Сшитое лицо

Противники сблизились и закружились в хороводе боя. В воздухе зазвенел перестук топориков. Молодой сартыал оказался храбрым, но неопытным: Хонгу, проделав обманный финт и уйдя в сторону, ударом обуха оглушил его, и парень упал на землю. Отпихнув его оружие в сторону, шитолицый встал над поверженным и огляделся.

Ичин, бросившаяся вдогонку за Айыыной, настигла ее на середине болота и, схватив за волосы, тащила обратно. Двое молодых шитолицых, так же догнав третьего беглеца, ранили его и волокли обратно к месту нападения. Вскоре пленников связали ремнями и бросили на землю. Напавшие, с ленивым интересом осмотрев оружие и скарб сартыалов, отобрали наиболее ценные вещи и начали связывать их в узлы. Хонгу, приблизившись к связанным пленникам, присел над тихо плачущей Айыыной. Приподняв за подбородок её лицо, молча посмотрел ей в глаза. Она вся в слезах, подняла голову и встретилась с ним взглядом, тихо прошептала:

– Пожалуйста, отпусти меня…

Взгляд Хонгу обдал ее холодом. Под пристальным взором напрягшейся рядом Ичин он ничего не ответил Айыыне и, отвернувшись, поднялся и отошёл.

– Хорошо связали? – спросил он, осматривая пленников.

Один из них подняв голову и, не отводя взгляд, смело посмотрел ему в лицо. Второй, помоложе, лёжа со связанными руками на боку, глядел на лежащего неподалеку мертвого старшего товарища, и по его лицу катились слезы.

– Не убегут… – неуверенно отозвался Онгонча и добавил: – Только вот с этим что делать? Подойдя к плачущему пленнику, он перевернул его ногой на живот и указал на его ногу. Резаная рана с тыльной стороны колена сильно кровоточила. Увидев её, Хонгу переменился в лице и досадливо выругался.

– Глупые олени! Кто его ранил в ногу?! Как он теперь пойдёт?!

Молодые воины, догнавшие и ранившие молодого сартыала, потупили головы.

– Сколько раз, глупцы, я вам говорил! Как он пойдёт теперь? Сами его на себе потащите?! – Хонгу, высказавшись, замолчал, оглядывая лежащих перед ним пленников и решая, как быть с раненым.

Возвращаться назад надо было тихо и быстро, мало ли кто им встретится по дороге. Жестокий промысел племени зависел от его малозаметности в Чёрной тайге. Раненый пленный был бы им досадной помехой в пути. Хонгу и Онгонча обменялись взглядами, не ускользнувшими от внимания пленника. Он побледнел. Хонгу присел перед ним на корточки. Встретившись взглядом с главарем шитолицых, сартыал догадался, что его ожидает. Он шумно задышал, и все же собрался с духом. Отползая от Хонгу, гордо вскинул голову и, крутясь на земле, оглядел всех стоящих вокруг:

–Я не боюсь вас, собаки! – вдруг, подобравшись, он смачно плюнул в Хонгу, стараясь попасть ему в лицо.

Плевок не долетев, попал тому на ворот. Шитолицые разразились бранью и угрозами. Сам Хонгу, улыбнувшись, тихо рассмеялся, спокойный, как вода, с пальмой в руке. Его смех поддержали остальные. Ичин, изменившись в лице и выругавшись, подскочила к пленнику и взмахом ножа отсекла ему ухо. Сартыал заскрежетал зубами и замотал головой, разбрызгивая веером хлынувшую кровь. Схватив отрезанное ухо, Ичин сунула его себе в рот. Прожевав пару раз, она выплюнула его в лицо пленнику и выругалась. Смех усилился. Связанный сартыал, извиваясь на земле, попытался оплевать всех стоящих.

–Я не боюсь вас ! Вы все трусы! Я не боюсь вас, и не страшусь смерти! Я не боюсь умирать! – в отчаянии быстро заговорил раненый.

Хонгу, смеясь, склонился над ним и схватил одной рукой за косу. Притянув сартыала к себе, второй рукой приложил острие пальмы к его груди. Остальные также достали свое оружие.

