Ледяная тетрадь

Гений не просто действует, но – противодействует: сражается на своей войне. Гений восстаёт против существующего порядка, ломает правила.

Протопоп Аввакум Петров бился против главного и до сих пор не побеждённого врага русской цивилизации: против несправедливости.

8. Справедливость и несправедливость

Что такое терпение?

Что такое привычка к боли? К голоду и холоду? Иметь такую привычку – хорошо или плохо?

Человек, испытавший тяготы и лишения, – счастлив ли? Если такой человек пережил страдания и закалился – хочет ли он такой же участи для своих детей?

Как связаны страдание, терпение и несправедливость?

Кто сильнее – голодный или сытый? Физически – конечно, сытый. Но ярость, гнев, отчаяние и уверенность в собственной правоте часто удесятеряют силы самого измождённого человека. А на длинной дистанции – например, в боевом походе, длящемся многие месяцы, – воин, умеющий обходиться малым, всегда одержит верх над воином, привыкшим к трёхразовому горячему питанию и уютному спальному мешку.

Англичане закаливают своих детей, приучают к холоду, зимой их дети ходят в шортах. То же самое у датчан. Русские любят зимой обтираться снегом и купаются в проруби, но это скорее забава и тонизирующая процедура; в обычное время русские в холодный сезон одеваются очень тепло, потому что знают: с морозом шутки плохи.

А вот что такое закаливание духа? «Хагакурэ» – японская книга самураев – рекомендует воину непрестанно думать о смерти, представлять её в разных вариантах.

Боевые упражнения, учебные схватки, спарринги создают привычку к боли; её можно и нужно терпеть. Во многих культурах, например, у народов Кавказа, мальчики и юноши дерутся едва ли не каждый день, это поощряется старшими товарищами и взрослыми. Юноши привыкают к боли, к крови, а главное – к опыту поражения.

Всё вышеизложенное вроде бы очевидно. Но как насчёт крайних проявлений жестокости и, главное, несправедливости?

Россия никогда не была справедливо устроенной. Наоборот. Произвол власть имущих, несоблюдение элементарных прав рядовых граждан, их бессилие перед государством, перед «начальником», неправедный суд, пренебрежение законом, крайняя его, закона, жестокость, – таков традиционный уклад нашей жизни на протяжении многих столетий, и этот уклад возвёл понятие справедливости к статусу нравственного и этического идеала, а заодно и создал привычку к несправедливости.

Научиться стойкости к холоду и привыкнуть к тяжёлым бытовым условиям не так трудно. Гораздо сложнее привыкнуть к существованию в заведомо несправедливых условиях, когда трудолюбивый не получает вознаграждения, когда невиновный подвергается пыткам, когда лжец руководит честными, когда шлюха учит добродетели, когда вор, укравший миллиард, отправляет за решётку вора, укравшего три рубля.

Именно эта привычка к несправедливости, глубоко укоренённая в русском человеке, этот иммунитет к несправедливости, проникшей за столетия в подсознание, это понимание и принятие несправедливости как нормы, – и есть базовое качество национального сознания.

«Все говорят, нет правды на земле. Но правды нет и выше». Так написал Пушкин.

«Доколе муки сии? – До самыя до смерти. – Ино ещё побредём». Такова самая известная цитата из «Жития» протопопа Аввакума Петрова.

Правды нет нигде, правды не доискаться, закон что дышло, нужно терпеть – и шагать дальше.

Многие помнят слова Достоевского о справедливости; вот полная цитата из «Записок из мёртвого дома»: «Высшая и самая резкая характеристическая черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда её. Петушиной же замашки быть впереди во всех местах и во что бы то ни стало, стоит ли, нет ли того человек, – этого в народе нет. Стоит только снять наружную, наносную кору и посмотреть на самое зерно повнимательнее, поближе, без предрассудков – и иной увидит в народе такие вещи, о которых и не предугадывал. Немногому могут научить народ мудрецы наши. Даже, утвердительно скажу, – напротив: сами они ещё должны у него поучиться».

