Разящий клинок

– Молодость, молодость, – улыбнулся Давыдов. – Да уж, штабс-ротмистр… давно ли сами таким были?

Бедряга подкрутил усы:

– Да недавно совсем. Но кажется, что давно.

Вокруг щебетали птицы, радуясь теплому дню, порхали разноцветные бабочки, проносились стремительные синекрылые стрекозы. Еще пахло летом, да еще и стояло лето – самое начало сентября одна тысяча восемьсот двенадцатого года. Правда, все чаще попадались средь густой зеленой листвы золотистые пряди – предвестники наступающей осени. Уже сбивались в стаи перелетные птицы, а в лесу было полно ягод и грибов. Грибы даже вот здесь росли, вдоль дороги: подосиновики, моховики и даже, кажется, белые…

Благодать вдруг резко разорвал выстрел! Затем – еще один… и еще. Стреляли где-то впереди, за поворотом… в кого?

– Бог мой… Коленька! – поискав глазами корнета, спохватился Денис. – А, братцы, живо за мной. Под пули зря не лезьте!

Рванулись всадники, понеслись… едва не столкнувшись с вылетевшим из-за поворота Розонтовым.

– Там… там… засада, господин полковник! Враги. Мне вот кивер прострелили.

– Кивер не голова, – вытаскивая саблю, холодно бросил Давыдов. – А ну, братцы…

Гусары вылетели наметом… и сразу же попали под огонь! Не такой уж и плотный, но все же…

– Ах ты ж черт!

Впереди, сразу за поворотом, дорогу перегораживала баррикада, составленная из крестьянских телег и наспех наваленных бревен! Именно там, за баррикадою и притаились стрелки… коих нужно было оттуда выбить.

– Спешиться всем! – Денис спрыгнул с лошади. – Поручик – обходите слева… Вахмистр – справа…

– Постойте-ка, господа…

Хорунжий Епифан Талаев, прищурившись, видно, что-то узрел и, расправив плечи, вдруг разразился самой отборной руганью, от которой, несомненно, покраснели бы и лошади, коли бы умели краснеть.

– Эх, мать вашу ити… Так вас разэтак-растак! Вы что там, осатанели все?

– Хо! Выходит, свои, русские? – показались над баррикадой крестьянские шапки.

– Русские, русские, – подходя ближе, Талаев заорал еще громче: – Глаза-то протрите, эй! А ну, поприветствуйте господина подполковника! Живо!

Быстро сообразив, что к чему, Денис Васильевич прыгнул в седло и подъехал к баррикаде:

– Здорово, мужички-молодцы!

– И ты будь здрав, батюшка-подполковник!

Выбравшиеся из-за телег с десяток бородатых мужиков во главе с хитроглазым седым дедом принялись ломать шапки и кланяться.

– Здрав буде, барин. Ты уж извини, что так… – развел руками старик. – Мы, вишь ты, думали – хранцузы вы.

– Да что же – по форме не видно? – Давыдов изумленно вскинул брови.

– Дак ведь и не видно, батюшка, – хитро прищурился дед. – Хранцузы тоже в форме… и все похожи. Они на вас, а вы – на них. И говорите одинаково – не по-русски. Уж ты не серчай, барин… А хочешь – в баньку! У нас как раз топится…

– В баньку, говоришь… А ты кто будешь-то, старче?

– Я-то? – дед теперь почему-то не казался таким уж старым. Ловок еще, рукаст! – Селиваном Карпычем меня кличут или просто – Карпыч. Староста я тутошний, ага… Ну, гостюшки дорогие, добро пожаловать! Прошу не отказать. Как говорится – уж чем богаты…

В деревне уже вовсю сновали бабы да молодушки в поневах, сарафанах да цветных платках. Накрывали столы, староста же степенно пригласил «господина полковника» к себе в избу и все потчевал, потчевал, потчевал…

Тут и пироги, и щи кислые, и налимья ушица, и пиво, и медовый перевар, и хмельная бражица!

– Значит, говоришь, за французов приняли?

– Так, барин, так.

– Угу…

– А ну, Анютка, неси-ка еще бражки… Там, в леднике, есть… – махнув рукой смешливой крестьянской девчонке, Селиван Карпыч совсем раздухарился, приятно было старику. Еще бы – не каждый день за одним столом с господами офицерами кушал!

– Мы это… графа Гольцева крепостные… Сам-то граф незадолго до хранцузов куда-то утек. Управляющий тоже сбежал… Так что, стало быть, один я из начальства-то и остался… Вы пироги-то кушайте, господа мои… Вот и ушица…

Чуть помолчав, староста запрокинул полкружки браги и, крякнув, поинтересовался: откуда тут вообще русские-то войска взялись?

– И что, стало быть, не все в Москву ушли-то? Стало быть, есть еще тут русские воины! А нам, крестьянам, как быть?

На все вопросы Давыдов отвечал осторожно: да, отряды русские есть, селян в обиду не дадим…

– Но и вы, братцы-мужички, должны помочь.

– Дак мы-то с радостию! – Карпыч перекрестился на висевший в красном углу богатый киот.

Вообще, судя по избе, староста явно не бедствовал: крепкий дом-пятистенок, просторная горница, выложенная изразцами, топящаяся по-белому печь.

– Мы-то с радостию… Уж эти поганцы… ужо! Ни один живым не уйдет.

– Однако же на рожон, как вот сейчас, не лезьте, – дохлебав душистую ушицу, предупредил Денис. – Буде объявятся французы – встретьте приветливо. Накормите, напоите поболе… Пить-то они мастаки. А, как упьются… – тут голос гусара зазвучал глухо и грозно. – Как упьются – перебейте всех. Потом закопайте где-нибудь в овраге… чтоб никто ничего.

– От это правильно, господине! – тряся седой бородою, возрадовался Селиван. – Тако и сделаем. Ну, что? В баньку?

Гусар улыбнулся:

– А, пожалуй что!

В баньку пошли веселой гурьбою, с поручиками, с вахмистрами. Звали и Коленьку, да тот не пошел – все болтал с какой-то местной смешливой девчонкой. Гусары же парились крепко да еще несколько раз посылали за брагою верного слугу Андрюшку. Он же, ближе к ночи уже, и предупредил своего барина:

– Староста просил не торопиться из баньки-то уходить. Есть у него к тебе, Денис Васильевич, какое-то слово.

– Слово так слово. Выслушаем.

Так вот вскорости Денис и остался один. Посидел немножко на лавке пред банькою, да, устав от надоедливых комаров, зашел обратно, окатился водицею да забрался опять на полок – греться. Тут вот дверь-то и скрипнула…

– Быстро ты, Селиван Карпыч… Ой!