Тайна синих озер
– Самогонку ты где взял? Только не ври, что сам нагнал.
Обыск в скромном жилище конюха уже был проведен – ничего, стоящего внимания, обнаружено не было. Супруга Шалькина умерла сразу после войны, детей у них не было, вот и проживал конюх в полном одиночестве в небольшом – два окна по фасаду – домике, или, лучше сказать, избенке на улице Северной, невдалеке от почты и магазина ОРС.
Небольшой огородик (большие-то сейчас запретили держать), дровяник, в избе – обычная деревенская мебель, большей частью самодельная: комод, шкаф, табуретки-скамейки. Фабричная – только кровать. Большая, с никелированными шариками и продавленной панцирной сеткой, верно, еще дореволюционная. На стене – большой портрет покойной жены и фронтовые фотографии в большой черной рамке. Однополчане. Да, Шалькин воевал и на фронте от пуль не прятался. Награжден медалями. «За отвагу», «За взятие Будапешта»… Там, в Венгрии, Шалькин свой боевой путь и закончил – контузило, попал в госпиталь, а затем был комиссован вчистую. Биография вполне героическая. Впрочем, сколько их таких…
Алтуфьев не поленился, безо всяких запросов лично посетил местный военкомат, покуда тот не переехал. Там все про Шалькина и узнал. Фронтовик. Можно сказать – герой. Обычная по тем временам биография. Воевал, вернулся контуженым… Контузия! Вот! Может быть, все случившееся – это ее последствия?
Выпил, увидел в окно красивую молодую девушку. Вот и компания! Почему не поболтать? Изрядно уже пьяненький зашел в старую школу. Там – одна Лидия. Жарко, девчонка одета легко, по-летнему – юбка, блузка… Еще и прическа – «Бабетта идет на войну». Такие прически в деревне развратными считаются. Ведь понятно же, если девчонка такую прическу носит – значит, всем дает, короче – шлюха. Так и на улице в спину могли крикнуть, даже если волосы просто распущены по плечам. У честной девушки, ясно всем, косы должны быть. Или завивка на бигудях. А уж коли «бабетта» и прочие вавилоны на голове…
Вот и взалкал Шалькин после самогонки-то! Вот кровь-то и взыграла. Нет, поначалу, наверное, все мирно-хорошо было… А потом… Потом лапать начал, с приставаниями полез. Лида ему – от ворот поворот, вот он ее и статуэткой…
Кстати, два раза удар нанес. Так в судебно-медицинском заключении сказано. От первого удара девушка лишь сознание потеряла… вот тогда, похоже, ее и изнасиловали. А потом добили. Так вот расчетливо и цинично все и было.
Хм… Что-то на пьяный эксцесс не очень похоже. Хотя, так сказать, в процессе девчонка вполне могла и очнуться, сопротивление оказать. Вот тут ее еще разок и приложили. Теперь уже смертельно.
Ну да, отсюда и синяки, и царапины. Вон на левой руке, на запястье. На запястье… Похоже, будто часики сдернули. Проверить, не забыть!
И что, Шалькин все это сделал? Фронтовик и добрейшей души человек, как о нем тут все отзываются. Так-то оно так, но ведь он же контуженый. Да еще и выпил немало. Вполне мог контроль над собой потерять. Или не мог? Да что тут гадать – психиатрическую экспертизу назначать надо! В Тянск ехать, с психиатрами договариваться, заодно смену белья взять и обратно – на мотоцикле. А то от общественного транспорта зависеть – не наездишься. На автобусе-то до Тянска два с половиной часа трястись да каждому столбу кланяться. На мотоцикле – часа полтора, запросто! Быстрее да и приятнее, особенно в такую жару.
– Командир… – негромко попросил Шалькин. – Дозволь сапоги переобуть. А то портянки словно черти наматывали!
– Переобувай.
Лично водворив подозреваемого обратно в камеру («Посиди, подумай!»), Алтуфьев заглянул в кабинет к оперу – того на месте не оказалось. А вот участковый был, как раз только пришел, весь потный…
– Игорь, ты мне список обещал. Тех, с кем Шалькин общался. Друзья-приятели, родственники и все такое.