Всё остальное, чем мы гордимся с полным основанием, – закалка физическая, воинская и духовная, привычка к холоду, к тяжёлому труду, умение обходиться малым, а также пессимизм и всегдашнее угрюмство («русские не улыбаются»), – всё есть производное от умения терпеть несправедливость, сожительствовать с несправедливостью.

Справедливо ли, что царь Пётр, сгубивший немалую часть мужского населения своей страны, считается великим и блестящим реформатором, а Сталин, руководивший спасением мировой цивилизации от нацистской чумы, объявлен кровавым тираном, палачом?

Согласно идеологии Третьего рейха и людоедскому плану «Ост», полному уничтожению подлежали евреи и цыгане, а славяне – чехи, поляки, украинцы, белорусы, русские и так далее – подлежали частичному переселению в Сибирь, частичному «онемечиванию» и частичному уничтожению. Все эти народы спасла Красная армия, а командовал ею Сталин. Левой своей, искалеченной рукой он губил и наказывал народы, правой, здоровой рукой спасал другие народы. Сейчас евреев на планете более 14 миллионов, цыган – не менее 8 миллионов. Однако дети и внуки спасённых не спешат благодарить Сталина, не вешают его портреты на стены своих жилищ, зато дискуссии о его злодеяниях не умолкают. Справедливо ли это?

Справедливо ли, что в наказание за близкое и верное союзничество Японии с гитлеровской Германией СССР отобрал у японского народа лишь гряду маленьких островков и рыболовную зону вокруг них?

Справедливо ли, что в большинстве российских семей женщины работают наравне с мужчинами, но при этом берут на себя бо?льшую часть забот о детях и хозяйстве?

Справедливо ли, что житель Иркутска или Барнаула не имеет и третьей части социальных благ, доступных жителю Москвы?

Справедливо ли, что футболист, развлекающий публику ударами ног и головы по мячу, зарабатывает в тысячи раз больше вирусолога, создающего вакцину от смертельной болезни?

Справедливы ли куцые пенсии наших стариков?

К справедливости, понимаемой извращённым, плутовским образом, восходит и коррупция. Принимая от просителя пухлый конверт, взяточник говорит себе, что это – его бонус за неустанные труды, за унижения и стрессы, за нелюбовь общества.

Иммунитет к несправедливости выражен в специфическом понятии «долготерпение» – то есть терпение, помноженное на годы.

Христианство – мощнейшая этическая система, активно пропагандирующая идею терпения и долготерпения. Христос терпел и нам велел. На ранних этапах развития цивилизации церковь учила стойкости к невзгодам, и христианский священник сам был образцом стойкости. Первые христиане жили идеей ожидания Страшного суда, который произойдёт вот-вот, буквально завтра, или через считаные месяцы, и этот суд станет апофеозом справедливости, тотальным торжеством справедливости: каждому воздастся по делам его. В земной жизни христианину предлагалось терпеть, но совсем недолго, – зато потом, после суда, праведнику была гарантирована щедрая награда.

Но шли столетия, дата Страшного суда отодвигалась всё дальше в будущее. Христианину требовалось всё больше и больше душевных сил. Проповеди смирения и терпения становились всё более громкими и изощрёнными.

Наконец, наступило новое время, появилась буржуазия, общество разделилось на классы. Церковь стала склоняться к обслуживанию интересов сильных мира сего. Это совпало с бурным развитием науки, что привело к появлению научного атеизма, который, в свою очередь, был взят на вооружение социалистами. В конце концов в России это привело к катастрофе: церковь была разгромлена, научный атеизм стал официальной государственной идеологией. Большевики объявили, что построят справедливое общество без помощи бога. Церковь – прислужница мирового капитала, сказали большевики, и приступили к её планомерному уничтожению. У церкви отняли монополию на учение о справедливости. Но так продолжалось недолго: с ослаблением социалистических идей церковь немедленно вернула себе влияние.

Правда, тут возник непредвиденный казус. В современном капиталистическом обществе сильны идеи гедонизма, это общество предлагает обширный набор наслаждений, которые можно, за умеренную плату, получить здесь и сейчас, а вовсе не после Страшного суда. Так церковь, с её проповедями смирения и терпения, оказалась на обочине прогрессивной общественной мысли.

