Питерские палачи

Но постоянный риск утомлял. Родных в Латвии он старался навещать пореже: все мерещилось, что они догадываются о настоящей жизни владельца скромного питерского ломбарда.

Тут еще Хлыст вернулся с «зоны» и стал внаглую лезть в дела бывшего хозяина. Хан злится, никак понять не может, зачем тот дразнит его. И ведь ментам тоже не сдает! Может, поостынет после того, как мужики Мамони Маловера и Лавочку грохнули?

– Ладно! – выдохнул Валдис и хлопнул крепкой ладонью по подлокотнику кресла. – Будем считать, что вам не повезло. На поиски Инги даю вам еще три дня. Я не собираюсь прощать ей тридцать «штук» долга!

– Сделаем! – спешно заверил Чабан, помня поговорку о двух снарядах в одной воронке.

* * *

Инга осмотрелась в прихожей, скинув туфли, глянула на кухню.

– Забавно. Как-то по-таллински у тебя. Даже запах…

– Самовнушение, – заверил Стас, жестом пригласил пройти на кухню. – Хотя насчет запаха ты, может, и права. У меня по всей квартире куча марципановых фигурок.

– Точно! – Инга схватила со стола марципанового котенка и жадно вдохнула его аромат. – Класс! Настоящие таллинские?

– Ага. Был в Таллине на Рождество, привез.

Лицо Инги расплылось в ностальгической улыбке.

– Однажды, когда я была совсем маленькая, у нас в гостиной стояли три марципановых зайчика. Родители строго-настрого запрещали трогать их до наступления Нового Года. Но зайчата так соблазнительно пахли! И я потихонечку расковыривала их снизу ногтем… К Новому Году такие дырищи выковыряла!

Инга еще раз шумно вдохнула марципановый запах, наконец, вернула фигурку на место.

– Как там сейчас вообще? Я шесть лет дома не была. Видел кого-нибудь из наших?

Стас сел за стол, кивнул Инге.

– Да я, собственно, жил у Сереги Федулина…

– У Федули! – Инга хлопнула в ладоши: она хорошо помнила Сергея по институту. – Он-то хоть доучился?

– Дотянул, – кивнул Стас. – Потом с финнами бизнес в Ай-Ти завел, сейчас – совладелец небольшой фирмы. Не жирует, но жизнью вполне доволен. Четырехкомнатная квартира, дача у моря, «Вольво», жена, двое детей. Прошлым летом всей семьей в Египте отдыхали.

– Молодец какой! – искренне порадовалась за него Инга.

– Да там сейчас многие стали молодцами! Таллинн вообще здорово изменился. Машин – тьма. И все западные, даже новых «Лад» не видно. Несколько небоскребов построено, весь город утыкан супер— и гипермаркетами. Площадь у «Вирушника» в центре помнишь? Там стоянка маршруток еще была.

– Ага!

– Нету: на этом месте здоровенный торговый центр отгрохали с подземным терминалом для городских автобусов.

– Во дают!

– Снаружи мне не очень, но внутри круто, ничего не скажешь.

– Раз машин много, неплохо люди живут?

– Неплохо, неплохо. Мобильники, наверное, уже у всех есть: даже дворники и старушки-пенсионерки с «трубами» ходят. Компьютеры, как я понял, у каждого второго, а то и больше. И почти все с выходом в интернет. Причем половина на «широкополоске» сидят – можно прямо в интернете смотреть телевидение…

– Класс, – произнесла Инга уже немного грустно. – А отношения с эстонцами как сейчас?

– Не вникал, честно говоря. Вроде неплохо. Серега как-то посмеялся, что те ужасы, о которых у нас по «ящику» твердят, не имеют ничего общего с действительностью. Проблемы, говорит, есть, но не принципиальные. Плохо в основном тем, кто эстонского языка не знает. Но даже такие люди зачастую хорошо устраиваются.

– А где твой отец?

Стас чуть посуровел.

– Погиб несколько лет назад.

– Погиб?

– Эффектно звучит? – Стас горько усмехнулся. – А суть – омерзительна! Пьяным под поезд угодил.

Инга прильнула к дверному косяку; на лице отразилась жалость.

– Извини…

– Какого черта?! – Стас вяло отмахнулся от Инги, заглянул в холодильник. – Чего ты извиняешься?

Инга присела на табурет между столом и холодильником, уперла ладони в сомкнутые колени и пожала плечами:

– Тебе ведь не доставило удовольствия мое нечаянное напоминание.

Стас тоже сел, провел по лицу Инги коротким взглядом. В его глазах она заметила раздражение и боль; боль от чего-то другого, не связанная с памятью об отце.

– Может, я и без твоего напоминания хоть иногда подумываю об этом. И вообще, ненавижу, когда из пустых требований приличия заверяют в том, чего на самом деле не испытывают! Знаешь, когда при знакомстве мне говорят совершенно стандартное «очень приятно», да еще и с идиотской улыбочкой, порой так и хочется сказать: «Че ты лыбишься, придурок? Может, через пять минут в рожу вцепишься!»

– И что же мешает тебе это сказать?

Стас опешил. Незаметно для себя он попал в разряд кухонных скандалистов, а Инга поймала его. Пару секунд они напряженно смотрели друг на друга, после чего, опустив глаза, Инга произнесла:

– Я думала, вся хмурь твоя напускная… Оказывается, ты по-настоящему злой.

– Добренький не спас бы тебя.

– А ты и не спас.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего, – отмахнулась Инга.

– Лады, – легко смирился Стас. – Чай будешь пить или кофе? Инга еле заметно повела плечиком:

– Не знаю.

– Тогда чай. – Стас поставил на стол две чашки. – Для кофе время уже неподходящее – скоро баиньки. Из еды могу предложить пиццу, баночные макароны по-флотски или плов.