– Ой! – Дорожкин схватился за голову. – Совсем забыл. У нас тут рейд по самогоноварению. С утра в деревнях четыре аппарата изъяли! А список я напишу, вот прямо сейчас и сяду.
– Хорошо. Слышь, а Игнат где?
– Спозаранку с начальником в Тянск укатили. Новый мотоцикл на отделение получать. «Эм шестьдесят два»! Ну, типа БМВ что-то… Говорят, зверь, а не машина!
– А опер там зачем? – удивился следователь.
– Так он у нас за технику отвечает. А я – за культмассовый сектор.
– Ага, вот, значит, как… Ну вот что, культмассовый сектор, ты мне список не забудь. Автобус на Тянск когда?
– В двенадцать тридцать.
Удивительно, но на полуденный рейс до Тянска подали шикарный автобус, просто невероятно шикарный для здешних мест. Серебристый, похожий на космический корабль ЗИС-127, такие обычно использовались на рейсах Ленинград – Таллин, как раз через Нарву шли. Эх, Нарва, Нарва…
Усевшись в мягкое кресло, Алтуфьев и не заметил, как задремал. Проснулся уже на автовокзале, в Тянске.
Покинув транспорт, следователь сразу же направился в прокуратуру, так было быстрее, нежели тащиться домой на служебную квартиру через три квартала. Тянск, конечно, не Озерск, городской транспорт там вообще-то ходит… только вот пока его дождешься!
Новый начальник Алтуфьева, прокурор Тянского Сельскохозяйственного района товарищ Тенякин, к затее с психиатрической экспертизой отнесся неодобрительно:
– Владимир Андреевич, ну что тянуть-то? Там в деле, насколько я понимаю, ясно все изначально. Добейте вы этого – как его? – Шачкина, и дело с концом. Пусть признанку напишет.
– Так, Сергей Афанасьевич, на одной-то признанке в суд – сами знаете… Хорошо бы свидетельскую базу собрать.
– Вот! Собирай!
Прокурор – грузный пожилой мужчина в синем расстегнутом мундире и белой рубашке с галстуком – вытер платком обширную лысину и потянулся к стоявшему на столе графину:
– Ох и жарища стоит… Водички?
– Да, с удовольствием. Спасибо, Сергей Афанасьевич.
– Пейте, пейте. А с делом тем не возитесь! У нас Прощенков по графику в отпуск уходит… Вот вы за двоих и будете работать. А свидетельскую базу – да, подбейте. Как там с экспертизами дела? Версию подтверждают?
– Да вроде да.
– Что значит «вроде»? – нацепив на нос очки в коричневатой роговой оправе, прокурор стал похож на строгого школьного учителя. – Недели вам хватит?
– Так одна экспертиза же десять дней! Пока еще доберутся… или самим везти.
– Хорошо – две! А экспертизу сегодня же и назначьте. Коль уж она вам так нужна. Ладно, согласен – для суда у нас всякое лыко в строку!
– Вот постановление, Сергей Афанасьевич. Подпишите.
– Приготовили уже? Молодец! – прокурор окунул в чернильницу перо и, подписав, вскинул глаза на Алтуфьева: – Подозреваемого советую на экспертизу все-таки привезти. А то пока они там в Озерск соберутся. Они ж медицина – нам не подвластны.
– Спасибо, Сергей Афанасьевич, так я и сделаю.
На самом деле Алтуфьев именно так и собирался сделать: всегда лучше доставить подозреваемого на место, нежели целую комиссию врачей. Постановление подписано, с врачами еще с утра по телефону договорился, как раз на послезавтра. С местными вопросов быть не должно – доставят.
Казенная квартира располагалась почти на самой окраине города, на пятом этаже возведенной лет пять назад пятиэтажки. Вполне еще новая, необжитая, обставленная казенной мебелью и пока еще без телефона. Мебели, правда, маловато: обеденный стол, пара стульев, койка и несуразно огромный шкаф с инвентарной биркой.