–Молодец… Молодец… – перестав смеяться, одобрительно и тихо произнес Хонгу, глядя в глаза пленника, – Умереть легко, храбрый сартыал… Жить трудно…

Он вонзил острие клинка в сердце пленника. Тот захрипел, дернулся в руках шитолицего и со стоном выдохнул. Хонгу выдернул пальму и, поднявшись с колена, отступил назад. Стоящие кругом воины обрушили град ударов на умирающего. Кровь брызнула на лежащую рядом Айыыну. Она в ужасе завыла сквозь перетянутый через рот ремень и попыталась отползти подальше от забившегося в агонии пленника. Вскоре он затих, и его тело вместе с трупом седого соплеменника оттащили в болото. Собрав пожитки убитых и связав их в узлы, шитолицые разделили их, погрузили на себя и на спины двух пленников. Оглядев готовых к выступлению воинов, Хонгу дал знак, и отряд, растянувшись цепочкой, растворился в лесу. Болотная марь опустела, только кровавые пятна на желтой осенней траве напоминали о разыгравшейся здесь трагедии.

К вечеру отряд достиг горной речки, где ещё утром Айыына пряталась на деревьях. Переночевав на ее берегу, с рассветом двинулись дальше, другим путём, к своему стойбищу.

Айыыну вели в связке с молодым сартыалом, и он то и дело поддерживал обессиленную девушку, находившуюся в состоянии ступора. Онгонча, видя, что она задерживает отряд, распорядился, чтобы с неё сняли часть поклажи и распределили между остальными. Невидящим взглядом смотря себе под ноги, Айыына молча шла по тропе. Покорно останавливалась на привалах и, не поднимая шума, послушно замирала, когда идущий впереди дозором Онгонча, почуяв опасность, давал сигнал прекратить движение. Её охватила апатия, появилась какая-то отрешенность. Осеннее солнце ласково пригрело ее, и она шла как во сне. Ей казалось, будто все, что случилось, происходило не с ней, а с кем-то другим.

Поросший соснами лес был тих. Тропа в этом месте сильно сузилась, и приходилось идти гуськом. Онгонча, шедший впереди, определял путь, Хонгу замыкал шествие. Он то и дело встречался взглядом с Айыыной, но она как будто не видела его. Они остановились только для того, чтобы наскоро поесть, а потом вновь тронулись с места.  Хонгу  безжалостно гнал их вперед.

Ближе к полудню они достигли большого озера, на середине которого плавало множество уток. Огибая его по берегу, шедший впереди Онгонча вдруг дал знак остановиться и замереть: что-то встревожило его, и некоторое время они, застыв изваяниями, стояли на тропе возле большого раскидистого дерева. Хонгу и Онгонча с опаской изучали небольшое кострище у подножия дерева и след человеческой ноги.

– Маленький человек?.. Ребёнок?.. След совсем свежий… И медвежий след…– услышала Айыына обрывки тихого разговора шитолицых.

Насторожившийся отряд приник к земле, некоторое время, не двигаясь, воины прислушивались к лесу, тишину которого нарушали лишь мелкие птицы. Они уже находились на своей земле, и свежий след чужаков озадачил их. Этот ребёнок не один… Где-то рядом должны быть и взрослые… Кто эти люди? Встревоженный Хонгу ткнул пальцем в Онгончу. Указал на верхушку ближайшей сопки, приложил ладони к ушам, повертел головой. Тот, молча кивнув, бесшумно исчез в кустах. Прошло некоторое время, и они по знаку Хонгу так же тихо покинули это место.

Вечерело, уходящее солнце коснулось верхушек деревьев. Вскоре, остановившись на привале, Хонгу, переговорив со своими, разделил отряд, и Ичин вместе с собакой и двумя соплеменниками углубившись в лес, покинули их. Оставшийся отряд из пяти шитолицых и двух пленников, вернувшись к речке, продолжил путь вдоль берега. В сумерках они достигли места, где нависавшие над рекой скалы расходились в стороны, а сама река становилась мелководной, и её можно было перейти вброд. Остановив отряд, Хонгу приказал одному из подручных охранять пленников, а сам с Онгончей и двумя соплеменниками, взвалив на себя поклажу, начал осторожно переходить реку. Течение здесь было сильным и норовило сбить с ног. Переправлявшимся с взваленной на плечи поклажей приходилось соблюдать осторожность и удерживать равновесие, чтобы не упасть в воду.

