Доктор Данилов в тюремной больнице

– Будем пить по-аристократически, – сказал Конончук, приглашающе указывая рукою на одно из кресел. – Без конфет и печенья. Кофе, чистый кофе и ничего, кроме кофе. Кстати, на дух не выношу хохлацкое «кава». Поубывав бы. Кава-какава. Б-р-р!

– Главное не угощение, а хорошая компания.

Данилов сел в кресло, взял со стола дымящуюся чашку и посмотрел на Конончука, ожидая обещанных новостей.

– Я, Вова, больше не работаю на «Скорой», – сказал Конончук. – Я теперь фельдшер ФБУ ИК 13/21.

– Расшифруй, пожалуйста, – попросил Данилов.

– Федеральное бюджетное учреждение исправительная колония № 13/21. Я тебе, кажется, рассказывал, что ждал места…

– Рассказывал, – подтвердил Данилов. – В поселке Алешкин Бор, если не ошибаюсь?

– Все верно.

– Значит, дождался. Так вот почему ты постригся и сменил костюмчик!

– Вообще-то меня попросили только подстричься. Костюмчик я сменил по собственной инициативе.

– Почему?

– Образ должен быть гармоничным. С такой унылой стрижкой, – Конончук провел ладонью по темени, – рокерский прикид совершенно не сочетается. Неестественно как-то.

– Согласен, – кивнул Данилов. – И как работа?

– По сравнению с тем, что было на «Скорой» – просто санаторий. Работаю на ставку с четвертью – восемь дежурств в месяц, получаю с учетом надбавок раза в полтора больше прежнего, причем не мотаюсь по всей области, а сижу на месте.

– А контингент не напрягает?

– Наоборот, радует, – улыбнулся Конончук. – Никто не скандалит, не качает права. Чувствую себя белым человеком. Духом воспрял, душой отмяк, короче, все шоколадно.

– Так уж прям все шоколадно, Костя? – усомнился Данилов. – Не могу поверить…

– Нет, кое-какие сложности имеются, – признал Конончук, – не без этого. Спецконтингент, с ним шутки плохи. Но у нас строгий режим, причем сидят те, кто мотает срок по второму или третьему разу, люди серьезные, битые-тертые, не склонные попусту осложнять свою и без того непростую жизнь, а еще у нас строгий хозяин, у которого особо не забалуешь. От начальника многое зависит, сам понимаешь. Рыба недаром с головы тухнет. Работать сложно там, где нет порядка, а там, где он есть, работать можно и нужно. Я доволен. Жалко, что мне сорок лет уже стукнуло, аттестоваться на звание не могу, а то еще больше бы получал, и на пенсию пораньше можно выйти.

– Рад за тебя, – Данилов сделал глоток кофе и удовлетворенно подумал, что главное не в том, какой кофе пить, а сколько его насыпать. – А как тебе удалось остаться в общаге? Договорился с завхозом?

– Литр огненной воды разово плюс ежемесячно деньгами, за сколько договоришься, – Конончук улыбнулся и подмигнул, давая понять, что совсем нетрудно и недорого. – Ванька-встанька – мужик хороший, свойский, всегда войдет в положение, особенно если комнаты свободные есть…

Заместитель главного врача Монаковской ЦРБ по хозяйственным вопросам, которого в глаза величали Иваном Валерьевичем, а за глаза Ванькой-встанькой, относился к тем людям, с которыми нетрудно было поладить. Разумеется, при условии выказывания соответствующего уважения, обычно в размере литра водки или, как вариант, перцовой настойки на меду.

– …А комнат свободных только прибавляется, Вова. Больница начала «рассыпаться», народ бежит, и чем все это закончится, неизвестно. Скорее всего, скоро всех в Тверь будут госпитализировать.

– Нормально, – одобрил Данилов. – Хорошо, хоть Тверь недалеко.

– Да, хоть в этом повезло, – согласился Конончук и многозначительно добавил: – У нас в колонии, кстати говоря, пустует ставка терапевта.

– Спасибо, Костя, но я лучше вернусь в больницу, – мысль о работе на зоне Данилова совершенно не вдохновляла. – Думаю, что главный врач меня возьмет.

