Откровение А4. фильм в виде книги

«щас» или «щаз» – мы так говорим… но писать следует «сейчас» – я это игнорирую, я вообще много чего игнорирую;

ь) люди мягко врут;

ъ) с людьми приходится твёрдо общаться;

ы) на эту букву в русском языке нет слова, но это исправимо;

э) э… э… значит так… в школе, учителя говорили, что повторение – мать учения, я не понимал сначала, о чём это они, а потом понял, что нужно воспринимать некоторые вещи буквально. И я понял, что Повторение – это такая женщина и её так зовут, и она мама девочки такой, у которой имя – Учение… и всё! И как потом стало известно, я, в принципе, оказался прав тогда;

ю) юность и молодость – это недостаток, который со временем проходит;

я) «я» – внутренний зритель; «я» – эго; «я» – это Я, Я – А Четыре. В алфавите 32 буквы, а зря…

Потом я узнал, что такие пункты – это поток сознания.

К сожалению, в алфавите, который мы сейчас используем, всего тридцать две буквы. Если бы их было больше, то я, пожалуй, добавил бы ещё один пунктик. Обозначу его, как делают это склонные к ограниченности в фантазии придумщики названий всевозможных фирм, своеобразно использующие математический знак для усиления имеющегося смысла слова:

я+) в детстве и отрочестве волосы (почти всегда, у большинства людей) длиннее, и причёске уделяется больше внимания, нежели потом, когда человек становится взрослым. Вероятно это оттого, что маленькие и молодые индивидуумы пытаются как-то выразиться за счёт своей внешности, потом, став разумнее и рассудительнее, к ним приходит понимание, что всё это ни к чему, и не стоит тратить на это своё время. Потом они продолжают выражать себя внешне, но уже не за счёт длины и нереального цвета волос, а за счёт одевания, прикидывания и преподнесения себя, с некой другой, индивидуальной стороны…

В общем хватит про детство…

На начальном периоде жизни единомышленники попадались редко, а точнее – их не было вообще. Может, потому, что я сам не знал чего хочу. Тем приятнее было осознавать, что жизнь, возможно, преподнесёт интересных людей и обстоятельства – где-то они есть, но я их пока не встречал. И, возможно, эти интересные скажут что-то такое, чего я сам не пойму никогда.

?

– Мама, почитай мне книжку, пожалуйста.

– …В начале было Слово и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё через него начало быть, и без него ничего не начало быть. В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришёл для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали через него. Он не был Свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете… – пробежав глазами по тексту, женщина наугад пропустила несколько абзацев. Это была игра – открывать и читать книгу, без определённого кем то порядка, – …Блажен читающий и слушающий слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нём; ибо время близко…

…Се, грядёт с облаками, и узрит его всякое око, и те, которые пронзили Его; и возрыдают перед Ним все племена земные…

…И видел я в деснице у сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати её? И никто не мог, ни на небе ни на земле, ни под землёю, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в неё…

– Стоп! Хватит, – перебил читающую мальчик. Она не обиделась – это тоже игра, право сына останавливать чтение.

?