Айыына, приткнувшаяся на камнях рядом со вторым пленником, безучастно смотрела на бурлящий перед ней поток. Оставшийся охранять их шитолицый, присев у воды, начал набирать воду в кожаную емкость. Вдруг Айына почувствовала, как молодой сартыал осторожно коснулся её ноги коленом. Медленно повернув голову, она увидела, как он, изогнувшись, дотянулся связанными руками до своей щиколотки и вытянул из-под штанины небольшой нож. Сверкнув глазами, он вопросительно посмотрел на девушку и незаметно кивнул. Айыына осторожно покосилась на сидящего к ним спиной шитолицего, все ещё набирающего воду. Бросив беглый взгляд на реку, увидела: Хонгу почти добрался до противоположного берега, трое же его спутников все ещё находились на её середине. Она судорожно кивнула сартыалу, её вновь бросило в дрожь. Пленник, достав нож, быстро перерезал ремни, которыми были связаны его руки, и, свернувшись, принял прежний вид. Их охранник, набрав воду, повернулся к ним и, подойдя ближе, знаком предложил пленникам утолить жажду. Напоив сначала Айыыну, он присел к сартыалу и поднёс флягу к его рту. В этот момент тот, издав боевой клич своего племени, одной рукой схватил ошеломлённого шитолицего за ворот парки, а другой с силой вонзил нож в его живот.

Шитолицый, охнув, осел на землю, уронив флягу на камни. Сартыал быстро вскочил и, оказавшись над Айыной, перерезал ремни на её руках. Оглянувшись, вновь бросил взгляд на реку. Стоящий на том берегу Хонгу первым увидел, что пленники освободились. На бегу что-то закричал Онгонча и схватил лежащий на поклаже саадак с луком. Приложив стрелу, прицелился в освободившегося сартыала. Остальные, немного замешкавшись, все же выбежали на тот берег, побросали тюки на камни и кинулись обратно.

Расстояние между берегами было невелико, но сартыал сумел увернуться от первой стрелы. Склонившись, он выхватив у раненого шитолицего топорик и выкрикнул ругательство, высмеивая меткость Хонгу. Он взглянул на замешкавшуюся Айыыну и что-то крикнул ей на своём языке. «Беги!» – догадалась она и растерянно оглянулась: Онгонча и молодой шитолицый, высоко поднимая ноги и вздымая тучи брызг, преодолевая потоки воды, приближались к их берегу.

Она ещё раз взглянула на молодого сартыала, повернулась и начала карабкаться по камням вверх, на скалы. Сартыал, сжимая топорик в руке, глядя на приближающихся по реке шитолицых, понял, что одному ему с ними не справиться, и, выкрикнув ещё раз боевой клич своего племени, бросился бежать вдоль реки. Хонгу успел второпях выстрелить в него, но вновь промахнулся. Глубоко вздохнув и успокаивая себя, он вложил в лук очередную стрелу и тщательно прицелился. Убегающий отдалился на значительное расстояние и через мгновение должен был скрыться в густом кустарнике. Медленно выдохнув, Хонгу пустил стрелу. Она попала в верх спины, и сартыал, споткнувшись, упал на четвереньки. С трудом поднявшись, вновь пошёл неровным шагом. Опустился на колени и, пытаясь достать стрелу, завалился набок. Хонгу, бросив лук, кинулся к реке и начал быстро переходить её. Он крикнул молодому шитолицему лезть наверх за Айыыной, а Онгонче – добить раненого сартыала.

Айыына, успевшая подняться до середины скалы, отчаянно карабкалась вверх, то и дело сползая обратно в местах, где мелкий скальник образовывал насыпи. Глянув вниз, она заметила, что по её следам, быстро перескакивая с камня на камень, карабкается молодой преследователь.

Онгонча, добежав до ползущего от него раненого сартыала, сильным ударом копья пронзил его спину, и тот затих. Прихватив его топорик, Онгонча побежал назад. Хонгу, добравшись до берега, склонился над раненым в живот соплеменником, под которым уже набежала приличная лужа крови. Уже будучи на руках Хонгу, умирающий что-то хотел сказать ему, но изо рта потекла кровь и, судорожно вытянувшись, он умер. Хонгу с потемневшим лицом поднял голову и с горящими ненавистью глазами посмотрел наверх.

Взбирающийся наверх за девушкой шитолицый настигал ее: ему оставались считанные метры. Айыына все же успела первой добраться до верхнего края скалы, где силы покинули ее, и она остановилась на четвереньках. Глотая воздух и не имея сил подняться на ноги, девушка попыталась справиться с головокружением.

Из-за смерти молодого соплеменника ненависть помутила разум Хонгу. Увидев, что через мгновение девушка скроется, он заскрежетал зубами, и найдя бешеным взглядом приближающегося к нему Онгончу, крикнул ему:

– Убей её!

