Тайна синих озер
– Жень, ты не отличница, часом?
– В прошлом году была. А сейчас – хорошистка. Почти… – девушка неожиданно покраснела и призналась: – По физике только – три. Одна – за год. Ты же Евгения Лукича знаешь – принципиальный. Ничего! Я в следующем году подтянусь, вот увидишь! Как раз выпускной класс будет – восьмой. На «четыре» вытяну! Не веришь?
– Верю, – спокойно кивнул Макс. – Все у тебя получится. Ты такая… такая… не знаю, как и сказать.
– Хорошо хоть не сказал, что зануда. Я бы, между прочим, обиделась.
– Ну что ты, Жень…
Максим взял напарницу за руку и заглянул в глаза – синие-синие, как море, как небо, как сияющий океан!
Закусив губу, Женька подалась вперед. И вдруг вздрогнула! Отпрянула, указала рукой куда-то Максу за спину:
– Там!
– Что «там»? – парень бросил настороженный взгляд на берег. – Нет там никого.
– Нет есть! Был… Вон там он стоял, за ивами. Какой-то мужик в плаще.
– Ну, может, рыбак какой? Крючки проверял или с удочками…
– Может, и рыбак, – девушка снова покраснела. – Может, и крючки. Только взгляд у него был очень уж нехороший. Недобрый такой. Пристальный.
– Так ты и взгляд заметила! А лицо? Узнала, нет? А ну пойдем посмотрим.
Напарники мигом выскочили из лодки и заглянули за ивы. Никого! Лишь налетевший ветер раскачивал ветки, шумел в камышах.
– Осока смята! И трава…
– И вон – камышинка сломана!
– Это рогоз, Жень. А ну пойдем глянем.
Как были – полуодетые, босые – они выбрались на холм, на ведущую к дороге тропинку. Встали, по колено в траве. Ветер раскачивал одуванчики, пахло чем-то пряным, а еще – дегтем. От смазанных сапог?
– Нет никого, – Макс внимательно осмотрелся вокруг. – Ты точно кого-то заметила, Жень?
– Мельком только, – сорвав одуванчик, покивала девушка. – Глаза такие… Ну, я говорила уже. А лицо… нет, не видела. Он в капюшоне был.
– А борода, усы?
– Тоже не видела – там же заросли… Только фигуру – высокий такой.
– Куда ж, интересно, он делся-то?
– Спрятался. – Женя неожиданно хмыкнула, сверкнула глазами презрительно и зло. – Думаю, он за нами не следил специально. Просто случайно увидел и решил подсмотреть. Ну, подумал, что мы с тобой… всякими глупостями тут начнем заниматься. Не на таких напал!
– Вот уж точно. Ну что, теперь к старой школе?
Естественно, старая школа оказалась закрыта, а вот конюшня – нет! Школьного мерина Пегаса куда прикажете девать? Его ведь и кормить надо, да и так использовать – те же оставшиеся вещи из старой школы вывозить. Реактивы, реторты, папки с гербариями и все такое прочее.
Вместо арестованного Шалькина с мерином теперь хлопотал школьный кочегар дядя Вася Розмахов. Летом ему все равно делать нечего. Вне отопительного сезона Розмахов обычно подрабатывал сменным сторожем, как, собственно говоря, и сейчас.
Только вот нынче добавилась новая обязанность – Пегас. Мерина кочегар не обижал, но и не холил так, как Шалькин, да и вообще, Розмахов слыл мужиком серьезным. Десять лет ходки по хулиганской («бакланской») статье за пьяную драку – это ухитриться нужно! Правда, все десять лет дядя Вася не отсидел – отмотав «шестерик», вышел по УДО, но… тем не менее. Вышел, поработал немного в колхозе скотником, а затем устроился в школу кочегаром. В войну они с директором в одном партизанском отряде были. А кого еще брать-то, коли в городке через одного – «сидельцы». Как и везде в провинции, в общем-то.
