Нестор Летописец

Вроде бы логично. Из текста новгородской летописи при переписке когда-то выпало начало фразы, сохранившееся в «Повести временных лет»: «Полем же жившемъ особ? и волод?ющемъ роды своими». Однако текст «Повести временных лет» не выглядит в рассказе о Кие и его братьях более правильным и ясным: «Полем же жившемъ особ? и волод?ющемъ роды своими, иже и до сее брать? бяху поляне, и живяху кождо съ своимъ родомъ и на своихъ м?ст?хъ, влад?юще кождо родомъ своимъ. И быша 3 братья»[78 - Повесть временных лет. Ч. 1. С. 12. Текст по Лаврентьевскому списку.]. То есть: «Поляне же жили в те времена отдельно и управлялись своими родами; ибо и до той братии (о которой речь в дальнейшем. – Д. Л.) были уже поляне и жили они родами на своих местах, управляясь каждые своим родом. И были три брата»[79 - Повесть временных лет. Ч. 1. С. 208.]. Летописец дважды почти дословно повторяет одно и то же выражение («волод?ющемъ роды своими» и «влад?юще ‹…› родомъ своимъ»). А главное, упоминание о Кие, Щеке и Хориве «сее брать?» ни к каким прежде упомянутым братьям не отсылает: о трех полянских князьях говорится не до, а после! Не случайно Д. С. Лихачев, перевод которого я цитировал, был вынужден внести в текст помету в скобках с литерами своих имени и фамилии (Д. Л.): без этого читатель оказывался совершенно обескураженным. Похоже, что это автор «Повести временных лет» решил отредактировать не очень ясный текст летописца-предшественника, подразумевавшего, видимо, роды, относящиеся к разным племенам. Нестор отнес все эти роды к одному племени полян и поспешил пояснить, что поляне – это целое племя и прозывалось оно так задолго до Кия, Щека и Хорива. Поправил, увы, тоже не очень удачно… Из текста новгородской летописи при переписке когда-то выпало начало фразы, сохранившееся в «Повести временных лет»: «Полем же жившемъ особ? и волод?ющемъ роды своими», но из этого никак не следует, что текст «Повести…» первичен[80 - А. А. Шахматов, считавший текст из Новгородский первой летописи первичным по отношению к «Повести временных лет», тем не менее признавал, что в нем перед ним было предложение о полянах, как в «Повести…», и признавал, что фраза, начинающая рассказ о славянских племенах, «несколько поражает». – Шахматов А. А. Киевский Начальный свод 1095 года // он же. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. С. 459–460. См. также: Творогов О. В. Повесть временных лет и Начальный свод (текстологический комментарий) // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) Академии наук СССР. Т. ХХХ. Л., 1976. С. 6. А. А. Гиппиус первоначально вслед за А. А. Шахматовым считал, что вступительная часть в Новгородской первой летописи точно передает предисловие Начального свода, которое было заменено в «Повести временных лет» пространным космографическим введением – описанием происхождения и расселения народов; см.: Гиппиус А. А. К истории сложения текста Новгородской первой летописи // Новгородский исторический сборник. Вып. 6 (16). СПб., 1997. С. 52–54. Позднее (см. указанную ниже статью) он признал, что в каком-то виде космографическое введение имелось еще в летописном своде, предшествовавшем Начальному. В. Я. Петрухин полагает: необычное строение фразы из Новгородской первой летописи объясняется тем, что она построена по образцу описаний из перечня (так называемой Таблицы) народов в Библии (Ветхий Завет, Книга Бытия, глава 10, стихи 5, 31); см.: Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI вв. Смоленск; М., 1995. С. 73–74. Это наблюдение принимает А. А. Гиппиус; см.: Гиппиус А. А. Два начала Начальной летописи: к истории композиции Повести временных лет // Вереница литер. К 60-летию В. М. Живова / Отв. ред. А. М. Молдован. М., 2006. С. 71. Ср. также замечание: «Предполагаемый Начальный свод ‹…› подвергся переделкам в Новгородской летописи, что, видимо, привело к целому ряду последующих неясностей в летописном изложении»; «обе летописи использовали некий Начальный свод, но его текст подвергся трансформации и в Повести временных лет, и в Новгородской первой летописи». – Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1. С. 72–73. О редактировании сюжета о Кие и его братьях см. также: Петрухин В. Я. «Русь и вси языци»: Аспекты исторических взаимосвязей: Историко-археологические очерки. М., 2011. С. 147–156.].

Так что фрагмент «Повести временных лет» о стыдливых и кротких полянах принадлежит именно ее составителю. По нему можно судить об этническом происхождении Нестора.

Известный лингвист и историк древнеславянских культур Н. И. Толстой, анализируя вступление «Повести временных лет», пришел к выводу: «Этническое самосознание Нестора Летописца следует рассматривать как довольно сложную и цельную систему, состоящую из иерархически упорядоченных компонентов. Каждый компонент в отдельности обнаруживается в биографии автора “Повести временных лет”. Автор был христианином, и этим определялся весь его жизненный подвиг, славянином, полянином, так как Киево-Печерский монастырь был духовным центром полян и Русской земли. Русская земля была его страной, государством, а киевские князья были его князьями. Изъятие из этой системы-лестницы хотя бы одного компонента нарушило бы общую картину и значительно изменило бы ее. У Нестора Летописца было религиозное сознание (христианское), общеплеменное (славянское), частноплеменное (полянское) и сознание государственное (причастность к Русской земле). Среднеплеменное сознание его – русское[24 - «Русское» здесь употребляется, конечно, в значении «восточнославянское», а не в современном смысле.] – еще созревало и не занимало ключевой, доминирующей позиции»[81 - Толстой Н. И. Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора «Повести временных лет» // Из истории русской культуры. Т. 1. С. 446.].