Тот, взглянув на мертвого соплеменника, затем на потемневшего от гнева Хонгу, хотел что-то сказать ему, но промолчал. Перехватив своё копьё, посмотрел наверх. Айыына была на вершине скалы. Примерившись и отойдя назад, Онгонча с откинутым в руке копьем сделал два быстрых шага вперёд и сделал мощный бросок.

Айыына, задыхаясь от усталости, шатаясь, встала с колен, выпрямилась и обернулась назад, чтобы посмотреть вниз, на преследователей. Она не слышала крик Хонгу и не видела летящую к ней, вращающуюся вокруг своей оси темную смерть. Остро наточенный железный наконечник, дрожа в воздухе, застыл в воздухе прямо перед глазами не успевшей испугаться Айыыны. Она рассмотрела лезвие до мельчайших подробностей: мелкие зазубрины, пятна засохшей крови и небольшие впадины, оставшиеся от ударов кузнеца, что ковал это орудие смерти. Затем она с запоздалым испугом заметила руку, крепко держащую копьё за черное древко. Темная фигура мужчины, рука которого на лету перехватила погибель, возникла рядом с ней неожиданно, словно из воздуха. Незнакомец был невысок, одет в темную оленью парку с капюшоном, почти скрывающем лицо. Нижняя часть его лица была дополнительно скрыта темной повязкой, над которой сверкали настороженные темные глаза. Ноги Айыыны от неожиданности подкосились, и она неловко плюхнулась на листву. Незнакомец, перехватив пойманное копьё остриём вниз, отвернулся от неё и быстро подошёл к обрыву.

Хонгу и Онгонча, вначале опешившие от эффектного появления незнакомца, спохватившись, закричали карабкающемуся наверх соплеменнику о новой опасности. Молодой шитолицый почти достиг верха, ему оставалось только подтянуться и вскочить на последний уступ. Шум реки заглушил крики, и повернувшийся к соплеменникам воин не сразу понял, о чем ему кричат: он испуганно взглянул наверх, но было поздно. Темная фигура, нависшая над ним с копьём в руках, с силой опустила оружие вниз именно в тот момент, когда противники встретились взглядами. Наконечник копья с хрустом вошёл в основание шеи под кадыком. Шитолицый, всхлипнув, невольно схватился обеими руками за древко. Его парка на груди мгновенно пропиталась красным. Через мгновение незнакомец отпустил копьё, и его враг, не разгибая ног, полетел вниз на скалы.

Хонгу испустил крик отчаяния и в гневе запустил в нового врага топорик: бешено вращаясь в воздухе, смертельный снаряд пролетел рядом с головой стоявшего, но тот даже не отклонился, обратив все свое внимание вниз.

Айыына, с изумлением наблюдавшая за этой сценой, вдруг заметила, что её спаситель снял повязку, скрывавшую его лицо, и, откинув капюшон, подошёл к самому краю скалы. Бэркэ, а это был он, с ненавистью смотрел на стоящего внизу Хонгу. Их взгляды встретились, и враги узнали друг друга. Затем, отступив от края скалы, Бэркэ повернулся к девушке. Айыыну неприятно поразил страшный шрам незнакомца, протянувшийся от верха лба до подбородка. Она невольно отшатнулась. Увидев в глазах девушки испуг, взволнованный Бэркэ, вспомнив о своём лице, в замешательстве опустил голову и натянул повязку обратно. Затем сделал шаг, протянул девушке руку и взволнованно произнёс:

– Айыына, нам надо бежать!

Глава 15. В ловчей яме

Бэркэ провёл всю осень в тордохе Килтыроя, который нашёл его у реки. Он почти поправился от полученных ран – и всё благодаря уходу и заботе молчаливого, как и он сам, сухощавого и быстрого в движениях старика. Во взгляде этого пожилого человека читалась житейская мудрость, а его руки умело обрабатывали раны.