Подойдя к конюшне, ребята остановились, услыхав доносившееся изнутри радио. И. о. конюха любил послушать новости да разные познавательные передачи. Вот и сейчас слушал что-то про марсиан.
– А он от «Спидолы» не отказался бы! – негромко промолвила Женя.
– Так его тогда тут и не было, – Максим покачал головой.
Напарница фыркнула:
– Можно подумать, отсюда до новой школы далеко!
Резонно! И возразить нечего. Кочегара тоже стоило взять на заметку.
Обойдя конюшню, молодые люди вышли на старый школьный стадион, ныне заросший чертополохом и лопухами, и уселись на скамеечку – думать. О том, что их могут увидеть вместе, волновались не особенно, потому как не больно-то людное было место. Заброшенный стадион – это ведь не клуб, не автостанция, не стройка даже. Если кто здесь и ошивался, так какая-нибудь мелочь класса из пятого.
– Помню, здесь как-то стометровку сдавали. – Максим собрался было поностальгировать, да не дали, перебили не особенно-то вежливо:
– Смори-ка! Палочки, ямки… Совсем недавно в «чижа» кто-то играл.
– Ну да. Играли.
Ишь ты, глазастая!
– Интересно – кто? Может, они кого-то видели?
– Чего же тогда милиции не сказали?
– Просто не придали значения. Знаешь ведь, как у младших мозги устроены. Дети еще!
– А ты откуда знаешь? – удивился Макс.
Напарница усмехнулась:
– Да уж знаю. У меня октябрята в третьем классе – подшефные. Целая «звездочка»!
– Это понятно. Только вот как мы узнаем, кто здесь был?
– Так и узнавать не надо! – негромко рассмеялась девчонка. – Просто здесь немножко посидим. Ну, раз играли, так и еще придут! Не сегодня, так завтра.
– Они могут и с утра играть.
– С утра я посмотрю. У нас же практика рядом.
Ребята проторчали на лавочке около часа. Сидели, разговаривали… Не только о расследовании, но и так, за жизнь. Женька про Ригу рассказывала, у нее там старшая сестра жила. Максим с интересом слушал – в Риге он никогда не был.
– Там старый город, красивый – вообще-е! Домский собор, там орган играет. Лена, сестра, – инженер, на ВЭФе работает, в комсомольско-молодежной бригаде.
– «Спидолы» делают?
– Не только. Много всего еще. В Риге музыкальные магазины хорошие. Я там Монтана купила, Армстронга. А Янис, муж Лены, «Серенаду солнечной долины» подарил. Там такая музыка!
– Слышал.
Так и просидели, никого не дождавшись.
– Ладно, завтра загляну, – Женька подняла аккуратно положенный на землю велосипед, оглянулась. – Завтра вечером встретимся? Как всегда?
– Нет, – Макс покачал головой. – Завтра я в клуб загляну, на танцы. – Ты же со мной не пойдешь?
– Мама не пустит, – с сожалением пояснила девчонка. – А так… хотела бы.
– Так пошли!
– Не. Обязательно кто-нибудь да заметит, матери расскажут. Знаешь же наших. Потом соседи продыху не дадут – все косточки перемоют.
– Ну да, ну да, – Максим спрятал улыбку, но все же не удержался: – Так и скажут – вот она, наша пионерка-то! По танцам-шманцам шастает. Да еще и джаз… Ты еще волосы подлинней отрасти, так и ходи – «колдуньей»…
– О, тогда совсем съедят! Да ты издеваешься!
– Есть немного. Ладно, не обижайся. Перед танцами свидимся, где бы только?
– А давай на нашей улице! На углу, у колодца. – Женька посветлела лицом. – Только ты с ведром приходи. К нам многие ходят. Знают – вода у нас вкусная.
После отъезда напарницы Максим выждал еще минут пять-десять и, усевшись в седло, тоже покатил домой. По пути надо было еще заглянуть в магазин райпо за сметаной. Вдруг привезли? Вдруг да «выкинули»? Блины-то есть, вот к ним бы сметанки!