Соглашаясь с этой мыслью, я бы внес одно уточнение: Нестор сознавал себя полянином не потому, что подвизался в монастыре, находившемся в земле, некогда населенной полянами, а ныне преимущественно их потомками. Не потому, что этот монастырь располагался в городе, который в стародавние времена был якобы основан полянскими князьями Кием, Щеком и Хоривом. К тому времени, когда книжник писал «Повесть временных лет», то есть к началу XII века, племя (а точнее, племенной союз) полян уже слилось с другими восточнославянскими племенами и было живо лишь в исторической памяти[82 - Существует и мнение, что поляне не реальное восточнославянское племя, а плод творчества, конструкт летописцев; см.: <Середонин С. М.> Историческая география: лекции, читанные проф. С. М. Середониным в Императорском петроградском археологическом институте. Пг., 1916. С. 144–145; Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Киевская Русь (1915–1916) // он же. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь / Подг. текста, статьи и примеч. М. Б. Свердлова. М., 1993. С. 276 (серия «Памятники исторической мысли»). Но большинство ученых его не принимают. См., например: Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 101–110.]. Составитель «Повести временных лет» решительно отвергает версию о том, что Кий был не князем, а простым перевозчиком через Днепр – похоже, что в нашем герое здесь говорит племенной патриотизм: «Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был де тогда у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: “На перевоз на Киев”. Однако, если бы Кий был перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду. А между тем, Кий этот княжил в роде своем, и ходил он к царю, – не знаем только, к какому царю, но только знаем, что великие почести воздал ему, как говорят, тот царь, при котором он приходил. Когда же он возвращался, пришел он на Дунай, и облюбовал место, и срубил небольшой город, и хотел обосноваться в нем со своим родом, но не дали ему близживущие. Так и доныне называют придунайские жители городище то – Киевец»[83 - Повесть временных лет. Ч. 1. С. 209. В рассказе Новгородской первой летописи о Кие и его братьях этого фрагмента нет, зато во вступлении Кий одновременно назван и князем, и перевозчиком: «…в нашеи стран? званъ бысть градъ великимъ княземъ во имя Кия, его же нарицаютъ тако перевозника быша». – Полное собрание русских летописей. Т. 3. С. 103, л. 1. Текст по Толстовскому списку (в Комиссионном, который выбран в издании в качестве основного, начало летописного текста утрачено). Это, по-видимому, поздняя вставка, а не фрагмент, предшествовавший тексту Нестора: во-первых, титул великий князь киевские правители, по-видимому, не носили до конца XI – начала XII века, то есть до времен Владимира Мономаха; во-вторых, высказывание неудачно скомпоновано на основе двух разных версий (о Кие-князе и о Кие-перевозчике): получается, что Кий словно одновременно был и правителем, и лодочником или паромщиком.].

Нестор, очевидно, считал себя полянином по происхождению. Поляне некогда жили в Киеве и его окрестностях, так что летописец, скорее всего, был уроженцем и жителем или «матери городов русских», или пригородов столицы[25 - Казалось бы, было бы заманчиво установить, откуда родом был Нестор, отыскав в «Повести временных лет» диалектные особенности полянского либо какого-то иного ареала. Однако это затруднительно сделать: во-первых, летопись не сочинение одного автора, к тому же дошла до нас в довольно поздних списках; во-вторых, она написана на книжном церковнославянском языке, пусть и не чистом, а гибридном – с вкраплениями древнерусского; в-третьих – и это главное, – все данные о диалектных особенностях Киевской земли относятся к намного более позднему периоду, когда здесь формировался украинский язык.].

Нестор не оставил никаких свидетельств о своих детских и отроческих годах. Правда, в «Повести временных лет» под 6573 (1065) годом имеется выразительный рассказ, где в первый раз летописец говорит о себе и своих товарищах – «мы»: «В это же время ребенок был брошен в речку Сетомль; этого ребенка вытащили рыбаки в неводе, и мы рассматривали его до вечера, и опять бросили его в воду. Был же он таков: на лице у него были срамные части, об ином нельзя сказать срама ради. Перед тем и солнце изменилось и перестало быть светлым, но как луна стало, о таком солнце невежды говорят, что оно съедаемо. Подобные знамения бывают не к добру»[84 - Повесть временных лет. Ч. 1. С. 310.].

Воображение готово нарисовать картину: юный Нестор и его товарищи, затаив дыхание, таращат глаза на жуткую диковину, выловленную в киевской речке… Но рассказ может принадлежать перу и более раннего летописца, труд которого Нестор мог продолжать. Этого рассказа нет в Новгородской первой летописи младшей версии (младшего извода), которая, как иногда считают, частично сохранила более раннее историческое повествование, чем Несторова «Повесть временных лет». Однако в новгородской летописи нет и рассказа «Повести временных лет» под 6599 (1091) годом об обретении и перенесении святых мощей – останков Феодосия Печерского, где летописец тоже говорит о себе от первого лица, и этот книжник – скорее всего, не наш герой. Безымянный новгородец мог попросту сократить текст созданного до Нестора свода. Впрочем, эти сказания мог вписать в «Повесть временных лет» какой-то книжник и после Нестора[26 - Какой – размышления об этом впереди.]