Доктор Данилов в тюремной больнице

– Рыбки-то как, размножаются? – спросила Бакланова.

– Да, Лариса Алексеевна, только вот никак строем плавать не хотят! – ответил Егоян. – Но ничего, до конца срока время есть, научу…

– А ты им ШИЗО устрой в трехлитровой банке, – посоветовала Бакланова. – Сразу научатся.

– Там они передохнут, – вздохнул Егоян. – Рыба не человек, чтобы ко всему приспосабливаться…

Мосолов в клубе вел себя точно так же, как и в медчасти: скромно держался позади начальства, никуда не лез и никакой активности не проявлял. Прапорщик Сергеич молчал, вяло оглядываясь по сторонам и время от времени поправляя на голове фуражку. «Флегматик или просто перепил вчера?» – подумал Данилов и принюхался, но перегарного выхлопа от него не ощутил. Значит, флегматик.

Часть здания, в котором находился клуб, занимала школа с отдельным входом с торца и своей вывеской: «Муниципальное общеобразовательное учреждение вечерняя (сменная) общеобразовательная школа № 20 Монаковского района Тверской области».

– Никогда бы не подумал, что в колониях есть вечерние школы, – сказал Данилов.

– А как же без них? – удивилась Бакланова. – У нас примерно процентов десять осужденных не имеют среднего образования, вот и наверстывают. Школа называется вечерней, но основные занятия проводятся в ней по утрам.

– До работы, – догадался Данилов.

– Вместо работы, – делая ударение на слове «вместо» ответила Бакланова и добавила, чтобы внести полную ясность. – Школа нам не подчиняется. Она просто расположена на территории колонии, поэтому ее сотрудники могут получать в нашей медчасти только экстренную помощь. А то, некоторые, знаете ли, любят лишний раз померить давление или проконсультироваться.

– Измерение давления – это тоже часть экстренной помощи…

– Непрямой массаж сердца, остановка артериального кровотечения или шинирование перелома – вот что такое экстренная помощь! – перебила Бакланова. – Если всем начнете давление мерить, то вам работать некогда будет!

Данилов не стал развивать дискуссию, все равно начальницу не переубедишь, просто остался при своем мнении. Да и времени на нее не было, потому что в школьный вестибюль навстречу гостям вышел пожилой, совершенно седой мужчина со склеротическим румянцем на впалых щеках и сизым носом любителя алкоголя. От него исходил легкий запах спиртного. Мужчина оказался директором школы и тезкой Данилова, только отчество у него было другое – Михайлович. Бакланова тоже уловила спиртной дух, потому что строго посмотрела на Владимира Михайловича и укоризненно покачала головой. Но тот нисколько не смутился.

Школа состояла из четырех классов и кабинета информатики, в котором стояло шесть допотопных системных блоков с такими же мониторами. Во всех классах шли занятия. Бакланова не мешала, заглядывала в класс, махала рукой, продолжайте, не обращайте внимания, и шла к следующей двери. Двери классов можно было бы и не открывать, потому что вырезанные в них окна позволяли из коридора видеть и слышать все, что происходит внутри. Нетрудно было догадаться, что это сделано для того, чтобы сотрудники, дежурившие в коридоре и вестибюле, могли следить за учебным процессом и пресекать любые отклонения от него.

– Михалыч – заслуженный учитель, почетный работник образования и вообще замечательный мужик, – сказала Бакланова Данилову, когда они вышли из школы. – Можно сказать, что весь наш район и добрая половина Твери – это его ученики.

– Они все отбывали здесь срок? – изумлению Данилова не было предела.

– Ну что вы, нет, конечно. Это Михалыч раньше работал в нормальных школах.

Данилов отметил, что начальница сказала не «обычных», а «нормальных». Маленький штришок, а выразительный. Уточнять, почему Михалыч при своем опыте и регалиях теперь работает здесь, в колонии, не было нужды: и так ясно, что всему виной тесная дружба с зеленым змием. На территорию колонии спиртное проносить запрещено, значит, выпивает он с самого утра, до прихода на работу.

Бакланова осматривала не только строения, но и всю территорию, которая, по мнению Данилова, была идеально чистой – ни бумажки, ни окурка, ни другого мусора.

Обогнув здание «зоновского» штаба, который, видимо, незачем было осматривать, Бакланова через плац направилась к общежитиям.

