Первые шаги к власти

– Должен найти вот это место. Камень Сигр будет тебя ждать.

Передо мной возникло изображение камня. Он поворачивался в воздухе передо мной вместе с частью скалы, из которой выступал.

– И что дальше?

– Разберешься на месте, поговорив с ним. Твоя ладонь – пропуск внутрь. Тебе придется найти место на камне и приложить ее так, как увидишь и почувствуешь. И не медли, когда представится возможность. Для тебя – это единственный способ уцелеть. Ты рано повзрослеешь, но иного выхода нет. Я все сказал. Если все выполнишь правильно и вовремя, мы с тобой еще поговорим. А сейчас мне пора уходить. За тобой уже идут. Просыпайся. Сон ты не будешь помнить, но место, куда надо прибыть, не забудешь. Отцу и матери ничего не говори. Так будет лучше для всех. Тебя они не поймут. Знание проявится в тебе в нужный момент, только сделай волевое усилие и помни: что бы ни происходило, жизнь на этом не заканчивается для тебя…

После этих слов фигура Монрига исчезла, как будто ее и небывало, а я резко проснулся, пройдя во сне за несколько мгновений неизвестные мне пространства. Какое-то время я лежал, а потом, ощутив вибрацию на нарше, согнул руку, чтобы посмотреть на него. Напульсник вибрировал. На нем время от времени загорался красным светом вмонтированный датчик, что было следствием того, что во сне я нарушил неписаные правила поведения. А это означало одно: визит в наш дом ширтов или других агентов влияния. Пришлось звать отца и мать. Они, прервав беседу, подошли ко мне. Взглянув на меня, лежащего на ложе и на напульсник с мигающим датчиком, отец изрек:

– Беда не приходит одна. Здесь оставаться мы точно больше не можем. Иначе…

Фразу отец не договорил, но мне и так все было ясно.

– Спи пока, – сказала мать, отключая устройство. – Завтра рано вставать.

Я не возражал. Сам не пойму почему, но я хотел спать. Уснул, как только приложил голову к подушке, но уже без сновидений. Родители же после вынужденного визита ко мне окончательно решили бежать. Вначале, как я уже говорил, мы отправились в Гавлац, но отец, прежде чем туда прибыть, высадил меня и сестру в дачном домике, а сам с матерью отправился в город. С того момента я их больше не видел.

Как оказалось позже, правитель Гавлаца был предателем. Как только отец и мать прибыли к одному из друзей отца, их сразу же схватили. Мухату нужны были оцаланы, особенно после уничтожения Нэирума. Поэтому за всеми оцаланами в городе и в его пригородах было установлено наблюдение. Сигнал о прибытии гостей агенты, работающие на Мухата, получили немедленно. Шансов у моих родителей тогда не было. Мухат же, зная, кто такой Матиотан, обрадовался. В его руки попал один из лучших интеллектуалов. Мухат решил передать отца Урэне, а это значило работу на врагов под строжайшим контролем. Родители на это, как узнали, что им предстоит, не пошли. Оба ушли из жизни добровольно, имея на этот случай встроенные в ротовой полости капсулы с мгновенно действующим ядом.

Я же, оставшись в домике со старшей сестрой, решил действовать так, как во сне мне сказал незнакомец. Сон почему-то именно тогда ярко и во всех деталях вспомнился мне. Также я вспомнил, что Монриг ничего не говорил мне о том, чтобы я не делился информацией с сестрой. Дальция, услышав мой рассказ, слегка удивилась, но быстро справилась с собой. Поразмыслив, она предложила:

– Дождемся родителей, потом решим, что делать.

Сам не зная почему, я сказал:

– Они уже не вернутся сюда, – чем еще больше удивил сестру.

Щемящее чувство возникло у меня тогда. Я не знал, что точно произошло с родителями, но был убежден, что на месте оставаться долго нельзя, о чем и сказал сестре. Она, подумав, согласилась со мной.

– Куда же мы денемся?

– Полетим к Водзигу, – уверенно сообщил я место, куда нам надо срочно отправляться.

– Ты так доверяешь этому незнакомцу?

– А у меня больше, кроме него и тебя, некому доверять. Здесь нас, если мы останемся, точно схватят. Я в лагерь не хочу, в сиций (интернат) тоже. Попробуем скрыться, хоть это и опасно.

– Оттуда же наступают дачаэны! – слабо сопротивлялась сестра.

– У тебя есть лучшие предложения?

Сестра молчала. В один момент мы стали беглецами, у которых не было приюта. Возвращаться в столицу не было смысла. Это мы оба тогда понимали.

– Ладно, – подумав, согласилась со мной сестра. – Попробуем отправиться туда, куда тебя направили. Может быть, какое-то время переждем там. Если нет, – сестра задумалась.

