Оценить:
 Рейтинг: 0

Клиническая ординаДура

Год написания книги
2020
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
8 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Большинство людей, к сожалению, безалаберны, – начал Адаев. – Пациента предупреждают, что препарат нужно принимать строго по часам, без разрывов, а он забывает. Или хуже – уезжает на отдых, забыв препарат дома. А ведь это особый препарат, которого в аптеке не купить. Признается ли он в том, что нарушал график приема? Да никогда в жизни! Хаус прав – все врут! Одни курят, несмотря на строжайший запрет, другие хлещут водку, но на словах – все ангелы безгрешные. Но ничего не поделаешь, приходится работать с теми, кто есть. Других участников для исследований взять неоткуда. И контролера к каждому не приставишь, такие вот дела. Это одна сторона вопроса. Другая сторона – репутация кафедры в целом и наша с вами в частности. Репутация – это самое дорогое, что у нас есть. И самое хрупкое, потому что создается она годами, а рушится в один миг. Скажу без ложной скромности, что желающие провести исследования своих препаратов на нашей кафедре выстраиваются в очередь. На данный момент в этой очереди стоит три препарата, а бывает и больше. А есть кафедры, которые всячески пытаются привлечь спонсоров, но к ним никто не идет, никто не хочет иметь с ними дела. Почему такое «неравноправие»? Потому что у нас есть репутация, а у других ее нет. Вы футбол любите?

– Люблю, – ответил Саша, удивившись такому переходу в разговоре.

– Если команда проигрывает ответственный матч, ее акции падают в цене. Никого не интересует, что у вратаря мама при смерти, а у центрального нападающего перед началом игры жену в роддом увезли. Обстоятельства неважны, важен результат, важен счет! Точно так же обстоят дела и у нас. Спонсоров не интересует сознательность участников исследования и прочие организационные моменты. Они дают нам деньги и хотят взамен получить качественное исследование своего препарата. Согласитесь, что это честно и правильно.

– Абсолютно!

– Наши партнеры возлагают на нас надежды, которые мы должны оправдать, иначе грош нам цена. Но потомственный сантехник Иван Иванович Иванов, которому мы предложили участвовать в исследовании, оперирует другими категориями. Он забывает принять препарат, но не забывает выпить перед ужином свой законный стакан водки, а вся эта безответственность приводит к искажению результатов. Вы можете сказать, что для участия в исследованиях нужно отбирать только ответственных людей и будете тысячу раз правы. Но где их взять? И как в момент отбора понять, кто ответственный, а кто нет? Истину можно установить только опытным путем. Вы машину водите?

– В принципе – умею, но своего автомобиля сейчас нет.

– Если прохудилось колесо, я его заменю и спокойно поеду дальше. С участником клинического исследования такой номер не пройдет. Коней на переправе не меняют. Допустим, что с начала исследования прошло шесть или восемь месяцев. Какая замена может быть на этом этапе? Можно только вывести участника из исследования, но этим увлекаться нельзя, потому что от количества участников зависит представительность исследования и его качество.

Адаев поерзал в кресле (кресло у него было роскошное, настоящий трон) и испытующе посмотрел на Сашу.

– Я прошу вас правильно понять то, что я сейчас скажу. Начну с того, что ни о каких фальсификациях данных не может быть и речи. Наука и мошенничество несовместимы. Если я узнаю, что вы хотя бы раз позволили себе «пошаманить» с результатом, то наши деловые отношения будут прекращены навсегда! Вы меня хорошо поняли?

– Хорошо, – кивнул Саша. – Очень хорошо.

– Вот и замечательно! На нашей кафедре принято получать результаты опытным путем, а не высасывать их из пальца. Но результаты нужно осмысливать. Их нужно анализировать, нужно вникать в суть, понимать, почему в данном случае вы получили именно такой результат. Мне не нужны бездумные автоматы, которые механически регистрируют данные, мне нужны думающие ассистенты, которые понимают, что они делают и умеют делать выводы. Правильные выводы! Если что-то пошло не так, вы должны понять, почему это случилось, и исправить положение.