Бэтмэн в Белом

Очередной революционный, условно бархатный, период страны прошёл одновременно с моим школьно-одиннадцатилетним периодом жизни. Никогда больше не повторится чувство: стою на перепутье – передо мной все дороги открыты. Выбор был сделан, и он такой, какой есть. Удачно вписавшись во все происходящее, я решил пойти по дизайнерско-бумаго-полиграфическому пути, благо лёгкое поступление и иногда-посещение полиграфического института способствовало этому. Были и другие попытки ходить куда-то, но потом всё само понималось и вузы оставлялись в покое. Слушая лекторов и профессоров, я всегда ловил себя на том, что я не способен понять то, что кто-то может тратить свою жизнь на то, чтобы учить… С другой стороны, кто-то должен это делать, всё уравновешено… но кем? Когда профессор финансовой или налоговой академии учит студентов банковскому или кредитному делу, и выпускники, научившись у него, через полгода ворочают миллионами, я хочу у профессора спросить: «Что ж ты такой умный, сидишь и ставишь оценки в зачётной? Иди, поднимай лавэ для себя. Раз такой умный, не сиди на зарплате. Не трать свою жизнь на обучение этому других. Если ты такой умный, почему ходишь пешком и где твой остров на карте?» Новое поколение другое, они учатся сначала в банковской системе, потом в налоговой, потом понимают что к чему, и кидают государства, устраивая им дефолт. А того самого Киндер-Сюрприза именно они посадили в премьерское кресло, специально для того, чтобы он сделал это объявление про наступивший полный дефолт. Но он лично такой откат за это поимел реальный, что за такую сумму я бы тоже не только дефолт объявил, я бы вообще Родину продал, если бы она у меня была. Поработают так месяцев восемь эти ребята, а потом они и их будущие правнуки обеспечены на всю оставшуюся жизнь. Во всех этих обучающих заведениях лично мне ничего такого, чего бы я сам не понял, не смогли дать. Первые два года сту- денческой жизни, впрочем, как и остальные, были никакими. Я заходил в эти институты, и мне сразу всё становилось понятно. Всё банально. Романтика студенческой жизни надумана, коллективизм – атавизм общества. Мне важнее оставаться наедине со своими мыслями, чем обсуждать ничего не значащие темы с ро- весниками. Каждый, я не исключение, считает себя исключительным, способным на нечто необычное и волшебное. Взрослея, мы заново, каждый для себя, понимаем то, что понято другими давно и забыто. Но для меня исключительность и загадочность бытия за- ключается в другом, – не в том, что поняли и забыли другие.

Так я жил, и в моей жизни произошел интересный случай. Именно он и расставил все точки над «ё» и по своим полкам. Кстати, до сих пор не понимаю этого игнорирования двух сиротливых точек. Печатные издания пошли по не безупречно верному пути. И почему это, собственно, в языке, на котором говорят в этой стране, используется образное выражение «Расставить точки над „i“?» На вольной Украине я понимаю, там есть такая буква. И в любом другом языке, где есть такая буква, я могу понять тоже. Но в русском?.. Не нужно расставлять несуществующие точки, над несуществующей же в нашем алфавите букве. Лучше уж взять все некорректные издания, игнорировавшие ни в чём не провинившуюся букву «ё», и заставить их в ручную расставить все точки. И будет справедливо, если это сделают те, кто игнорировал «ё», когда редактировал и печатал текст. И, возможно, именно тогда и будут расставлены все те точки, о которых так долго и упорно говорит народонаселение этой страны. Может, именно потому бардак кру- гом, что те, от кого это зависит, точек не ставили, где надо, а стави- ли там, где не надо, и над теми буквами, которых нет в алфавите. Меня лично этот вопрос очень тревожит…

Я просто гулять по улице не люблю, не прикалывает. Лучше уж сидеть дома и плевать в потолок или телевизор смотреть – это прикалывает. Тут вдруг потянуло на роликах вокруг дома покататься. Не знаю почему… Катаюсь себе, и заехал в район Чистых прудов, там дороги нормальные, и поворотов неопределённых больше. Мне казалось, я всё вокруг видел и знаю, но тут забор увиденный и странный поразил моё воображение. Видно, недавно поставили. И здание за ним странноватым показалось тоже. Архитектура непритязательная – кубизм… Оно было исполнено в форме огромного куба из стекла и бетона. Мимо таких обычно проходишь, не замечая, а если обратишь внимание, так на полчаса, наверное. Стоишь и думаешь: в чём здесь креатив? Я стою долго, впитываю, врубаюсь, что к чему. Уж очень понравилось мне неожиданное визуальное решение ограды. Смотрю, мимо машина «Скорой помощи» едет. Я успел зацепиться за неё и мы поехали вдоль ограды, так не скоро, поворачивая… Из окна высунулся санитар с пистолетом и пальцем пригрозил, мол: «Не надо этого делать». Я всё понял и отцепился. «Скорая» подкатила к изящным кованым воротам, они бесшумно открылись. А главное, что «Скорая» – микроавтобус мерседес, такая машина, с двумя мигалками-звёздами, расположившимися на широкой, квадратно-лысой голове, имеющей свиноподобную морду, такие не так давно у нас появились. Однако же сходство машины с непопулярной тварью не помешало этим автомобилям, изготовленным народом, который мы победили, стать символом вседозволенности и склонности её обладателя к аферистичным махинациям с государственным достоянием. Я стою, смотрю – мне интересно, что случилось, зачем сюда «Скорая» едет и почему у санитара пистолет? За воротами перед входом в то самое кубическое здание «Скорая» спокойно так, медленно останавливается. Выходит из неё мужчина в белом, сразу видно, не доктор, по замашкам – человек деловой и не всегда склонный к компромиссам. И не спеша направляется к двери куба. До меня дошло, в чём дело, стою, громко посмеиваюсь. Он услышал мою реакцию и заинтересованно обернулся.