Очередь у деревянного магазина райпо Макс заметил еще издали и прибавил ходу. Прислонив велосипед к дереву, подбежал к крыльцу:
– А кто последний? Сметану привезли?
– И сметану. И еще творог!
– Творог! Вот здорово. Так я за вами буду.
В очереди, как всегда, не молчали – лениво поругивали власть, причем привычно и без всякого страха. А чего бояться-то? Чай, не прежние времена, двадцатым съездом осужденные.
– Уж раньше бы за сметанкой так не ломились! Своя бы была. И молочко свое, и творог. Коров-то многие держали. А сейчас что? Раз-два – и обчелся.
– Так ведь некогда, мать! Все же работают – когда и косить-то? А на корову, считай, два-три стога на зиму надобно.
– Это еще смотря где косить! Вот Потаповым покосы выделили – тьфу! В заовражье, самая неудобь. Попробуй-ка там покоси.
– И все равно есть еще коровушки.
– В колхозном-то стаде? Конечно, есть.
– Коровушка, она богатым не сделает. Однако и с голоду помереть не даст.
– А комбикорм? Купи сейчас комбикорм попробуй!
– То-то вы весь хлеб скупили!
– Кто скупил-то?
– Да вы! Бывалыча в столовой бесплатно хлеб-то брали. Не так уж и давно.
– Ну и где он, твой бесплатный хлеб? Там же, где и творог, и молоко.
– Зато в космос летаем!
– Подождите, вот целину поднимем. Выстроим агрогорода!
– Ой, граждане! Я так думаю – лишь бы войны не было. А уж это все мы переживем. Чай, не такое переживали.
– У нас и без войны людей убивают. Вон учительницу-то… Говорят – конюх!
Максим навострил уши.
– Это Иваныч-то? Врут. Он и мухи не обидит.
– Это когда трезвый. Пьяные-то все мы хороши!
– Ой, да она уж такая была, учительница эта…
– Какая бы ни была, все одно – живой человек! Жалко. Молодая совсем.
– Да я не об том, что такая… Молодежь, она нынче вся другая. Думаю, милиции бы ревнивцев проверить, а не первого попавшегося хватать.
«А ведь верно!» – Макс закусил губу.
Как же он сам-то не догадался! Ведь убийство-то вполне могло и из ревности быть!
Глава 4
Озерск,
начало июня 1963 г.
Свой «Восход» Владимир Андреевич теперь оставлял под навесом. Хозяйка дома, тетя Глаша, у которой следователь снимал комнату, раньше держала корову и под навесом развешивала для просушки сено. Нынче же, в свете последних постановлений партии и правительства, буренку стало держать накладно, вот и пришлось сменить на козу. А коза – не корова, сена столько не ест. Вот и осталось место для мотоцикла. Ну, чтобы не под дождем.
– Владимир Андреевич! Завтракать идите! – пожарив глазунью с салом, тетя Глаша стукнула в комнату постояльца.
Тот тут же откликнулся:
– Спасибо! Иду.
Отказываться было нельзя – обида. Опер Игнат строго-настрого предупредил.
Сквозь распахнутое настежь окно на кухню заглядывало солнце. Стоявшие на подоконнике цветы в разномастных горшках отбрасывали на стол причудливые угловатые тени. В углу, у печки, мурлыкая, лакала молоко кошка.
– Ох, быстро же вы управились, Глафира Ивановна! – следователь вымыл под рукомойником руки, уселся за стол. – Ну, тут на пятерых, не иначе!
– Кушайте, кушайте! – Тетя Глаша – румяная женщина лет пятидесяти с круглым добродушным лицом – подвинула поближе к гостю изрядных размеров сковороду. Озерск населяли в основном выходцы из близлежащих деревень, а кто же в деревне из отдельной тарелки ест? Только все вместе, из одной сковородки. Да и щи хлебали – из общей миски.
– Вот, сметанку берите. Вчера в раймаг привезли – так сразу очередища!
