули, тогда что произошло?

Родион сфотографировал верхушку дома.

Что-то должно было остаться.

Он полез вдоль дороги в одну сторону, затем в другую. Обувь и шнурки покрылись пылью и колючками. Все находки он фотографировал. Банка из-под пива, смятая ногой, пачка сигарет, запутавшаяся в траве. Стеклянная бутылка, наполовину испачканная землёй. Подобные находки, как решил Родион, были на любой дороге на пути к любому городу Украины. Но тут они показались, если не важными, то влияющими на атмосферу, в связи со случившимся, как клубы дыма погибшего огня, указывающие направление ветра. Мимо проехала машина, ярко-красное покрытие блестело на солнце. Водитель внимательно смотрел на Родиона несколько секунд, затем отвернулся.

Улик недостаточно. Их нет совсем. Кому нужна смятая пачка сигарет? Я зря потратил время.

Родион прошёлся вдоль деревьев, немного расстроенный. Теперь, по дороге к машине, он понял, что переоценил ситуацию. Он рассчитывал прийти к супруге и сообщить хорошие новости, об обнаружении чего-то важного. Она редко интересовалась фотографиями, но в этот раз он рассчитывал её заинтересовать. Чувство опустошённости и обиды навалилось на него как спёртый воздух в курилке. Он шёл домой, не зная, что сказать супруге.

Суриков обвёл глазами сидевших за столом. Слева рядом с ним сидел Константин Гусько, молодой парень тридцати трёх лет, усердный, но немного вялый. Костя часто сопровождал Сурикова, особенно, когда Виктор Шелехов отсутствовал. У Кости был один существенный недостаток: нерешительность.

Виктор Шелехов, сорока пяти лет, невысокого роста, плотного телосложения, со светлыми волосами. Борец за идею, но пассивен во время преследований. Его можно поместить на задние ряды, и дать в руки громкоговоритель. Только так можно извлечь из него максимальную пользу.

Пётр Вальцев, сорока двух лет, из которых лет двадцать он пил алкоголь, и половину из этих двадцати, пил большими дозами, часто уходя в запой. Эту черту Суриков терпел со сжатыми кулаками, так как Пётр был хорошим полицейским в трезвом виде, и на работе пил редко, как внушал себе Суриков. На самом деле Пётр только и ждал, чтоб выпить, но делал это, так, чтоб его не уличили. Грубость и откровенность Пети были его положительными качествами в какой-то мере, и Дмитрий мог иной раз на него рассчитывать, особенно если дело требовало испачкать руки.

Последним и единственным, кто внимательно глядел на Сурикова, был Антон Ангелов. Тот самый парень, которым Дмитрий планировал заменить себя на время отпуска с супругой. В свои тридцать лет парень уже успел сделать для города довольно много. Был решителен, умён, ответственен и храбр. Последнее качество спорно можно принять за положительное, но отнять его было невозможно. Антон был слишком усердным и часто работал в выходные, за что Суриков порицал его.

– Итак, Herren[3 - Herren! – господа], – начал Суриков нерешительно, – сегодня произошло самоубийство парня. Руслан Грузов вскрыл вены. Если учитывать, что первая смерть ребёнка так же считается, хоть и спорно, самоубийством, выходит, что это уже второй случай.

Суриков внимательно оглядел сидящих.

– Подобного не было никогда на моей практике. Никогда, Donnerwetter[4 - Donnerwetter! – чёрт возьми!]! Двое подростков расстаются с жизнью без видимых на то причин, без записки или предсмертной фразы. Ребята из обеспеченных семей, прошу заметить. Я хочу, чтоб вы уяснили одно: третьего самоубийства не должно быть. Это ясно?

Все молчали, глядя на майора, боясь сказать слово. Антон сидел с опущенной головой, будто лично был причиной смерти ребят.

– Почему вы думаете, что будет третья смерть, майор? – спросил Пётр. Его красное и морщинистое лицо с чёрными и маленькими, как пуговицы глазами, глядело на Дмитрия. Он никогда его не боялся, но за этим крылось безразличие, проявляющееся с каждым днём всё отчётливей, как наполняющаяся мусором урна.