– Что вас так радует, родной? – с улыбкой на лице спрашивает. Его, наверное, удивило – стоит парень на роликах, над ним смеётся.

– Круто придумано, в Москве пробки дикие, пришёл в парк

«Скорой», купил себе одну, всё официально, и ездишь теперь с мигалками. Гаишники вообще, наверное, не трогают, и все вокруг пропускают без очереди. Мне нравится ваше решение, – ответил я. Меня поразила простота решения вопроса. Я сам гоняю на машине, и раньше прикидывал, как это так ездить можно, чтобы все пропускали и ГАИ не останавливало. – На самом деле всё просто, если можешь себе позволить. Можно ещё номера с триколором или посольские, красные, повесить, – подкинул я вариант.

– Соображаешь, далеко пойдёшь. Ещё можно синие, милицейские, – научил он.

– Я знаю, мама писала. Ты, вообще, кто такой? – развязно спросил я.

– Я – Бэтмэн. А ты чем занимаешься, сообразительный такой? Мне как раз сообразительные нужны, – сказал Бэтмэн в белом. Поговорить ему что ли было не с кем? А мне самому уже интересно. Отвечаю:

– На белом свете живу.

– Все мы в той или иной степени это делаем. Заниматься-то чем собираешься? – между прочим поинтересовался он.

– Хочу поработать с бумагой, если получится. Применить на практике, так сказать, полученное государственное образование, – сыронизировал я для себя самого.

Было видно, как удивил его мой ответ. Подходит ближе. Из «Скорой» с левой стороны выходит шофёр, с правой – санитар, который мне грозил, но он охранник оказался, сразу видно – защитник, здоровый такой, самое смешное – эти оба в халатах белых. Санитары общества – медбратки такие. Я ещё подумал: медбратки чего, интересно? Санитары, по ходу, напряглись. Их лица приняли выражение готовности исполнить в любой подходящий момент своё предназначение, надо же зарплату от- рабатывать. Видно, не часто их шеф на улице с парнями на роликах разговаривает и подходит к ним близко.

– Приемлемый ход мыслей. К бумаге я имею отношение, – поведал мне Бэтмэн из скорой. – Зовут-то тебя как, родной?

– А Четыре, – как обычно ответил я. Услышав это, он посмотрел на меня внимательно. Очень внимательно. Думаю, внимательнее, чем смотрели на меня раньше другие, когда слышали, как меня зовут. Он не стал шутить как обычно: «Так это формат такой», или «А – это имя, что ли?»

– Зайди ко мне завтра в этот офис, часиков в девять. Может, чего-то придумаем с тобой, – неожиданно, с ходу предложил он.

– В каких девять? У меня утро в тринадцать ноль-ноль начи- нается, – поделился я стилем жизни и графиком сна, – я сплю много.

– Ты сам решай, прикинь, что к чему, хочешь – спи до тринадцати, хочешь – зайди в девять, – предложил он свободу принять решение, развернулся и пошел.

Мой жизненный суточный цикл никогда не совпадал с суточным циклом Земли. Я всегда сплю – сколько хочу, засыпаю – когда хочу, а не когда ночь или когда надо, оттого, что завтра рано вставать. Я про это только слышал, что граждане рано встают на работу. У меня свой стиль жизни. И он такой не потому, что работы нет. А потому, что работать мне не обязательно, и потому, что у меня график такой, что никакая работа в него не впишется. Ос- таётся только путешествовать и созерцать.