По проводному радио звучала бравурная фортепьянная музыка – передавали производственную гимнастику. «Поставьте ноги на ширину плеч… И-и… раз-два… три-четыре… Поднимаем колени выше, товарищи!»
– В магазине вчера девчонку убитую вспоминали. – Усевшись напротив, тетя Глаша взяла вилку и зацепила прозрачно-золотистую зажаристую шкварку. – Хорошая она была, Лида-то. Всегда такая приветливая. Хоть и болтали про нее разное.
Алтуфьев задержал вилку над сковородой:
– А что болтали, Глафира Ивановна?
– А то и болтали. Будто бы гулящая она была. С разными парнями шуры-муры крутила. Не знаю уж, серьезно или нет. Ну, в больших-то городах, верно, так и принято – позору нет.
– Хлебушка подайте, пожалуйста. Мерси! А что за парни? – как бы между прочим поинтересовался следователь.
Хозяйка отмахнулась:
– Да всякие. Вон хоть Мишка Замятин, тракторист, или Чудаков Иван из гаража… Тот хоть холостой, а Мишка-то – женатый. А жена его, Валька, – не девка, а чистый черт! Бывало, Мишку-то ка-ак саданет ухватом!
– Серьезная, я смотрю, женщина…
– Уж куда серьезней-то! Не смотри, что антилигенция – агроном… Еще и Виталий Федорович, счетовод колхозный, – и тот к Лиде подкатывал. Мужчина немолодой, положительный. Вдовец.
– Ну, подумаешь, трое всего, – усмехнулся Алтуфьев. – Экое дело. Для молодой да красивой!
– А еще Котька Хренков, молодой совсем, только с армии. Они и на танцульках, говорят, жимкались… А Котька с Копытиным Витькой подрались еще по весне в клубе. Дак тоже, говорят, из-за нее.
– Значит, пятеро получается, – следователь потянулся к стакану с только что налитым чаем.
Хозяйка согласно кивнула:
– Получается так. Хотя кто его знает? Может, еще кто был. А вот эти-то – всем известные.
– Спасибо, Глафира Ивановна. Пойду.
– Удачи, – пожелала тетя Глаша. – Вы уж, Владимир Иваныч, разберитесь там. Не верит народ-то, что конюх убил. Больно уж мужик-то он хороший.
– Обязательно разберемся! – Алтуфьев оглянулся с порога. – На то я сюда и послан.
Заглянув в свою комнату, следователь присел на минутку за стол, записал карандашиком в блокнот фамилии-имена: Константин Хренков, Копытин Виктор, Виталий Федорович, счетовод, Иван Чудаков (гараж), тракторист Михаил Замятин.
Записал, подумал и дополнил список агрономом Замятиной Валентиной. Раз уж она родного мужа ухватом гоняла, то садануть сопернице по голове статуэткой – очень даже могла. Особенно в припадке гнева.
Вообще-то версию убийства из ревности Алтуфьев всегда держал в голове, пусть даже и подозреваемый уже имелся, и все улики – против него. Так-то оно так, да только не похож Шалькин на насильника. Убить – да, по пьянке, наверное, мог. Но чтобы так обстоятельно, хладнокровно – сначала оглушить, затем изнасиловать, а уж потом – тут же! – добить. Это совсем нужно быть изувером, извергом! Хотя не зря ведь говорят, чужая душа – потемки. Будем надеяться, психиатрическая экспертиза что-то покажет. В пользу Шалькина… или наоборот. Вообще же начальство две недели дало. Можно и по версии ревности поработать. Не забывая, конечно, о главном – о подозреваемом. Раз он уже есть. Да еще, по сути, взятый с поличным.
Конюха на допрос следователь больше не вызывал – не видел особого смысла. Подозреваемый упорно стоял на своем – то ли и вправду ничего не помнил, то ли хитрил. Да и черт с ним, пускай вину свою не признает! Под давлением неопровержимых улик на суде обвинение в одни ворота прокатит. Тем более сейчас не старые времена, и признание – не царица доказательств. Обойдемся без его признания, не впервой! Возможных свидетелей только надо установить, понятно, что косвенных. Без них – не обвинение, а третий сорт, нечистая работа.