– Как бы ему самому скоро не отказали… Ты, наверное, не в курсе того, что у нас творится?

– А что такое?

Будучи в Москве, Данилов совершенно не следил за монаковскими новостями.

– Все сыпется, Вова. У нас недавно арестовали главу районной администрации, около недели после твоего отъезда. С шумом, с помпой, напоказ: статьи в газетах, сюжеты в тверских телевизионных новостях, чтобы было ясно, что сухим из воды, как раньше, он уже не выйдет.

– А за что арестовали?

– За сущие пустяки, – ухмыльнулся Конончук, – запросил с какого-то бизнесмена полтора миллиона евро за оформление в собственность небольшого земельного участка в десять гектаров. Мелочовка!

– Действительно, ерунда, – подыграл Данилов. – Преступление – когда врач за пятьсот рублей больничный выдает, а землю за взятку – это рабочие моменты.

– Но тем не менее…

Конончук подул на свой кофе, сделал большой глоток и зажмурился от удовольствия.

– А главный врач тоже замешан в этой истории? – спросил Данилов.

– Нет, – покачал головой Конончук. – Кто ж его пустит к такому смачному пирогу, как распределение земельных участков? Просто из Твери прислали временного исполняющего обязанности главы района, молодого и очень прыткого человека. Ему надо срочно нарыть как можно больше косяков прежнего руководства и показательно их искоренить, чтобы доказать всем свою состоятельность и пригодность к руководящей работе. А в нашей ЦРБ, как ты понимаешь, много чего можно накопать, поле непаханое… Сейчас там идет какая-то комплексная проверка, причем из Твери. Улавливаешь суть?

Данилов кивнул.

– Обстановочка – врагу не пожелаешь. Можно сказать, что средняя температура по больнице перевалила за сорок два градуса. Масла в огонь добавляет зам по медицинской части, которая то ли с перепугу, то ли желая выдвинуться, начала давать сотрудникам выговоры налево и направо. Народ, естественно, обижается и подает заявления по собственному желанию. Так что ты сперва пообщайся с народом, оцени обстановку, а потом уже иди к главному на работу проситься…

Данилов задумался. Конончук не имел склонности к преувеличениям и пустозвонству. Если все так, как он говорит, то впору возвращаться в Москву или же…

– Ты сказал, что в твоей конторе есть ставка терапевта. А анестезиолог-реаниматолог случайно не требуется?

– Нет, нам по штатному расписанию анестезиолога-реаниматолога не положено. При медчасти всего пятнадцать терапевтических коек, хирургия только амбулаторная, все сложное отправляем в Торжок, в областную больницу нашего управления. Но кто тебе мешает устроиться терапевтом? Работа нормальная – без дежурств, с двумя выходными в неделю, денег больше, чем в ЦРБ…

– Но я ведь не терапевт, у меня интернатура по АИР (АИР – анестезиология и реаниматология)…

– Это не помеха, Вова, – перебил Конончук. – У нас своя система, на многие вещи смотрят проще.

– До такой степени? – не поверил Данилов. – Ты не преувеличиваешь?

– Вова, я завтра выхожу на сутки и могу утром взять тебя с собой, – предложил Конончук. – Посмотришь своими глазами на нашу, как ты выражаешься, контору, пока только снаружи, побеседуешь с моей начальницей, а там решишь. В ЦРБ и завтра можно устроиться, один день ничего не меняет, не так ли?

– Верно, – согласился Данилов.

– Переночевать можешь у меня, – предложил Конончук, – а завтра поймешь, как тебе надо устраиваться в общагу – официально или неофициально.

Данилов с сомнением посмотрел на единственную кровать. Других лежанок в комнате Конончука не было.

– Я сегодня ночую не дома, – сказал тот, поняв причину даниловского замешательства. – Так что можешь располагаться со всеми удобствами. Главное, чтобы без четверти семь ты был готов на выход, транспорт ждать не будет…

Данилов решил, что речь шла о рейсовом автобусе, курсировавшем между Монаково и Алешкиным Бором, но транспорт оказался ведомственным – однодверным «пазиком» серо-белого цвета, который в автосалонах поэтично называют цветом белой ночи.