Шрамы от ударов пальмы и ранения стрелой почти затянулись. Через всё лицо – сверху вниз и чуть наискосок – теперь тянулся длинный аккуратно зашитый шрам. Бэркэ временами, задумавшись, непроизвольно ощупывал своё лицо, водя пальцами по шву. В эти минуты в его глазах отражались мучительные воспоминания. В первые дни, пробуждаясь от беспокойных снов, в которых ему являлся предводитель шитолицых, он часто не мог сообразить где находится. Перед его внутренним взором всплывало лицо Хонгу – не мужчины, а злого духа, прячущегося в тени. Бэркэ помнил яркую серебристую вспышку перед глазами и последовавшую за ней боль. С того дня, как он очнулся, они с Килтыроем ни разу не говорили о тех событиях. Старик, догадываясь о душевных муках спасённого им парня, старался не напоминать о них, занимаясь лечением ран физических. Ухаживая за Бэркэ, Килтырой даже получал какое-то удовольствие, словно вспоминая былые дни. Эти двое подружились и понимали друг друга с полуслова. Бэркэ, окрепнув, все чаще выбирался из тордоха на свежий воздух и часами метал нож и топорик в цель.

В вышине стаи гусей, расклинивая небесную синеву, беззвучно проносились на юг. Однажды утром Бэркэ, выбравшись из тёплого жилища наружу, зажмурился от непривычной картины. Окружающий лес весь стал белым от выпавшего снега. Солнце было закрыто серыми облаками, и снежинки, кружась, беззвучно падали на землю. Подставив своё лицо небу и закрыв глаза, Бэркэ поймал несколько снежинок ртом. Пройдя несколько шагов, по оглушительно хрустящему насту, он, присев, скатал снежок. Воспоминания заставили его улыбнуться.

– Кидайте, олени! Все равно не попадёте! – крикнул хвастливо Толбочоон, ухая и подпрыгивая по первому снегу. Бэркэ и Бузагу одновременно начали бросать в него снежки. Первые снаряды не попали в цель, но вскоре один из снежков Бэркэ впечатался Толбочоону прямо в глаз. Синяк красовался долго, и им каждый раз при взгляде на лицо Толбочоона приходилось прилагать немалые усилия, что бы спрятать улыбку…

Слепленный снежок, так и не устремившись к какой-либо цели, выпал из рук Бэркэ. Пришла пора Великой Добдурги – осенней поры, когда замерзают реки и страждущие путники отправляются в путь-дорогу. Пришла пора расставания. Бэркэ хотел подарить старику единственную оставшуюся у него ценную вещь – охотничий нож, но тот отказался.

– Вряд ли ты меня послушаешь, Бэркэ, но все же прими мой совет, – тщательно подбирая слова, тихим и тонким, немного сиплым голосом проговорил старик. – Забудь об этом. Попробуй начать жить заново, заведи семью. Месть и мысли о ней не дадут тебе покоя и не сделают тебя счастливее. Плохое поселится у тебя внутри и съест тебя.

Бэркэ, внутренне не согласившись со сказанным, нахмурился, но все же кивнул, и после короткого прощания они расстались. Старик, не оборачиваясь, подошел к оленям, поправил уложенные  тяжелые потки и ловко вскочил в седло. Бэркэ с хмурым выражением на своем простом, честном лице посмотрел ему вслед. Рогатые помощники, подчиняясь своему хозяину с безнадежной покорностью, бодро зашагали и вскоре скрылись в лесу.

Бэркэ, добравшись до своего урочища, занялся подготовкой к длинной и суровой зиме. По первой пороше он добыл молодого лося и заготовил впрок мяса. Всю зиму он не покидал своего жилища. Лишь один раз навестил людей, приходившихся ему дальними родичами. Ежедневно занимаясь с оружием и не жалея себя, он тренировал ослабленное ранами тело. Его новый лук с каждым днём бил все точнее, и вскоре Бэркэ ощутил, что к нему вернулись сила и ловкость. Пришла весна, но он решил не ехать на празднование наступившего нового года – на встречу, которая раз в году собирала все роды его племени.

Прошёл почти год с тех пор, как он потерял своих друзей. Пролетело жаркое лето, и в один из первых осенних дней Бэркэ отправился проверять свои ловчие ямы. Отмахиваясь от надоедливой мошкары, он осторожно пробирался сквозь лес. Тихо приближаясь к одной из ям, он вдруг услышал из неё чьи-то крики. Осторожно заглянув внутрь, он обнаружил сидящего на дне молодого человека. По перепачканной землёй одежде было видно, что он из рода саха. Увидев Бэркэ, он неуклюже вскочил, но тут же, поскользнувшись, упал. Телом он был грузен, из разорванной дохи выглядывало выпуклое пузо. Он испуганно посмотрел на Бэркэ, но вскоре понял, что тот не причинит ему вреда.

– Кто ты? – спросил его Бэркэ, немного коверкая слова на языке саха.