Свидетели… Что бы они могли по этому делу знать или видеть? Если считать, что убийство и изнасилование произошли спонтанно, на кураже… Кто-то мог с Шалькиным выпивать, это да… Собутыльников искать надо – опера с участковым поторопить. Еще кто-то мог видеть, как конюх в старую школу заходил, ну, или слышать что-нибудь, вряд ли там все по-тихому прошло. Два часа дня – не ночь же глубокая и не раннее утро. Может, кто-то проходил мимо, местные – те, кто рядом живет… Там недалеко – на Школьной – парочка двухэтажных бараков имеется. Так, на Среднее озеро, на Школьные мостки идти как раз через старую школу. Правда, не сезон еще. Хотя жарко сейчас, пусть и вода холодноватая, еще не успела толком нагреться, но все равно – многие уже купаются. Особенно дети, подростки. Вот пусть Дорожкин детей этих и установит.
Внезапно зазвонил телефон. Алтуфьев услышал в трубке голос судебно-медицинского эксперта, местного врача-патологоанатома.
– Окончательная экспертиза? В смысле – окончательная? Да, помню, мы по травмам поскорее просили… Что-что? Беременна? Пять недель? Хм, однако…
Вот так-то вот, братцы!
Положив трубку, Владимир Иванович поднялся из-за стола и задумчиво посмотрел в окно, выходившее на главную – Советскую – улицу.
Погибшая-то был беременной! На пятом месяце, незаметно еще. От кого, интересно? И еще интересней – имеет ли это отношение к делу? Если убийца – Шалькин, то, конечно, нет. Не от него же она забеременела! Тут много есть от кого… Если убийца – Шалькин, так и черт с ней, с этой беременностью. А если не Шалькин? Конечно, девяносто девять процентов, что он. Но один-то процент погрешности все-таки остается…
* * *Как и договаривались, вечером следующего дня Макс и Женька встретились у колодца. Как раз была суббота – танцы, да еще и получка в леспромхозе. Последнее было видно уже от колодца – на углу Советской и Исполкомовской.
На пологом холме, поросшем вербою и тамянкой, виднелось основательное злачное заведение – сложенная из крепких бревен рюмочная, после знаменитого фильма «Великолепная семерка» именуемая в народе – «Бар». Прямо напротив него, рядом с аптекой, располагалась небольшая, но уютная чайная, где подавали вкуснейшие пирожки! В «Баре» же всегда продавали дешевые конфеты «Барбарис» местного производства, а потому там кроме любителей пива постоянно толклась детвора.
Нынче детворы не было – получка. И в рюмочной, и в чайной публика собралась серьезная – пили пиво, водку и дешевое плодово-ягодное вино, прозванное в народе «чернила».
В целях конспирации Максим притащился с ведром, как и Женя, давно дожидавшаяся его на притулившейся к колодезному срубу скамеечке. Темные волосы ее на этот раз были собраны в хвостик, а спортивную форму – «динамовскую» майку и трусы – девочка сменила на платьице из синего в белый горошек крепдешина.
– Ничего себе! – вместо приветствия заценил юноша. – Вот это наряд! Что-то я у тебя такого раньше не видел.
Покривив губки, Женька дернула шеей:
– Тебе не нравится?
– Наоборот! Очень даже нравится, что ты! – поспешно оправдался Максим, глядя на подкативший к рюмочной новенький милицейский мотоцикл с коляской. За рулем сидел участковый Дорожкин.
– Драка, наверное, – философски заметила девушка. – Заколебутся сегодня пьяных возить. Получка – такое дело.
– А ты откуда знаешь, что получка?
– А не видно, что ли? Да и мама у меня в конторе бухгалтером. Ой, автобус! Смотри какой!