Но это теперь. А в XVII веке за справедливостью можно было пойти только в храм.

А в храме вошедшего встречал поп, жрец, духовный отец, батько, всегда готовый утешить, успокоить, подсказать, наставить, научить терпению и примирению с несправедливостью.

9. Три сезона

Откуда у нас появляются силы, чтобы терпеть? Где их источник? Не может такого быть, чтобы огромный народ на протяжении тысячи с лишним лет держался только смирением и святым духом. Источник этот – вокруг нас. Имя ему – климат.

В климате наших территорий – от Архангельска и Пскова до Хабаровска и Владивостока – отчётливо проявлена сезонность. Четыре раза в год мы наблюдаем вокруг решительные, принципиальные изменения, мир вокруг нас стремительно движется, сезонное колесо вращается безостановочно – и эта энергия природного круговорота увлекает и людей. Жить в движущемся поезде – интересно, это захватывает, ведь за окном всё время мелькают разные пейзажи.

Мы живём – в трёх мирах, в трёх сезонах, в трёх совершенно разных климатических ситуациях; за один год проживаем три жизни. Итальянец, грек или француз этого лишён. В немецкой Баварии снег выпадает зимой редко, не каждый год, и для баварца зимний снегопад – это настоящий праздник; так мне говорил сам житель Баварии.

В России же – мир вокруг нас раз за разом умирает, а потом возрождается, и каждый из нас, от младенца до старика, видит это.

Весь хозяйственный уклад – целиком подчинён сезонности, и наша эмоциональная жизнь тоже подчинена сезонности.

Главный и любимый наш, обожаемый сезон – летний, сельскохозяйственный; он длится примерно с начала или середины мая по конец сентября, в разных районах страны – по-разному; чем севернее район – тем короче лето.

В средней полосе в удачный год тёплый сезон длится четыре месяца, не так уж и мало, и каждый год летом обязательно бывает две-три недели настоящей субконтинентальной жары, люди наслаждаются ею, загорают и купаются, дети бегают босиком.

Тёплый летний сезон мы очень любим, весь год его ждём, и законно наслаждаемся солнцем, но при этом вынуждены много работать в эти месяцы. Летний день – год кормит.

Второй сезон – зимний, он длится примерно с конца ноября по март. Это время тяжёлых испытаний морозом, снегом и льдом, время нехватки солнечного света и экономии пищи. Но зима также – и время паузы, размышлений, и, между прочим, развлечений, особенных забав, вроде купаний в проруби или снегу после бани, катания на коньках, зимней охоты.

Третий сезон – переходный между летом и зимой: октябрь – ноябрь и март – апрель, тоже немало, примерно три-четыре месяца в общей сложности. Русское межсезонье – период совершенно непригодный для активной деятельности. Дожди, половодье и распутица. В марте на санях ездить поздно, на телеге – рано; в ноябре – наоборот.

«Зима!.. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь». Так Пушкин написал. Почему же крестьянин «торжествует»? В чём торжество – холодно же, зима пришла? А потому что – межсезонье кончилось, грязи замёрзли и снег выпал, появились дороги, теперь можно передвигаться и хозяйствовать.

При этом осень – время печали, время умирания природы, – мы очень любим; а ещё больше мы любим весну – время возрождения, восстания от ледяного сна, победу тепла и жизни над холодом и смертью.

Весна в России – совершенно уникальное время, период изумительного душевного и физического подъёма, величайший аттракцион: за семьдесят дней ледяные мёртвые пространства оживают, наполняются теплом и светом. Люди, вчера угрюмые, сегодня вдруг начинают смеяться. Непонятно откуда, сами собой, жизненные силы вдруг удесятеряются. Снег исчезает, талые воды промывают почву; точно так же каждый из нас промывается торжеством неостановимого хода жизни.

Даже сейчас, в начале XXI века, в условиях изменившегося климата, в европейской части России годовой перепад температуры достигает 60 градусов (от –30 зимой до +30 и более летом), а в Сибири, в континентальном климате – 90 градусов (от –45 до +45). При таких температурных перепадах лопаются гранитные камни. Но люди – привыкли.