Каждое общежитие было огорожено трехметровым забором с будкой – контрольно-пропускным пунктом. Вместо аббревиатуры КПП некоторые говорили «вахта», «на вахте». Заборы делили жилую зону колонии на локальные участки («локалки»), внутри которых заключенным разрешалось свободное передвижение. Для того чтобы пройти в соседнюю «локалку» или, например, в медчасть, надо было объяснить администрации причину, записаться в особый журнал и получить разрешение. Но и при наличии разрешения осужденному полагался сопровождающий – сотрудник, старший дневальный или кто-то из числа активистов. Активисты передвигались внутри колонии без ограничений, такая у них была привилегия. Организованное передвижение заключенных, например, в столовую, промзону, баню или куда-либо еще осуществлялось строем, иногда с песнями.

Общежития представляли собой длинные узкие залы, тесно заставленные двумя рядами двухъярусных тщательно и однообразно застеленных кроватей. Две кровати стояли впритык друг к другу, образуя «купе», дальше был узкий проход и новое купе. Проход между рядами был широким, метра в полтора. Зеленые стены (в колонии был самым популярным именно такой цвет), красный охряной пол, серые одеяла и почти такие же застиранные простыни. На окнах висели коричневые занавески, не достававшие до пола. Посередине спинки каждой кровати крепилась белая табличка с данными владельца – фамилией, именем, отчеством, датой рождения, статьей, началом и концом срока.

На некоторых кроватях, укрывшись одеялами с головой, спали заключенные, никак не реагировавшие на приход комиссии. Данилов догадался, что это спят те, кто работал или дежурил ночью. Бакланова подтвердила его соображения.

– Вторая смена отсыпается, – негромко сказала она. – У них подъем в четыре часа.

Кроме помещений отряда в общежитиях осматривали комнаты политико-воспитательной работы (зал с телевизором), раздевалки, комнаты хранения и сушки личных вещей, спортивные уголки, умывальники и туалеты. В кабинеты начальников отрядов и каптерки не заглядывали.

На первом этаже третьего по счету общежития, которое занимал пятый отряд (всего отрядов было тринадцать, последний, тринадцатый считался отрядом строгих условий содержания и находился в одном из двух одноэтажных общежитий, другое предназначалось для карантина), один из толчков в туалете оказался не просто грязным, а изрядно загаженным.

– Что это такое?! – рявкнула Бакланова, оборачиваясь к Мосолову и руководителю санитарно-бытовой секции третьего отряда, долговязому сутулому парню лет тридцати. – Если у вас во время моего обхода все засрано, что в другие дни творится?! Где начальник отряда?!

Начальника отряда, молоденького очкастого старшего лейтенанта, похожего на Шурика из «Кавказской пленницы» («Как только он со своими подопечными управляется?» – удивился Данилов) Бакланова пропесочила в его кабинете, без заключенных и на пониженных тонах – берегла авторитет. Смысл ее короткой речи сводился к суровым карам, которые Хозяин (начальник колонии полковник Скельцовский) не замедлит обрушить на головы нерадивых пофигистов.

– Будет тебе, Юра, и спасибо, и премия, и повышение по службе, если срочно за ум не возьмешься! – угрожающе прошипела Бакланова перед тем, как выйти из кабинета.

Что она написала в журнале, Данилов не видел. По пути в соседнюю локалку досталось Мосолову.

– Ты каждый день на обходы ходишь, а порядка в колонии нет! Смотри, Мосол, найду тебе замену…

– Буду стараться изо всех сил, гражданин майор! – отозвался руководитель санитарно-бытовой секции. – Только не надо замены, я вас прошу!

Было неясно: то ли он действительно боится потерять свою должность, то ли просто притворяется испуганным.

– А ведь это кто-то специально в чистом туалете нагадил, – сказала Бакланова Данилову. – Я на обходы хожу в одно и то же время, по одному и тому же маршруту. Ну, может, задержусь где на минуту, проработать народ… Вот и подгадали.

– Зачем?

– Кто их поймет? – Бакланова пожала плечами. – Может, кто-то начальнику отряда насолить решил или руководителю отрядной СБС (санитарно-бытовой секции).

– Начальник отряда такой… – спохватившись, Данилов проглотил слово интеллигентный, а то вышла бы неловкая двусмысленность, – …молодой. Как ему удается руководить заключенными?