Автобус и впрямь нынче подали большой и красивый. Бело-зеленый, с большими окнами, не то что всегдашний старенький ЗИС, который того гляди развалится. Народу в салоне было много – впритык. Суббота. Из Тянска заводчане все на природу – в Озерск да по деревням, так сказать, на малую родину. Недавно построенный в Тянске металлургический завод, как пылесосом, высосал почти все деревни. А что? Там и профессия, и квартиры. Да и работа – это тебе не в колхозе в страду: паши с утра до ночи.
– ЗИЛ сто пятьдесят восьмой! – Макс согнал с лица готовую вот-вот сорваться улыбку, несколько покровительственную – ну что девчонки в технике понимают?
Однако ошибся…
– Знаю, – широко улыбнулась Женька. – Тридцать два посадочных места. А вообще рассчитан на шестьдесят человек. Это городской автобус вообще-то… Что так смотришь? У меня папа – шофер, забыл?
– Забыл.
Вообще-то и не знал, если честно. С этой немножко взбалмошной, но упертой девчонкой Максим как-то до последнего времени не очень-то и общался. Не принято было, чтобы серьезный, практически взрослый человек, выпускник – и с какой-то там мелочью, семиклассницей… Нет, ну, разговаривали, конечно, – Женька частенько забегала к сестре, все-таки подруги. Макс еще Женькин проигрыватель починил, портативный. Да там и чинить-то особо нечего было – так, чуток припаять.
– Вообще я и ездить могу, – чуть потупив глаза, как бы между прочим похвалилась девушка.
А это – чтобы знал! Чтобы видел – не такая уж она и мелочь.
– На автобусе?
– Издеваешься? На легковой. Запросто! Папа учил. Хотя автобус – что, не машина, что ли?
– Слыхал, слыхал…
Максим хмыкнул: что-то такое он еще по весне краем уха слышал от Катьки: про Женечку Колесникову, про колхозный автобус и кювет!
Послышался треск – мимо проехал белобрысый пацан на мопеде. Максим посмотрел вслед с невольной завистью.
– Вэ девятьсот один Харьковского завода, – тут же вставила слово Женя. – Теперь такие еще и во Львове производят.
– Хороший мопед.
– Мотовелосипед, скорее. Мопед – это «Рига».
Ну да, вообще-то В-901 от обычного «взрослого» велика отличался мало. Разве что колеса чуть-чуть потолще да на раме небольшой бак, а внизу – двигатель. А так все такое же – седло, крылья, педали. Багажник точно такой же, как у Макса на велосипеде «Урал». Не, не мопед – права Женька. Просто велосипед с моторчиком. Иное дело – «Рига»! Элегантный красно-белый красавец, больше на мотоцикл похожий.
– Папа говорит, «девятьсот первый» надежней. А с «Ригой» еще навозишься! О, вон еще один!
На этот раз на «девятьсот первом» проехал почтальон дядя Слава с большой матерчатой сумкой.
Вскочив, Женька замахала рукой:
– Эй! Дядь Слава, нам есть что?
Вряд ли почтальон разобрал в этом треске ее слова, но на отмашку среагировал, остановился, заглушил двигатель.
Высокий, всегда улыбчивый, с пышными каштановыми усами и аккуратной стрижкой «полубокс» с челочкой, почтальон был в Озерске человеком известным и уважаемым. Как и в любой деревне. Хоть и появился здесь не так давно, года полтора назад. Откуда-то с северов переехал.
Почтальон… Письма, газеты, журналы… Радость, а как же!
– Колесниковым есть кое-что, – по-гусарски подкрутив усы, почтальон поправил на голове старую железнодорожную фуражку (говорят, он когда-то работал проводником).
– Вот вам бандероль. Пляши!
– Ой, из Риги! Здорово!
– Газетки: «Пионерская правда», «Комсомолочка», «Сельская жизнь»…
– Спасибочки, дядя Слава!