Адаев замолчал и вперился пристальным взглядом в Сашины глаза, словно пытаясь что-то в них прочесть. Саша чувствовал себя немного неуютно, но глаз не отводил. Игра в гляделки продолжалась пару минут. Затем Адаев вздохнул и сказал:

– Нужен не только ум, нужна дипломатичность. Нельзя вести себя подобно слону в посудной лавке. Вы следите за ходом моей мысли?

– Слежу, но не до конца улавливаю, – честно признался Саша.

– Давайте я объясню на примере. Участник исследования приходит к вам на очередной прием. Вы смотрите, а ожидаемого результата-то нет, хотя он должен быть. В чем дело? Почему так произошло? Вы начинаете расспрашивать. Участник сначала юлит, а потом признается, что допускал большие перерывы в приеме препарата. Или же не признается, но вы чувствуете, что дело тут нечисто. Какими будут ваши действия?

– А какими они должны быть? – ответил вопросом на вопрос Саша.

По логике и правилам недисциплинированных участников надо выводить из исследования, но Адаев явно подводил его к другому ответу. Нет уж, пусть лучше профессор сам произнесет заветные слова.

– Дипломатичными, – ответил Адаев. – Умными. Нужно прикинуть, каким должен был быть результат на самом деле, если бы участник делал все как положено, и указать этот результат в протоколе. Это же будет не фальсификация, а исправление ошибки. Вы чувствуете разницу?

Никакой разницы Саша не чувствовал. «Если кражу назвать экспроприацией, то она от этого не перестанет быть кражей», всякий раз говорил отец, когда проходил мимо дома на улице Каминского, построенного его прапрадедом и экспроприированного в 1918 году. Если фальсификацию назвать «исправлением ошибки», то она от этого не перестанет быть фальсификацией. Неужели правы те, кто утверждает, что все клинические исследования представляют собой ритуал с предоплаченным результатом? (А так говорили даже некоторые преподаватели Тульского медицинского института).

«С волками жить – по волчьи выть! – решил Саша. – От научной работы на кафедре отвертеться не получится, чем-нибудь да нагрузят. Если предопределенное неизбежно, то пусть лучше это будет исследование от «Макс Шмидт и Доуль», нежели от какой-нибудь «Мумбай фармасьютикал индастриз», которая выпускает дженерики[16 - Википедия называет «дженериком» лекарственное средство, содержащее химическое вещество – активный фармацевтический ингредиент, идентичный запатентованному компанией-первоначальным разработчиком лекарства. Если говорить проще и яснее, то дженерик – это копия лекарственного препарата, которая иногда бывает пиратской.] «по мотивам» новейших разработок. Опять же, не хотелось наживать врага в лице профессора Адаева. В наживании врагов Саша уже преуспел сверх всяческой меры, пора было и остановиться. Ну и вообще, взгляды научного руководителя не обязательно должны совпадать со взглядами ассистента. Главное в жизни – жить своим умом.

– Чувствую, – не моргнув глазом соврал Саша.

– Вот и замечательно! – Адаев впервые после начала «объяснения про линию» позволил себе улыбнуться. – Давайте скрепим рукопожатием наш союз нерушимый и станем сотрудничать в лучших традициях Российского университета демократического сотрудничества!

«Российского университета дуракаваляния и саботажа», мысленно перевел Саша.

Рукопожатие профессора Адаева было крепким, спортивным, энергичным, вдохновляющим. Саша вдохновился ровно настолько, чтобы выйти из профессорского кабинета с дружелюбной улыбкой на вконец озадаченном лице.

«Я знаю, что будь я мудрее, этого бы не случилось» вкрадчиво напевал в ухо Гари Брукер, солист группы «Прокол Харум».

Но что случилось, то случилось. И с этим приходилось считаться.