– …Тогда придумаем что-то другое, – продолжил я невысказанную ею мысль.

– А на чем добираться будем?

– Так в дицихе есть мастерская, а в ней карч. Придется нам поработать. Карч, хоть и старой модели, но летит еще быстро. Мне поможешь?

– Веди, илий (мастер на все руки), – усмехнулась сестра.

Дальция была на девять лет меня старше, готовилась вскоре закончить обязательное обучение и выйти замуж, но этому не суждено было сбыться. Что было положительно в сложившейся ситуации, так это то, что Дальция на уровне разбиралась в моделях самых разных летательных аппаратов, следовательно, могла оказать мне квалифицированную помощь. Вдвоем мы быстро управились. Карч через три часа нашей работы был вполне готов к тому, чтобы следовать в заданном направлении. Мы быстро собрались, погрузив все необходимое, после чего я, не доверяя сестре, повел машину в режиме невидимости на средней скорости как можно ниже над поверхностью так, чтобы ее нельзя было заметить. Если бы мы поднялись выше в воздух, то нас сразу бы засекли. Защита карча была на низком уровне, но лучше что-то, чем ничего.

Так, земляне, в восемнадцать лет я уже сам определил свою судьбу, без колебаний приняв к действию совет Монрига. Это и спасло мне жизнь, позволив стать в конечном итоге правителем одной из ведущих зон, а также председателем планетарного Совета Марса. Однако до этого времени должны были пройти столетия. Я же только начинаю рассказ о днях своей юности, прошедшей по большей степени в войнах и противостояниях. Начало – всегда трудное дело, но вместе с тем и успешный старт, если подготовиться…

Глава 2

В забытом бункере

Когда в юности ты прикасаешься даже частично к знаниям и знакомишься с предыдущим воплощением духа, который ты представляешь в нынешнем воплощении, тебя охватывает легкий трепет и незнакомое доселе чувство радости. Как будто что-то просыпается в тебе давно забытое и отложенное до лучших времен.

Ты, глядя на свое прошлое воплощение, думаешь, что он твой учитель. Отчасти это так, но все же тот, которого ты видишь, даже обладая знаниями, опытом и навыками, не смог сделать то, что намеревался.

Теперь он, связавшись с тобой, побуждает тебя продолжить его дело, предупреждает об опасностях, называет вещи своими именами, намекая, что положение дел еще хуже, чем он говорит.

Ты же с некоторой опаской слушаешь его, воспринимая происходящее, как некий сон, но это не сон, а реальный мир, с которым ты едва-едва начал соприкасаться.

Кто рано взрослеет, тот, если не сломается, может достичь многого, в том числе и сотворить себя сильной личностью. Не я первым так поступаю. Также не я последний в этой череде…

    Элоджил. Из дневника

Пилотирование летательных аппаратов, потомки, было моей страстью с возраста четырнадцати лет, хотя и раньше я тренировался на самых разных тренажерах, имитирующих полет, чтобы разобраться с управлением летательных аппаратов и почувствовать себя в роли пилота. Отец не мешал мне, но и не подталкивал к этому. Вообще папа выдерживал в отношении меня и моего воспитания правильную линию. Он мог только лишь слегка подтолкнуть или направить меня словом, жестом, даже едва заметной усмешкой и озорным блеском глаз, но не больше. Я не слышал от него приказов или распоряжений по типу: пойди и займись тем-то или «как ты мне уже надоел». Даже будучи занятым, отец всегда уделял мне внимание, пусть и немного, но этого вполне хватало для ребенка и юноши, который увлеченно занимался своим делом. Также отец не запрещал мне даже опасные забавы, считая, что в любом случае мне необходимо убедиться на собственном опыте, с чем я имею дело.

К шестнадцати годам я вполне сносно пилотировал любой малогабаритный летательный аппарат, а к семнадцати годам уже, рискуя разбиться, выжимал из того, что было под рукой, максимально возможное. Причем хитрец-отец, когда я готовился к тому, чтобы поступить в муций, ставил мне условия по типу: выучишь от сих до сих, после этого можешь отправиться в Нэирум, чтобы потренироваться пилотировать карчи или целги. В Нэируме у отца были знакомые, которые позволяли мне тренироваться на всем или почти на всем, что, так или иначе, было на площадках и в ангарах. А было в Нэируме сосредоточено немало самых разных средств, в том числе и летательных аппаратов.

Между нами говоря, Нэирум кроме всего прочего был еще и одновременно этаким центром, куда с окрестных городов и поселений свозили поломавшуюся технику, если ее не могли починить в местных условиях. Поэтому для меня было раздолье на здешних площадках, где присутствовали все образцы и виды ходящих, летающих и ползающих машин и приспособлений, аппаратов и роботов.