– Да не за что, – вручив корреспонденцию Женьке, почтовый работник снова полез в сумку. – Тут соседям вашим, Потаповым, открыточка. И постояльцу ихнему, гражданину Мельникову, извещение на заказное письмо. Кстати, тоже из Прибалтики. Из Риги, кажется… Да, потом на почту забеги – за бандерольку распишешься.
– Спасибо вам большое!
– Да ладно! Посылку-то я б, честно сказать, не повез. А бандероль – легкая. Да и все же – мопед. Не самому педали крутить!
Дядя Слава горделиво погладил руль своего Вэ девятьсот первого и, вытащив из кармана пачку «Памира», закурил.
Мопедов, к слову сказать, в последнее время в Озерске развелось очень много! В основном «девятьсот первые», но встречались и «Риги». Покупали их вовсе не детям – до такой степени еще не разбаловали. Нет, брали взрослые мужики – для себя. На охоту съездить, на рыбалку, за грибами в лес, да мало ли. Прав ведь не надо, купил да и езди себе. Особенно хорошо тем, кто на автобазе, – бензин можно свободно достать. Хотя он и так – копейки.
– Ах, милиция, милиция, – глядя, как младший лейтенант Дорожкин усаживает в коляску пьяного, почтальон снял свою старую фуражку. – Лучше бы убийство раскрыли. Эх, жалко девочку. Да и машину в лесу обстреляли недавно… Говорят, аванс везли. Что нового-то, не слыхали?
– Ну, уж тут, дядя Слава, вам лучше знать, – резонно возразила Женька. – Вы же везде бываете.
– Говорят, банда в лесу завелась, – выпустив дым, почтальон стряхнул пепел и подкрутил усы. – Вооруженная!
– Да ну, врут! – вступил в разговор Максим. – Откуда тут банда-то?
Дядя Слава щелчком отбросил окурок и повел плечом:
– Может, и врут. А может, и не врут. Кто знает. Вы, значит, ничего не слыхали?
– Не-е… – хором откликнулись ребята.
– Жаль. Думал, хоть кого-то нашли. А то ведь по деревням езжу – страшновато. Ладно, бывайте. Поеду.
– Всего доброго, дядя Слава!
Надев фуражку, почтальон закрутил педали, разогнал мопед – затарахтел двигатель. Проводив его взглядом, Женька уселась на лавочку и принялась распаковывать бандероль – любопытство взыграло!
Мимо вновь проехал автобус. Тот же самый – «ЗИЛ сто пятьдесят восьмой». На этот раз – в Тянск. Последний вечерний рейс.
– Ой, смотри – Михаил Петрович! – отвлекаясь от бандероли, Женька кивнула на автобус. – Сзади сидит. С бородкой и в шляпе… Ну, дачник городской, Мельников. Что у Потаповых комнату снял. Ботаник! У нас гербарии собирает. Как я!
– А-а…
– Интересно, что же он, насовсем уехал? А как же заказное письмо? Дядя Слава просил…
– Да разберутся они как-нибудь с письмом, Женя. Ладно, пора мне.
– Макс, стой! – ухватив парня за руку, Женька протянула пакет. – Помоги, а то тут бумага такая твердая…
– Давай. – Максим быстро справился с бандеролью.
– Открытка! Это мне на день рождения! – девушка радостно хлопнула в ладоши. – И какие-то странные пленки. Это что, Макс? Рентген, что ли?
– Это пластинки, Женя, – покровительственно хохотнул Максим. Ну, хоть в чем-то сегодня он эту приставучую мелочь уел! А то и про автобусы она все знает, и про мопеды… Гляди-ка – «папа шофер»!
– Видишь, вон – звуковая нарезка. Так и называются – записи на костях. Их стиляги слушают.
– Так, по-твоему, я – стиляга? – Женька сердито сверкнула глазами.
– А вот хвостик распустишь – будешь очень даже похожа!
– Я?
– Смотри-ка, тут и подписано…
– Дай! «Армстронг» – ого! Ой – «Под небом Парижа»! Как здорово-то! Давно хотела эту песню иметь. Еще какой-то Элвис Пресли – такого не знаю…