Пробуждение

Андрей сжал губы и недовольно откашлялся.

– Скажем так, – поспешил он поправить Катю, – я не то чтобы исповедовался, я просто говорил со священником. По поводу отношения церкви к сегодняшней политической ситуации… – было видно, что они уже много раз обсуждали это, но так и не пришли к согласию, и теперь каждому хотелось показать своё.

Я стоял в дверях, прислонившись к косяку, и улыбался, глядя на них. Мне была приятна эта обстановка праздничных приготовлений: шкварканье масла на сковороде, улыбки подруг, Катина наивная решимость привести Андрея в церковь. Подруги поспешили перевести разговор, а я, взяв в обе руки по большой салатнице, пошёл в свою комнату.

– Но ты же не будешь спорить, что это майдан начал первым? – услышал я ещё в коридоре бодрый голос Бориса.

– Да, первым, – ответили ему глухо и медленно. – Но сменить власть одно, это в каждой стране бывает. А сепаратизм – недопустимо…

В нашей комнате Борис и Рома раскладывали мой письменный стол. Рома сидел под ним и тщетно пытался пододвинуть его непослушную ножку, а Борис стоял рядом, поддерживая крышку. Я остановился, балансируя с двумя тяжёлыми салатницами в руках, ожидая, когда они закончат.

– Не скажи! – тем временем не сдавался Борис. – И то, и другое нарушение вашего закона, и тут кто начал первым, тот виноват.

– Я вообще-то был доволен, когда майдан победил. Надо было просто смириться и всё бы закончилось…

– Ну, Рома, а работать ты ведь в Россию приехал, – наконец, смог я поставить салаты и выложил тот аргумент, который давно хотел привести ему, но всё не представлялось подходящего случая.

– Я приехал, потому что здесь больше перспектив, чем в Житомире, – ответил тот, вылезая из-под крышки стола.

Он недовольно взглянул на меня, и я понял почему. Дело было совсем не в событиях на Украине – об этом мы уже давно переговорили, проблема была в соседях и в этом внезапном праздновании. Наверное, он был прав, и надо было садиться в комнате Кати и Андрея, но у нас было просторнее, и я вчера дал согласие Кате, не спросив его.

Тем временем из кухни послышался смех, и я поспешил туда за новыми блюдами и тарелками…

Гости рассаживались осторожно, опасаясь сразу шагнуть вглубь нашей комнаты. Сначала ещё открывали вино, накладывали салаты по тарелкам и старались шутить по любому поводу. Одна из подруг Кати, рыжеволосая Мила с готовностью улыбалась каждой шутке, а маленькая серьёзная Соня коротко и весомо хвалила рецепты блюд. Но потом чокнулись, пригубили и принялись за еду, и тогда на самом деле стало тихо и неловко.

Проскользнул в комнату Маркиз, выгибаясь всем телом, стараясь показать себя во всей красе. Андрей взял его на руки.

– Смотрите, как потолстел, – воскликнула Соня.

– Не потолстел, а немножко поправился, – вступилась за кота Катя. И опять все слишком оживлённо заговорили о Маркизе, чтобы скрыть натянутость.

Я смотрел на знакомые лица, и мне вспоминались те давние времена, когда мы с Ромой и Борисом ещё учились в институте, а Катя была первокурсницей. Она тогда часто приходила к нам в комнату, и мы с Борисом оба были влюблены в неё. И теперь собрание за одним столом старых друзей должно было вернуть нам обаяние прошлых дней, беззаботных вечерних посиделок за чаем или вином в общежитии, и сам я подсознательно ждал этого, но чуда возвращения в прошлое не происходило.

– А мы сегодня ходили на митинг, – вспомнила вдруг Катя. – Было очень интересно!

Я удивлённо взглянул на неё но потом понял – сегодня они первый раз праздновали вместе с Андреем в нашей компании, и Кате важно было, чтобы всё прошло благополучно, и завязался бы общий разговор, интересный и нам, и Андрею, пусть даже и о политике.

– Что за митинг? – полюбопытствовал Борис. – За всё хорошее, против всего плохого?

– За завтрашний референдум в Крыму, – недовольно вставил Андрей. Наверное, он не очень хотел рассказывать о митинге, боясь, что все воспримут важные вещи слишком беззаботно.

– А что вы думаете о событиях в Крыму? – с уважением спросила Андрея Софья, отчего-то на «вы». – Как пройдёт референдум?

– Я не социолог, – нехотя возразил он, – но скажем так, я уверен, что результаты будут однозначные.