Прапорщик Сергеич многозначительно хмыкнул и дернул головой.

– Удается! – ответила Бакланова. – Юрка из всех отрядных начальников самый строгий. Сейчас придем в ШИЗО, можете сами убедиться – половина будет из третьего отряда. Молодые всегда самые строгие…

ШИЗО – это штрафной изолятор.

ПКТ – это помещения камерного типа.

Суть ШИЗО и ПКТ одинакова – это тюрьма внутри зоны, где в камерах содержатся злостные нарушители режима. Разница только в регламенте.

Заключенным, находящимся в штрафном изоляторе, запрещаются свидания, телефонные разговоры, приобретение продуктов питания, получение посылок, передач и бандеролей. Также им нельзя брать с собой имеющиеся у них продукты питания и личные вещи, за исключением полотенца, мыла, зубного порошка или пасты, зубной щетки и туалетной бумаги, не разрешено пользоваться книгами, газетами, журналами и прочей литературой, а также запрещено курить. Постельные принадлежности в штрафном изоляторе выдаются только на время сна, а нары от подъема до отбоя положено держать поднятыми. Ежедневная часовая прогулка – единственная «привилегия» штрафного изолятора. Туда не следует водворять больше чем на пятнадцать суток.

В помещения камерного типа можно «закрыть» человека на срок до шести месяцев. Здесь можно ежемесячно расходовать на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости немного денег из собственных средств, лежащих на лицевом счету, получать в течение шести месяцев одну посылку или передачу и единственную бандероль. Разрешено иметь при себе не только средства гигиены, но и продукты питания, курево и спички. Также можно читать все виды печатной продукции, а также писать и отправлять письма, ежедневно гулять полтора часа, а с разрешения администрации исправительного учреждения получить в течение полугода «отсидки» одно краткосрочное свидание. Долгосрочные свидания отбывающим наказание в ПКТ не положены.

В ПКТ обычно попадают те заключенные, чьи буйные головушки не может охладить пребывание в штрафном изоляторе. Если пребывание в ПКТ не подействовало, а осужденный продолжает систематически нарушать режим, то его могут отправить в другое помещение камерного типа – ЕКПТ. Единые помещения камерного типа, в отличие от ШИЗО и ПКТ, находятся вне колонии и представляют собой отдельную структурную единицу. Пребывание здесь ничем не отличается от тюремного режима, тот же «каменный мешок», разница лишь в том, что отбывание срока или его части в тюрьме назначается судом, а взыскание в виде помещения в ЕПКТ налагается постановлением начальника исправительного учреждения или лица, его замещающего. Это сугубо мужское удовольствие, женщин сюда не отправляют. Женщин и в ПКТ нельзя закрывать более чем на три месяца, такое им уважение оказывает уголовно-исполнительная система.

Для нарушителей режима в колонии также имелся отряд со строгими условиями содержания (СУС), занимавший отдельное одноэтажное общежитие.

Штрафной изолятор и помещения камерного типа ПК № 13/21 находились в одном трехэтажном здании, огороженным дополнительным забором в виде сетки и большого количества колючей проволоки. Осмотры камер не заняли много времени. Майор Бакланова была скоростной, да и разглядывать особо было нечего. Камера чистая, зэки опрятные, значит, пошли дальше. Здесь инспекцию водил сам начальник майор внутренней службы Башков. Башков был невысок и коренаст. Голова у него была небольшой, размера пятьдесят шестого, если не меньше, не в соответствии с фамилию. С Баклановой Башков держался подчеркнуто-официально («Разрешите, товарищ майор…», «Пожалуйста, товарищ майор»). Чувствовалось, что отношения между ними были довольно натянутыми.

Данилову при знакомстве Башков подал руку, назвал свое имя-отчество (Алексей Евгеньевич) и поинтересовался, в курсе ли уже Данилов насчет специфики ШИЗО. Тот вопроса не понял, а Бакланова ответила, что не все сразу, успеется. Когда все шли из жилой зоны в промышленную, Бакланова услала Мосолова вперед предупредить о своем появлении и, остановившись метрах в трех от КПП промзоны, сказала Данилову:

– Среди осужденных попадаются такие отпетые, на которых можно воздействовать только силой. Слова не помогают, только кулаки.

Многозначительный взгляд должен был усилить впечатление, но на Данилова он не подействовал.