– Третьего не будет, Петя. Ясно? Я хочу, чтоб вы приняли меры. Нужно опросить всех, кто видел ребят последними, опросить каждого, кто знал кого-то из погибших и хоть раз с ним общался. Мне нужен мотив. Почему ребята сделали это? Связаны смерти или нет? Главное узнать причину. Малейшая зацепка может открыть правду. Возможно это всего лишь два совпадения, но если нет, нужно исключить любой шанс. Я не хочу думать, что какая-то секта или помешанный на религии патриот, считающий, что он послан небом, которого выперли из церкви за надругательство над ребёнком, орудовал в городе. Это нужно вырезать, как гниль из яблока. Всем ясно?

– Это всё хорошо, – сказал Петя. Он почесал нос и постучал пальцами по столу, – но что, если первый случай не самоубийство, а убийство?

– Успокойся, Петя, – сказал Суриков, выставив ладонь, – водитель почти уверен, что парень был один. Он никого не видел ни до, ни после столкновения, но лишний раз проверить не помешает в любом случае. Что касается тех, кто видел детей последними, фактов мало. Дети вели себя странно. Вот всё, что мы узнали. Этого очень мало, чтоб дать какое-то объяснение.

– Мы всё сделаем, – сказал Антон, когда Суриков замолчал. Антон сидел ровно, руки держал на столе, как ученик за партой. Суриков улыбнулся. По глазам можно было прочесть, что от Антона стоит ждать подобного. Кроме него никто так не рвётся выполнять эту работу. Пётр глянул на Антона и скорчил гримасу презрения. Они не любили друг друга, хоть и были напарниками. Антон часто покрывал Петю, вытаскивая за воротник из неприятностей, как кусок ткани со дна реки, пойманный крючком.

– Как я уже сказал, третьего случая быть не должно. Вам ясно?

– Да, – сказали все хором.

– Можете идти, – сказал Суриков и поднялся из-за стола. Все встали и вышли из кабинета. Из всех присутствующих только Антон Ангелов задвинул стул обратно к столу.

Глава 5

События на кладбище

Степан Денисович Хроба отогнал собаку от могилы. Странное ощущение преследовало его, когда он вёл её к вольеру. Мерзавка снова рыла яму, её поведение подтолкнуло Степана к размышлениям. Он привязал её. Вернувшись к могиле, заметил, что собака вырыла яму в полметра. Можно было засунуть руку. Это тревожило. Степан посмотрел на надпись, сделанную на серой в крапинку, гранитной плите.

Василий Грузов.

Снова эта же могила. Степана передёрнуло. Он стоял один, далеко от города, посреди кладбища. Ему начало казаться, что за ним кто-то наблюдает. Он огляделся, но ничего необычного не заметил.

Почему собака к ней прицепилась? При чём тут Василий Грузов?

Он присел на корточки и провёл рукой по внутренней поверхности ямы. Ничего необычного, могильная земля, изрезанная собачьими когтями. Он ощутил себя маленьким мальчиком, боящимся темноты. Блестевшие на надгробьях фотографии казались глазами. Шорохи напоминали шаги, а беспрерывный лай псов говорил о том, что Степан тут не один.

Степан взглянул на лес, сглотнул слюну. Со стороны деревьев слышались отдалённые звуки пения птиц и гул ветра, напоминавший удары волн о рифы. Он слышал позвякивание ведра на подводе, едущей с поля, отдалённое мычание коров. И ещё какой-то звук. Будто храп, или скрежет. Ему стало страшно. Степан оглянул имения, но никого не увидел. Разного вида ограждения, металлические и деревянные, как клетки в тетради. Кресты, склонившиеся, как Ива над рекой. Сбоку стоял склеп, дверь в него закрыта. Кладбище было как на ладони, все деревья молодые. Пахла сирень. Из лесу долетали нотки сосен. Он стоял и размышлял над происходящим.

Что с того, что собака роет яму? Ничего необычного в этом нет, вдруг она что-то там закопала? Просто разыгралось воображение.

Яму, вырытую собакой надо закопать, иначе спросят с него. Эта провинность недалеко от разграбления могил. Степан устало пошёл в домик за лопатой. У него закружилась голова от всей каши, творившейся в последнее время.

Да уж, собак привязывать надо, иначе не сидеть мне спокойно на стульчике.

Он положил лопату на плечо, придерживая одной рукой. Дойдя до могилы, принялся закапывать яму. Глухой стук дошёл до него и отдал эхом в сердце. Степан прислушался. Звуки что-то напоминали. Они были похожи на звуки хлопанья соседского чердачного окна, которое забыли закрыть. Вдруг, как зачарованный, он присел на корточки и наклонил голову к земле. Тишина. Он сглотнул слюну, тело напряглось, в желудке всё закрутилось.

Не может быть.