– Кстати, представляете, – вмешалась вдруг Мила, немного запинаясь от желания тоже сказать что-то, – по телевизору, не помню, по какому каналу, передавали прогноз погоды, а после Москвы стали объявлять в Севастополе, Донецке и Харькове… Представляете, – она раскраснелась от волнения. Вообще-то мы с Борисом и Ромой хорошо её знали, она раньше часто приходила к нам с Катей, но всякий раз так сильно смущалась, как если бы видела нас впервые.

Все засмеялись, и даже Андрей воодушевился, получая в этом общем веселье поддержку себе и своим взглядам.

– Неужели? Ты не перепутала? – недоверчиво переспросил он. – Ну, это добрый знак. Пора показать этим бандеровцам нашу силу! – и вдруг сам смутился своей серьёзности и открытости перед гостями.

Рома же смотрел лукаво, как на добрых детей, которые хоть и милы в своей радости, но всё-таки не могут быть восприняты всерьёз умными людьми.

– А ты как относишься ко всем событиям? Ты ведь с Украины? Тебя не оскорбляет, что мы все так смеёмся? – предупредительно обратилась к нему Соня.

– Меня так просто не оскорбить, – ответил он ей, дескать на таких фанатиков, как Андрей, не обижаюсь.

– Если вам интересно, могу рассказать, как я ездил недавно в Васильевское, – взволновано продолжал Андрей, не обращая внимания на Рому, но напряжённо вглядываясь в остальных, стараясь понять, точно ли кому-то интересно, стоит ли продолжать.

– Что за Васильевское? – спасла положение Соня, и Андрей раскашлялся, готовясь начать.

– Дело в том, что наш лидер Сергей Владленович Кургузов несколько лет назад купил деревообрабатывающий завод и обустроил его силами нашего движения. И теперь два раза в год там проходят наши школы. Политическое обучение. Но в этот раз у нас был в основном спорт и стрельбы.

– Стрельбы? – переспросил Борис усмехаясь.

– Да, – ответил Андрей, замечая иронию, но не понимая, что она относится к нему лично. – Скажем так, в наше время нужно быть готовыми ко всему. Ты же понимаешь, какая сложная сейчас ситуация…

В это время Рома, шутливо пожимая плечами, кивнул Соне, дескать, видишь, что за разговорчики, невозможно их слушать, и стал осторожно выбираться из-за стола. Мила неловко поднялась, чтобы пропустить его.

– Следующая цель бандеровцев – Россия, – тем временем, продолжал Андрей, он не глядел на Рому прямо, но я понимал, что именно из-за него он так раздражается – ему так хотелось сказать что-нибудь резкое, пока Рома ещё здесь. – В Киеве они только тренировались, теперь они готовятся прийти в Москву… Нам нужно научиться противостоять этому зверью, это уже не люди, а зомби!

Все молчали, отводя глаза, а я напряжённо смотрел на Андрея, и мне было почему-то жаль его. Он был совершенно инороден нашей компании, такой нескладный в своём стремлении всех наставить на путь истинный.

– В общем, если вам интересно, то приходите на собрание нашей ячейки, – выдохнул Андрей, постепенно остывая. – Они проходят каждую неделю по средам. Я скажу вам точный адрес, если хотите.

– Вряд ли, конечно, но спасибо за приглашение, – усмехнулся Борис, а Катя обожгла его взглядом.

– Давайте горячее, – заторопилась она. – Там у нас итальянская паста.

– Что же вы сделали с нашей Катенькой, она уже и готовит, – засмеялся Борис.

– Всегда готовила!

За столом началось движение, перекладывали еду, спешно доедали салаты. Катя стала собирать тарелки.

– Не надо, не надо, – остановила её Соня, – давай прямо сюда.

Катя приветливо улыбнулась ей – кажется, она была благодарна подруге и за её незаметную хозяйственность, и за то, что она поддерживала Андрея.

– Я принесу, – торопливо вмешался я в общую суматоху и вышел в коридор.

На кухне было свежо и тихо, и только негромко сопел электрический чайник. На столе лежали оставленные в спешке чашки, тёрка, деревянная доска, ножи, а у плиты в кастрюле лежал так и не приготовленный, и забытый в суматохе кусок оттаявшего мяса. Рома сидел за столом, глядя в открытую форточку. Услышав мои шаги, он повернулся и коротко кивнул. Я присел рядом, оглядываясь, а потом принялся осторожно отщипывать коротенькие соломки сыра, оставшиеся на тёрке. Было слышно, как в нашей комнате, понижая голос, говорит Соня:

– Кажется, Рома всё-таки обиделся.

– Прямо сильно? – громко переспрашивала Катя, а потом расстроено вздыхала: – Это я во всём виновата… Не надо было говорить про митинг.

– А мне всё равно, пусть слышит! – донёсся голос Андрея. – Им, украинцам, промыла мозг их пропаганда, ему полезно услышать правду.