Полки для книг Владимир Андреевич прибил уже сам, пока что они оставались полупустыми: с момента переезда стопки книг так и стояли в углу неразвязанные. Чехов, Достоевский, Толстой, много фантастики – Беляев, Казанцев… даже новенький сборник «Фантастика-62». Этот не худо бы забрать с собой в Озерск, вдруг дело затянется?
Да. Но сначала – позвонить. Обязательно позвонить, из Озерска неудобно было да и некогда. Или просто – страшно? Просто позвонить, напомнить о себе, а уж там – как сложится. Просто позвонить… Или все же в Озерске? Нет! Вот прямо сейчас, сегодня! Сколько можно откладывать? В конце-то концов…
Наскоро приняв холодный душ – горячей воды в Тянске летом не бывало никогда, – Владимир Андреевич растерся махровым полотенцем, крякнул, выпил купленный по пути кефир и, натянув брюки и синюю спортивную блузу, бегом спустился по лестнице.
Хорошо, что дом на окраине, – легко удалось арендовать гараж для «Восхода». Выкатив мотоцикл, Алтуфьев аккуратно затворил двери и, набирая скорость, поехал в центр. Громко трещал двигатель. Ветер дул в лицо. Хорошо! Приятно!
Вот и четырехэтажное здание с большим кумачовым лозунгом: «Планы семилетки – досрочно!» Главпочтамт.
– Девушка, мне бы Таллин.
– Шестая кабина. Ваш номер? Ожидайте…
Владимир сел, нервно забарабанил пальцами по лавке.
– Таллин. Кабина номер шесть. Проходите, товарищ!
Небольшая кабинка, телефон без диска. Черная эбонитовая трубка.
– Алло! Алло! Это милиция? Ага… Старший следователь прокуратуры Алтуфьев, Тянск. Мне бы Марту Яновну Кюйд, следователя. Спасибо. Жду… Марта? Марта! Это я, Владимир. Тере!
Что-то щелкнуло в трубке. Разговор прервался, так толком и не начавшись.
– Девушка! Девушка! – раздосадованный, Алтуфьев распахнул дверцу. – Почему прервали разговор? Все же оплачено! Как – не вы? Что-что? Ах, там положили трубку…
* * *Ровно в семнадцать ноль-ноль Максим был на площади. Остановился за промтоварным магазином, но с велосипеда не слез. Ждал. В семнадцать ноль две на Советской около книжного магазина «Лентагиз» появилась Женька. Тоже на велосипеде, в черных спортивных трусах с белым кантом и в синей майке «Динамо». Никто не удивился – Женьку знали как спортсменку. Она и в велокроссе участвовала, и бегала, и прыгала – значкист ГТО!
Оглядевшись вокруг, юноша махнул подружке рукой, та ответила – тоже помахала, мол, вижу. Помахала и, нажав на педали, скрылась за поворотом. Лишь мелькнули белая парусиновая сумка да черные волосы, аккуратно подстриженные в каре. Не косы, но… спортсменкам можно. Это не «бабетта» и не «колдунья» какая-нибудь!
Немного выждав, Максим поехал следом и минут через двадцать оказался на берегу лесного озера, у Михайловских мостков, названных так по расположенной рядом одноименной деревне.
– Привет! – Женька уже забралась в лодку, уселась на нос и даже попыталась ухватить кувшинку… не дотянулась и просто брызнула водой на парня. – На весла садись. Поплыли.
На корме, под скамеечкой-банкой, виднелись ее сброшенные кеды.
– Ты бы лучше на корму перебралась, – выгребая из камышей, обернулся Макс. – А то как же мы разговаривать будем? Неудобно как-то… спиной-то.
Девушка послушно перебралась на корму, едва не упала – хорошо, Максим поддержал, подхватил за талию.
– Рубашку-то сними – жарко, – поудобней устроившись на корме, девчонка вытянула загорелые ноги и, закатав майку, завязала на животе узлом. Потянулась, прищурилась:
– У меня вот тетрадка… – Женька вытащила из сумки толстую клеенчатую тетрадь. – Тут все записывать буду. Чтобы не забыть.