Естественно, я совершил подвиг, встал в 8.30, в 9.00 был возле ворот, впустивших через себя «Скорую», в которой ездит человек, назвавшийся Бэтмэном.

Так наступил день первый.

Управление Стандартом

Офис представлял собой тот самый стеклянный куб, поразивший меня вчера. Стёкла имели зеркальную поверхность, каждое из них содержало по периметру коллаж, составленный по мотивам фольклора центрально-африканских плебейских племён, североамериканских индейцев и центрально-мексиканских племён майя. Странный получился орнамент, притягательный. Рядом с этим зданием находилась стоянка машин, причём одни из них были для перемещения, как я понял, другие – редкие, для утешения самолюбия, не все могли позволить себе подобные, в смысле финансовом и в смысле понимания. Окружающий всё это забор, синего цвета, был произведением искусства. Именно он привлёк моё внимание в первый раз. Он состоял из сплетения стилизованных букв нескольких алфавитов. Мне рассказывали про глаза ремесленников, когда им приносили эскизы, к которым они не были готовы морально. В тот раз это были глаза кузнеца, выполнившего данный заказ.

Через ворота меня пропустил вчерашний секьюрити, теперь без халата. Табличка перед входом в куб имела большой размер и говорила мне, входящему: «Управление Стандартом». Мы прошли внутрь. Совсем не оригинальной показалась мне белизна холла, посреди которого сидела милая секретарша, без искусственно созданного пафоса, как это часто бывает в подобных кон- торах. Рядом с ней стоял вчерашний Бэтмэн в белом. Я был пунк- туален, он тоже.

– Ида, подготовьте пропуск нулевого уровня, – сказал он секретарше, и уже ко мне: – Потом тебе объяснят, как и куда его вставлять. Я – Игорь Игоревич.

Ида была из тех, кто имел способность преподносить красоту (свою и вообще красоту) в чистом виде, без примесей, не прибегая к искусству макияжа и комбинирования аксессуаров. Этим искусством владеют немногие, но когда ты таких видишь – сразу понятно: человек фишку сечёт. Она не была симпатичной в традиционном понимании, она не для всеобщего понимания. Её нужно увидеть и понять её красоту, это не на поверхности. Часто наоборот, красота явная, но её не видно или она перегружена всеми теми подчёркиваниями, которые использует неумелая её обладательница. В общем, эта секретарша произвела на меня позитивное впечатление. Я понял её красоту.

Мы с Игорем Игоревичем, оставляя Иду позади (в ней явно было ещё что-то, чего я пока не знал), проследовали по коридору. Коридор держал на своих стенах мой нереализованный проект.

– Давно это здесь? Я носился с таким проектом, хотел сделать выставку, на которой все холсты, как здесь, были бы белыми, – ничего не получилось, – вспомнил я былое. – Галеристы фишку не просекли, обложились все секретаршами – не пройти к телу… Я так понял, у них там своя тусовка. Они выстроились в круг, вплотную друг к другу, и имеют по очереди свои выставки… Любуются друг другом… по кругу. С улицы не зайдёшь, слишком плотно стоят… Что это я о грустном? В общем, мне приятно видеть это – белые холсты… у вас это есть… интересно…

– Занимаясь продажей картин, никто не сделает чего-то раньше, чем это нужно лично им. Ты забегаешь вперед с этим проектом. Ты правильно сказал, что по кругу… ты вне этого круга. Видишь, то, о чём ты думал, уже есть, – по-отечески успокоил меня Игорь Игоревич. – В чём сила белого холста, по-твоему? – этот вопрос походил на некий тест.

– Я предполагаю, что белый холст – всегда по энергетике гораздо более интересен, чем разрисованный. На разрисованном есть то, что мы видим, а в белом есть всё, что потенциально может быть… в большинстве случаев, творчество – это заполнение пустоты или белизны. Всё человечество использует бумагу, так исторически сложилось, а она белая. И потому белая бумага в себе истину содержит, что её из древесины производят, а дерево, оно из Земли растёт, дождь его питает, а истина в этом всём и заключается, – ответил я давно продуманное и понятое. Лёгкий тест.