Гинзаг – лучший друг и товарищ отца, когда я приезжал в Нэирум, только лишь вздыхал и хмурил брови, но неизменно говорил:

– Дуцир (помощник Гинзага) предоставит тебе все, что захочешь, но если, как в прошлый раз, поломаешь… – Гинзаг странно вертел головой, приоткрывал рот, намереваясь мне что-то сказать, складывал руки на груди, а потом произносил: – Будешь отрабатывать. Сам будешь помощником ватлла (мастера по починке техники). Не отпущу тебя в столицу, а отцу скажу, чтобы принял меры.

Я отвечал в том духе, что не подведу его, но частенько нарушал обещания. А когда Гинзаг, гудя, меня распекал, опускал голову и молча выслушивал его замечания, давая выговориться.

Зато помощники Дуцира меня любили. Я, когда приезжал из Мэарэи, вносил в жизнь коллектива разнообразие. Мне прощали выходки и не слишком-то за них выговаривали, делали это, скорее, для виду. Впрочем, как-то раз, когда я сильно разбил, забавляясь, оркат, отцу пришлось платить за его восстановление. Как говорили ватллы, когда я после этого случая к ним снова прибыл: «Ты, главное, сам не расшибись, а остальное мы поправим». За такие слова и доброе, терпеливое отношение ко мне я и любил ватллов. Эти гениальные, как мне казалось, сборщики и механики могли сделать все в буквальном смысле, имея под рукой необходимые материалы.

Я, когда Нэирум был уничтожен, ни о ком так не жалел, как о них, и определил сам для себя тогда главное: что бы ни произошло, я доберусь до тех, кто отдал приказ уничтожить Нэирум с его обитателями. Доберусь и накажу. Как я это сделаю, я еще тогда не знал, зато знал, что так точно будет.

Урэна, правитель вэцлаха Лоуй, – вот, кто был по моему видению главным виновником уничтожения Нэирума. Он и должен был, как я считал, ответить за все. Мысль об этом только-только начала созревать в моем сознании. И это была не месть, а нидза – необходимое действие, которое следовало совершить непременно. Ведь тот, кто позволяет себе не отвечать ударом на удар врага, либо существо забитое, смирившееся с мыслью о рабстве и не имеющее сил что-либо сделать, либо – выжидающее момента для того, чтобы со знанием и умением нанести ответный удар по противнику. Себя, естественно, я причислял ко второму типу инчарсов.

Как-то так сам незаметно для себя я сформулировал один из основных законов, в соответствии с которым жило наше общество. Закон гласил: на действия противника всегда и при любых условиях должен быть адекватный ответ. Я не был удаглом (сломленным инчарсом), которому все равно, что с ним будет, но не был и вержаком – существом, живущим местью. Однако я знал точно: агрессор должен получить по заслугам рано или поздно. Если в данный момент я ничего не мог сделать для этого, то в мою обязанность входила необходимая подготовка для того, чтобы я был готов осуществить должное действие. По-иному и быть не могло. А иначе, зачем жить? Влачить жалкое существование покоренного и подотчетного существа? Делать вид, что ничего не происходит и день ото дня жевать, как жвачку, привычную пищу и тихо проклинать противников, которые только лишь посмеиваются от твоей несостоятельности?

У меня был не тот характер, чтобы проходить мимо того, что требует моего должного участия и проявления необходимых качеств. Я жаждал справедливости, хотел, чтобы все было честно. Этим, как я понял с годами, надо переболеть, чтобы обрести некий иммунитет. На поздних стадиях болезнь, под названием – борьба за справедливость – чаще всего заканчивается летательным исходом и ты, отстаивая идеалы, сам становишься жертвой собственных ложных представлений, играя своей смертью на руку врагам.

К мудрости в конечном итоге приходит тот, кто обретает внутри себя несколько иное видение происходящего, понимая, что стоит за тем или иным действием и не участвует в играх сил, которые разыгрывают на Марсе спектакль под названием – борьба за равенство и справедливость. Я вовремя понял, что в принципе их быть не может лишь потому, что у каждого своя правда и справедливость.

Если говорить вашим языком, земляне, то волку, если он не съест барашка, будет плохо. О барашке я и не упоминаю. Он точно не обрадуется. Учитывая то, что в физические тела воплощаются как представители духовной субстанции, так и представители темных энергий, паразитирующие на воплощениях духа, питающиеся их энергиями, то все вопли о равенстве справедливости и мире – пустой звук невежд и профанов. Волк никогда не откажется от пищи, а барашек, если не научится себя защищать, рано или поздно станет пищей для волков. Иного не дано в нашей реальности, где все устроено так, чтобы энергии одних питали других. Но хуже всего, земляне, что это борьба и война идет внутри каждого из нас.