– А если кто прочитает? – озаботился Макс. Снял рубашку, бросил напарнице:
– Держи. Эх, намокла…
– Да высохнет, – девушка беспечно засмеялась и, нагнувшись, опустила руку в воду. – Теплая… Можно будет искупаться. Я тут знаю одно местечко… Вон к тем ивам греби!
– Говорю, может, не надо ничего записывать? – послушно развернув лодку, повторил Максим.
Женька лишь отмахнулась:
– Прочитают, говоришь? Да кому мы нужны?
– Вообще-то да, – согласно кивнул Максим, вдруг поймав себя на мысли, что почему-то он во всем соглашается с этой мелкой девчонкой, даже вот вроде бы в мелочах. Выходило, что она как-то исподволь, тихой сапой стала в их тандеме главной? Почему? Понравилась, что ли? Вообще-то Женка – девчонка ничего, симпатичная, красивая даже. Но вот… соплячка же, еще совсем маленькая. Ишь, сидит, сверкает глазищами своими синими.
– Еще, еще левее… ага…
– Так сосна-то не там.
– Я кувшинку хочу сорвать!
– А-а… – Максим сделал пару гребков. – Ну?
– Еще чуть-чуть… Достала, ага!
– Кувшинка-то тебе зачем?
– Так… Венок потом сплету – пригодится.
Венок она сплетет… Тетрадку завела… Дите малое. Вот ведь угораздило же связаться! Была бы постарше, хотя бы десятиклассница, а так… Соплячка – соплячка и есть. В сыщиков поиграть решила. С другой стороны, хоть какая-то помощь. Девчонки вообще во всех новостях больше парней в курсе. Даже не в новостях – в сплетнях. А сплетни сейчас важны!
– Ты что замолк? – сорвав кувшинку, Женька склонила голову набок. Темные волосы ее упали на левое плечико, тронутое первым золотистым загаром. – Все насчет тетрадки волнуешься? Так мне так легче. Люблю, что все по порядку, чтобы по пунктам записано, – так нагляднее как-то. Ты вот уверен, что все запомнишь? Мы тут ведь много чего придумаем, а?
– Да пиши уж, – юноша махнул рукой и скривился. Вот ведь – мелочь, а уже все по-своему делает. Девчонка!
– И я вот тут еще… – Женька протянула парню тетрадь. – Да брось ты весла. Смотри!
– «Детективная повесть», – взяв в руки тетрадь, вслух прочитал Макс. – Ну ты это… конспиратор!
– А то! Ну, давай, поплыли. У мыска встанем, позагораем и все спокойно обговорим. Там ветер всегда – нежарко и слепней сносит. Максим, а ты чего кепку не носишь?
– А ты?
– Я вообще головных уборов не люблю.
– И я. А лодку там не отнесет ветром?
– А мы зацепимся! Вон веревка. Ну, давай, греби!
У мыска Женька выпрыгнула из лодки, благо глубина-то была – по пояс. Взбаламутив воду, привязала лодку к коряге. Улыбнулась:
– Ну, вот теперь хорошо. Искупаться не хочешь? Айда!
В чем была – в спортивных трусах и в майке, – в том и нырнула, поплыла… перевернулась на спину, фыркнула:
– Ах! Хорошо!
Максим живо скинул сандалии и брюки. Нырнул прямо с лодки, вынырнул рядом с напарницей:
– Ну да, неплохо… Главное – нет никого.
– Так я же и говорю. Наши сюда не ходят, а местные, из Михайлова, за мысом купаются или на мостках. Давай до того берега наперегонки?
– С тобой?!
– Ага! Слабо? Испугался? Ладно, не хочешь – не надо А я поплыву!
Макс все же поплыл за ней, крупными быстрыми гребками… догнал… перегнал…
– Нечестно! Нечестно! Ты не тем стилем плывешь!
– Так насчет стиля мы не договаривались!
Искупавшись, молодые люди вновь забрались в лодку.
