Уходящая в тлен, в пустоту, в распад – без надежды вернуться.
В разбитом стекле отражается бледная сценка: ветер хлопает полами куртки несуразного, с бычьей шеей парня, зарывается в его «нацистскую» причёску. На плече у парня дремлет зубастый рюкзак, в рюкзаке мёртвым грузом лежат ключи Вероники Игоревны.
Достать бы их, войти. Но как? В присутствии чёртовых Трёх Ко?
Я провожу рукой по лицу, по голове – словно этим движением сниму наваждение. Увы, дыра в окне не исчезает, и мои пальцы бессильно вспахивают собственные волосы.
– Лесь, – просит Валентин. По тону её имя звучит как «стоп», «хватит». Я оглядываюсь и вижу, что Олеся отошла к дороге и снимает нас на сотовый.
– Такой дом фотогеничный, – возражает она. – Лавкрафтовский.
– Мистический, – вторит Коваль.
В другую минуту я бы разозлился на них, подобрал бы пару крепких выражений, но сейчас внутри пусто. Словно бы все эмоции упаковали в картонные коробки, заклеили скотчем и прикрыли белыми, хрустящими от крахмала простынями.
– Лесь! – «стоп» в голосе Валентина звучит ещё отчётливее, взглядом он показывает на меня. Я делаю вид, что не заметил этой сценки. Слишком неуютно от неё, и, хотя Олеся выключает камеру, облегчения не приходит. Словно бы отекло что-то в душе или в солнечном сплетении. Отекло и потеряло чувствительность.
Интересно, когда Диана убирала вещи перед уходом, у неё внутри так же онемело?
Как во сне, я достаю телефон, прокручиваю список контактов и нажимаю вызов.
– Данный номер не обслуживается, – сообщает автоответчик сотового оператора.
Семнадцать раз я звонил Диане и последние девять из них слушал этот ответ. Я его ненавижу. Я хочу расчленить его, распихать по чёрным мусорным пакетам и утопить в Кижне.
– Хватит тут околачиваться! – раздаётся старушечий крик. Ниже по дороге, у берёзовой рощи, проступает силуэт женщины.
– Вы знаете, где семья из этого дома?! – спрашивает Валентин.
– Никого не знаю! Идите!
В ответ хочется надеть на всех по гирлянде и барабану и маршировать военным парадом. Назло. Это же лучший стимул на свете – делать назло тупым, как бараны, людям.
– Знаешь, я тут был пару раз, – неожиданно говорит Валентин.
– Чё? – Моё лицо собирается в гримасу сомнения. – В смысле?
Олеся и Коваль синхронно поворачиваются к нам.
– Дед брал меня. Ну, как твоя Мадам Кюри ушла из пустыни.
– Во-первых, не моя. Во-вторых… зачем?
– Не знаю, – Валентин видит моё удивление и пожимает плечами. – Может, он хотел, чтобы я с ней подружился.
– В смысле? – глупо повторяю я.
– Да не знаю! У деда спроси!
– И чё вы делали?
– Ну, приходили. Что ещё? Он говорил с Мадам Кюри. Я сидел в комнате твоей…
– Не надо её обзывать…
– …ДИАНЫ.
– Как сидел? – я продолжаю линейку гениальных вопросов.
– Сиднем, блин. Как ещё сидят? Ну, приносил ей какие-то конфетки, шоколадки. Предлагал помочь с уроками. Приносил книжки. Дед говорил долго. Я сидел долго.
Из меня вываливается растерянный смешок.
– Угадаешь, что она делала всё это время? – спрашивает Валентин.
В голове мелькает ответ, но я почему-то оставляю его при себе и качаю головой.
– Молчала, – он странно улыбается. – Всю дорогу. Как вот пытала меня этой тишиной. Сидела, смотрела. И молчала. Молчала…
Над взморьем повисает тишина, изредка прерываемая посвистыванием ветра. Словно Диана незримо проходит между нами и околдовывает всех заклинанием немоты. Я открываю рот, хочу что-то ответить Валентину, но так и не нахожу подходящих слов.
В джинсах вибрирует сотовый, подводя невидимую черту под разговором. Ловит алый закатный луч и будто тяжелеет, наливается свинцом – номер оказывается незнакомый.
Я осторожно спрашиваю: «Алло?»
– Федеральное агентство «Башня». Семья вашего друга должна нам денег, – произносит монотонно, с ровными паузами девушка. Так, будто она привыкла общаться с глуховатыми, глуповатыми пенсионерами.
Я моргаю и с удивлением смотрю на телефон. Медленно подношу к уху.
– Ч-чё?
– Это только начало, – спокойно, без намёка на угрозу говорит девушка.
Меня хватает лишь на второе, ещё более невразумительное «чё?».
– Им никуда не скрыться. Мы их найдём. Они ограничили доступ к своим страницам. Мы знаем адрес. Мы знаем все контакты. Из города они не уехали. Передайте им, чтобы отдали кредит. Пусть боятся и опасаются.
У меня искрой проскакивает мысль, что девушка читает текст-заготовку.
– Кто там? – беззвучно, одними губами спрашивает Валентин.
Я качаю головой, мол, не заморачивайся, и усмехаюсь в трубку.
– Вы серьёзно?
Знаю, что серьёзно. Знаю, что уже звонили всем, кого нашли, и повторяли этот текст до тех пор, пока он не утратил эмоциональный привкус, не превратился в пресную словесную жвачку.
– Мы серьёзны. Если поможете выбить деньги, оставим в покое, получите долю. Если нет – пеняйте на себя.