Кто-то из кабацкой теребени вызвал городовых стрельцов, те и прекратили драку, выпалив из пищали в потолок. Из одной выпалили, две другие направили стволами на драчунов. Еще и бердыши этак грозно сверкнули… и сабельки. Ну, что тут скажешь? Пришлось руки за спину заложить да топать в узилище, где и томиться в ожидании справедливого приговора.
Судить буянов должен был не воевода, а представлявшее интересы местной власти лицо, какой-нибудь мелкий чиновник – дьяк или подьячий. Видано ли дело – самому воеводе такой мелочевкой заниматься! Решение сей дьяк-подьячий должен принять такое, какое надобно – сам Ордин-Нащокин взялся за этим делом приглядывать.
– Гутен морген! – войдя в общую камеру, Никита Петрович весело подмигнул вчерашним своим знакомцам – приказчикам да подмастерьям. – Утро доброе.
Один из них – круглолицый малый, с небольшими оттопыренными ушами и светло-рыжею шевелюрой – при виде Бутурлина хмыкнул и помотал головой:
– Для кого-то, может, и доброе, а для нас – как сказать.
Усевшись рядом, на солому, лоцман развел руками:
– Ну уж… что уж теперь…
– Да мы на тебя не в обиде, – подал голос еще один узник, сидевший напротив, в углу. – Просто стражников вовремя не заметили, вот и…
– Ой, ребята! – лопоухий неожиданно улыбнулся, улыбка у него оказалась неожиданно хорошая, светлая, без единой щербатинки! Повезло человеку с зубами, что уж тут говорить.
– Ой, ребята! А все-таки здорово мы вчера намяли бока тому нарвскому черту! Он давно выпрашивал, хмырь косорылый.
– Да, славная вышла драка, – тут же поддержал еще кто-то.
Кто-то из узников усмехнулся, кто-то хохотнул, кто-то, с азартом вспоминая побоище, хлопнул себя по ляжкам… И тут началось!
– А как Михаэль его – оп-па!
– А тут те подскочили… А я их – скамейкой, ага!
– А я ему…
– А он мне…
– …ка-ак звезданет в ухо! Да еще и табуретку схватил… Идет, глазищи бешеные! Ну, думаю, все! Хорошо, Эрих с Михаэлем подскочили… Да и этот…
– Тебя как зовут-то, парень? – наконец, осведомился ушастый. Лет тридцати, плотный, высокий, жилистый, он, по-видимому, обладал недюжинной силой и, похоже, был тут за главного. По крайней мере, все обращались к нему уважительно.
– Якоб, – с самой добродушной улыбкой, Бутурлин протянул руку. – Якоб Меллинг. Приказчик из Ниена.
– Из Ниена?!
– Жил там такой купец, гере Ингвар Коотц. Так вот, я у него служил… Ну, пока… Да вы знаете.
Шведский город Ниен недавно захватили и сожгли русские войска под командованием воеводы Потемкина, и Никита Петрович имел к этому важному событию самое непосредственное отношение, о чем сейчас, конечно же, распространяться не стал. Да и не было нынче никакого служилого человека Бутурлина, а был некий Якоб Меллинг, бывший приказчик, а ныне – не пойми кто.
– Да уж, Ниен-то твой сожгли, слыхали, – вытянув руку, лопоухий сочувственно похлопал лоцмана по плечу. – Я так понимаю, нынче ты просто бродяга.
– Выходит, что так, – опустив голову, тяжко вздохнул «Якоб Меллинг».
– А я – Михаэль Киске, старший приказчик рижского купца герра Ханса Горна.
– Ого! Такая должность! Очень рад знакомству, герр Киске!
– Ты, Якоб, можешь звать меня просто – Михаэль, – старший приказчик повернулся к остальным узникам. – А это вот все наши, приказчики. Тот вон, в углу, в берете – Эрих, рядом – тощий – Хельмут, и вон, у окна – молодой Ханс. Самый наш младшенький.
Сидевший под самый оконцем мальчишка лет пятнадцати хохотнул, приподнялся и отвесил шутливый полупоклон. Смешливый…
– Ну, что сказать, Якоб… – покусав толстые губы, Михаэль пристально заглянул Никите в глаза. Вернее, попытался заглянуть – все ж темновато было, располагавшееся под самым потолком оконце, забранное ржавой решеткой, все же пропускало не так много свете, как хотелось бы.
– В драке, брат Якоб, мы тебя уже видели. Парень ты лихой и труса не празднуешь. Это славно! Но недостаточно. Позволь тебя проверить.
– Ну… проверяйте, – пожал плечом Меллинг. – Пожалуйста. Мне-то что?
– Ага, ага…
Задумчиво покивав, старший приказчик снова покусал губы и спросил:
– А сколько у вас в Ниене стоила лошадь с телегой?
– Да как и везде, пять рублей. Ну, это где-то около четырех риксдалеров или, как говорят в России, ефимков.
– У нас в Риге привыкли просто – талеры… Овчинная шуба?
– Сорок копеек.
– Пиво?
– Шесть копеек ведро.
– Мушкет!
– Хм… – вот тут Никита Петрович ненадолго задумался. – Это – смотря какой. Видавший виды – можно и за двадцатку купить, а добрый – и тридцать, и пятьдесят талеров потянет.
– Хорошо, цены ты знаешь, – улыбнулся Киске. – Извини, брат. Я ж должен был проверить – какой ты приказчик. Тебе точно идти некуда?
– Некуда.
– А куда собирался?
– В Нарву, да на корабль…
Старший приказчик оказался человеком весьма дотошным и, кроме цен на различные виды товаров, еще со всем старанием выспросил нового знакомца о том, как именно он оказался в Пскове и зачем. К вопросу этому Бутурлин подготовился заранее, еще с Ординым-Нащокиным. Незадолго до гибели Ниена купец Ингвар Коотц сумел выбраться из города с немногочисленной свитой, но по пути к Нарве был атакован ватагой лихих людей. Купцу удалось отбиться, однако вот часть его людей, в том числе и Бутурлин-Меллинг, оказалась вынужденной бежать на юг, к Пскову. Немного оклемавшись здесь, в городе, приказчики приняли решение пробираться к своему патрону в Нарву, звали и Якоба, но тот отказался.
– Думаю, пустая затея, – поясняя, Никита Петрович почесал пробившуюся на бритом подбородке щетину. – Купец наш – разорен, склады его в Ниене – сгорели. Вряд ли ему будет дело до нас.
– Резонно, резонно, – покивал Михаэль. – А что твои приятели?
– Не послушали, – Бутурлин дернул шеей. – Говорят, нам герр Коотс задолжал, так пусть заплатит. Наивные, ха! Да что там говорить – молодежь.
Внимательно выслушав «Меллинга», старший приказчик с расспросами поотстал и даже немножко задремал… впрочем, как и все остальные. Как видно, утренняя бодрая беседа несколько утомила сих славных людей… или они просто копили силы на будущее. Так ведь, правда и есть – поговорили с новичком, все, что надо, вызнали – а дальше чего зря болтать-то?