– Ну вот, – тряхнув мокрыми волосами, со всей серьезностью промолвила Женька. – С чего начнем? – Сама спросила – сама же и ответила: – С главного! У нас сколько дел? Два. Вот так и запишем. Здесь вот – «Фотоаппараты», а вот тут… – девушка быстро пролистнула пару страниц. – Вот здесь – «Дядя Федя».
«Дядя Федя» – название немного коробило. Честнее было бы как-то по-другому назвать. Хотя… Детский сад какой-то! Эх, Лидия Борисовна… Лида… Знала бы ты…
Максиму вдруг остро захотелось бросить все это детское «расследование», плюнуть, уйти. Жалко было Женьку. Вон она как… Так и черт с ней, с мелочью! Ишь, удумала – «Детективная повесть». Ну, точно – детский сад!
– О чем задумался?
– Так… Жень, тебе сколько лет?
– Четырнадцать… в июле будет. А почему ты спросил?
– Просто… – Макс покусал губу… и вдруг улыбнулся. Ну а почему бы и нет? Раз уж задумали. В конце концов, что-то же надо делать! Женьке вон еще хуже, чем ему. У него что – просто «позор», а у нее родственника в убийстве обвиняют. Такие вот дела. Так что пусть уж – «Детективная повесть», хуже-то не будет.
– Итак, что нам известно по первому делу, – подняв голову, она задумчиво посмотрела вдаль. Синие глаза ее затуманились, тонкие пальцы забарабанили по борту лодки… – Пункт первый: кто мог украсть фотоаппараты из Дома пионеров?
– Не украсть, а взять, – протянув руку, Максим сорвал с берега травинку, сунул в рот, пожевал – так ему лучше думалось. – Они же списанные.
– Списанные… А кто там думает, списанные они или нет? – резонно возразила напарница. – Взяли – считай, что украли.
– Ну да, выходит так.
Кто бы это мог? Кому вообще старые фотоаппараты понадобились? Ладно бы там «Киев» или ФЭД, да тот же «Зоркий». У этих хоть камеры! Одна оптика чего стоит! Но широкопленочный «Любитель», «Смена» – там даже перемотки нет. Фотоаппараты для начинающих.
– Взял тот, у кого фотика нет. Но очень хочется, чтобы был, – высказала идею Женька. – Знаешь таких?
– Ну-у… фотографировать хотят многие. В том же Доме пионеров, – выплюнув изо рта травинку, Макс покачал головой. – Но они же пионеры все. Воровать точно не станут! Тем более фотики любой мог и так взять, на время. У Аркадия Ильича попросить – так многие делают.
– Но тут – как бы свой получается.
– Ага, свой. А что, фотоаппарат-то потом в чулане хранить? Это же тебе не брильянт, он работать должен, снимать! – не на шутку разволновавшись, Макс даже привстал, сильно качнув лодку…
– Ой! – Женька едва не свалилась с кормы в воду – хорошо, Максим успел схватить ее за руку:
– Держись! Извини.
– Да ладно. Хорошо, тетрадь не намокла.
– К тому же пойми, – усевшись обратно, он все так же взволнованно продолжил: – К фотоаппарату ведь еще много чего надо. Бачок, ванночки, увеличитель, красный фонарь. Это не говоря уже о химикатах. А где это все у нас в Озерске взять? В фотокружке только. Так что кто-то из ребят – вряд ли. Скорее ханыги местные, на пропой. Но зачем тогда украденные камеры мне подбрасывать? Как-то нелогично выходит…
– Вот и я о том! – девушка сверкнула глазами. – Значит, все же ребята. Скорее даже кто-то один. Просто взял… может, постеснялся у Аркадия Ильича спросить – есть ведь такие.
– Спросить постеснялся, а украсть – нет?
– Ну-у… может, он хотел лишь на время. А потом увидел милицию, испугался и подбросил тебе. Кстати, как?
Максим тут же припомнил оторванные доски и передвинутый чемодан.
– Эх, мне б его сразу открыть да глянуть! Видел же, что не так лежит. Да посмотреть лень было. Ну и… как-то не думал, да.
– Это уже у нас пункт второй будет, – послюнявив красно-синий химический карандаш, Женька сделала отметку в тетради. – Как похищенные фотоаппараты оказались в сарае. Кто-то подбросил – ясно. Почему именно тебе? Кто вообще знал, что ты летом в сарайке ночуешь?
– Ой! – искоса глянув на девушку, молодой человек неожиданно засмеялся: – А у тебя губы красные!
– Так это карандаш!
– Ну, это мы с тобой знаем, что карандаш, – спрятав улыбку, Макс сделал самое серьезное лицо. – А вот мимо магазина поедешь, где бабуси, они-то потом на весь город расскажут – мол, Женька Колесникова, от горшка два вершка, а уже губы красит! С этих-то пор! Сначала – губы, потом – вавилоны на голове, ну и дальше – по наклонной. Сегодня слушает он джаз, а завтра Родину продаст. Так-то, Женечка!
– Сам ты… от горшка два вершка, – напарница, похоже, обиделась.
– За прическу еще тебе от бабуль не попадало? – не отставал Максим. – Попадет. И за то, что без кос, и за то, что без платья, в трусах на велосипеде катаешься – это уж ни в какие ворота!
– Да ну тебя! Это же спортивные трусы… Щас ка-а-к стукну тетрадкой, будешь знать!
– Ладно, не обижайся. А вообще ты молодец – вопросы правильно поставила. Почему именно мне подбросили? Кто про сарайку знал? Ну, последнее, наверное, не очень-то важно. Просто на наш двор подбросили – и все. Тогда еще одна подозреваемая прибавится – Катька. Нет – и мама еще.
– Кроме фотоаппарата еще радиолампы, – напомнила Женька. – Знали, что ты приемники ремонтируешь.
– Ну, это многие знают.
– Тогда, может, к тебе – просто удобнее было. Узнали про милицию, и…
Макс подскочил:
– А ведь верно! Скорее всего, так оно и есть. Что тут думать-то! Никто меня специально не подставлял – кому я нужен? Просто вышло так, получилось. И тогда…
– …и тогда нужно посмотреть, кому это удобно? Соседям? Кто с тобой рядом живет? Доски-то с какой стороны оторвали?
– С огорода… – потер руки Максим. – Там почти сразу другой огород примыкает… не один – два даже. Раньше-то большие огороды были, это сейчас заросли. Репейник там, чертополох, крапива. Незаметно очень даже можно подобраться…
– Так чьи огороды-то? – Женька нетерпеливо вскочила, едва не выронив из рук тетрадь.
– Не прыгай так, – сурово набычившись, предупредил ее Макс. – Перевернешь лодку.
– Да что я, корова, что ли?
– Не скачи, говорю.
Если бы на Женькином месте была сейчас какая-нибудь взрослая девушка, Максим, конечно же, чувствовал бы себя неловко. Уж точно бы не разделся и купаться не стал. А так, с Женькой… ее и подначить можно, и вот травинкой по носу легонько стукнуть. Пионерка – чего там! Соплячка совсем. А он-то уже взрослый, почти дядька – скоро восемнадцать, в армию пора.
– Веревкиных там огороды, – припомнил Максим. – И Мошниковых.
– Ванька Мошников? – закусив губу, напарница снова встрепенулась. – Это двоечник-то из восьмого «А»? Еще и хулиган.
– Да какой он хулиган… Так, по мелочи. Но взять что плохо лежит, – может. Хотя… – юноша повел плечом. – Фотоаппараты ему ни к чему. Он в радиокружок ходил, фотографией не занимался.
– Так плохо лежали, вот и взял, – Женька поджала губы. – Соблазнился. Вроде и ни к чему, а коли можно взять, так почему бы не слямзить? Не нравится мне этот Мошников! И компашка его… Кошкин из девятого «А», Курицын – второгодник. Еще Митька Дылда, по которому колония плачет. – Вздохнув, она шмыгнула носом: – Знаешь, по улице иногда не пройти. Сидят у сарая на лавке, курят втихаря. Увидят кого – обязательно привяжутся, даже к девчонкам. Шуточки всякие отпускают, гаденько так в спину смеются… обзываются… Фу! А Галку Веткину из шестого «Б» как-то завели за сарай, юбку задрали и облапали всю! Галка никому, кроме нас, подруг, не сказала. Постеснялась. Так ведь и не доказать ничего!
– Мошников… – тихо протянул Макс. – Думаешь, мог?
– Запросто! – напарница отозвалась со всем убеждением. – Говорю же – тот еще гад! А фотоаппараты, пусть даже и старые, ему очень даже зачем. Не продать, так перед дружками похвастаться – вот я какой ловкий!
– Хорошо, пусть так. Пометь – «срочно проверить».
– Есть, товарищ полковник! – Женька, вскочив, шутливо приложила руку к виску. Пригладив волосы, застыла на миг в золотистых солнечных лучиках, вся такая легонькая, стройненькая, красивая…
– Ну что ж, – опустив голову, резко помрачнел Макс. – Переходим к следующему делу – к убийству.
– Э, нет, рано еще, – напарница уселась обратно, вытянула длинные ноги. – Тут еще и по первому делу третий пункт есть. «Спидола»!
– А при чем здесь «Спидола»? – удивился молодой человек. – Ее ведь и не крали вовсе, как выяснилось. Просто Аркадий Ильич не там искал.
– А вдруг все же украли? А потом подбросили. Испугались, что милиция начнет искать.
– Ну, ты уж это…
– Ничего и не «это». Как версия – годится. Запишем, – Женька вытянула губы трубочкой. – Ту-ту-ту-у… А вот теперь переходим к следующему делу. Или сначала искупаемся?
– Давай.
– Эх, жаль, перекусить ничего не взяли! Ладно… Наперегонки?
– Да не угонишься.
– А вот поглядим! Раз-два…
По делу об убийстве больше говорила Женька. Максим молчал, не отошел он еще после гибели Лиды. Кстати, похоронили ее в Тянске, вчера. Кто-то из знакомых сказал.
Относительно предполагаемого убийцы Женька настаивала, что ее дядя Федя – человек очень добрый, мухи не обидит, а когда выпьет – всегда спит. На это Макс ничего возразить не мог – школьного конюха знали все ребята, именно таким Иваныч всегда и был: доброжелательным, незлобивым. Малышей катал: летом – на телеге, зимой – на санях. По хрустящему снежку!
– Он ведь сидел, кажется… – припомнил парень.
Напарница вскинула глаза:
– А кто у нас не сидел? Полгорода. И что срок дали – так он за маму на танцах вступился! Да не мог дядя Федя никого убить, его просто подставили! Напоили… притащили… Тем более рядом.
Ну да, школьная конюшня располагалась рядом со старой школой. Невдалеке, под горой, была построена школа кирпичная, новая, там все и учились, а в старой – лишь лаборатории, какие-то реактивы остались и все такое прочее. Там же и школьный музей, вернее – выставка, витрина. Еще не все перевезли.
Что там делала Лидия Борисовна? Так вполне могла и по школьной надобности зайти – в школьном музее имелись документы на немецком: письма солдат и прочее – ее просили перевести, ведь кроме французского Лида еще знала и немецкий. Вот и пришла, ничего необычного…
Но зачем туда конюх приперся? Или… его привели? Кто-то же его напоил! Надо искать.
– Знать бы, как там точно все было, – вздохнув, промолвила девушка. – Да кто же расскажет?
– Значит, ищем тех, кто мог Иваныча напоить. Кто в тот день у конюшни шлялся! – Максим взъерошил челку: – Если кто там был, кто-то другой мог видеть. Кто? Учителя – вряд ли, они все в новой школе. Если кто и заходил в старую, так того допросили уже – мы бы знали.
– Вообще хорошо бы там посмотреть все самим. Ну, у старой школы, – Женька вновь высказала вполне здравую мысль. Макс удивленно моргнул – вот уж не знал, что напарница, оказывается, такая умная!