Глава пятая. Как диск луны дрожит в седых волнах…

«I know if I'd been wiser
This would never have occurred
But I wallowed in my blindness
So it's plain that I deserve
For the sin of self-indulgence»[17 - «Я знаю, что будь я мудрее,Этого бы не случилось.Но я погряз в слепотеТак что ясно, чего я заслуживаюЗа греховное потворство своим желаниям» (англ.).]

    Procol Harum, «Посмотри на свою душу»

Итоги первого месяца ординатуры в одном из самых передовых университетов великой страны откровенно не радовали. Не радовали настолько, что их можно было и не подводить. Но педантичный ординатор Пряников подвел. В своем классическом стиле – разделил лист бумаги вертикальной полосой на две части, и стал записывать в левой все плохое по пунктам.

Пункт первый – за месяц если чему и научился, так это сдерживать себя во время дежурств. Любое условно лишнее слово, любая рекомендация, выходящая за рамки оказания помощи по дежурству, будут восприняты лечащими врачами и заведующими отделениями как кровная обида. А что следует за кровными обидами? Месть! Саша уже успел ощутить, как изменилось к нему отношение в некоторых отделениях. В терапии дошло до откровенно хамских комментариев со стороны постовых сестер в стиле: «некоторые ординаторы слишком много о себе воображают!». Комментарии приходилось пропускать мимо ушей. Саша прекрасно понимал, что если он скажет наглой медсестре ответную резкость, то выйдет скандал и завтра его обвинят в том, что он терроризирует средний медперсонал, не давая спокойно работать. Если нажаловаться заведующей отделением, результат будет точно таким же, только в придачу мадам Адамовская наговорит гадостей. Ничего, терпение и невозмутимость – одни из важнейших качеств врача. Да и вообще надо быть выше всего этого. В конце концов он в Москву учиться приехал, а не самоутверждаться в глазах каких-то невоспитанных дур. Но как себя не уговаривай, все равно было неприятно.

Лекции и практические занятия для ординаторов ничем не отличались от тех, что проводились для студентов в рамках обычной вузовской программы. Некоторые сотрудники кафедры, например – доцент Карманова, которая вечно пребывала в «цейтнотах дедлайновых» (ее собственное выражение), позволяли себе объединять студенческие занятия с ординаторскими. А что тут такого? Принципы терапии сердечной недостаточности одинаковы и для студентов, и для ординаторов, и для профессоров…

Одинаковы-то одинаковы, только у студентов и ординаторов уровень разный. Студенты учатся «с нуля», им, образно говоря, нужно все разжевать, в рот положить и проследить, чтобы они все проглотили, то есть – усвоили бы полученные знания. Ординаторы – это врачи. Первичные знания они усвоили давным-давно, сдали все положенные зачеты и экзамены, получили дипломы и теперь им нужны знания более высокого уровня. Им надо разбираться в самых сокровенных нюансах, в самых потаенных особенностях каждого назначаемого препарата. Ординаторы должны стать мастерами своего дела, полностью готовыми к самостоятельной работе. «Пережевыванием» давно усвоенных знаний такого результата не добьешься.

Методика обучения тоже была совсем не той, которой хотелось Саше. Собственно, он и приехал в Москву только потому, что не хотел учиться в местной ординатуре, которая представляла собой унылое рутинное повторение пройденного, помноженное на бесправное рабство. Наивный доктор Пряников и подумать не мог, что в Российском университете демократического сотрудничества, который готовит специалистов для работы за рубежом, ординаторов будут учить точно так же, как и в родной Туле. В очередной раз оказался прав отец, который советовал сыну не «блажить», а проходить ординатуру дома, потому что везде одно и тоже.

Но снявши голову не стоит плакать по волосам. Рубикон уже перейден и фарш невозможно провернуть назад. Можно, конечно, бросить ординатуру в РУДС, а в будущем году поступить дома на платную. Но такое решение привело бы к большим потерям – потере года жизни, потере кучи денег и потере лица. Вслух родители будут только радоваться возвращению блудного сына, но в глазах у них нет-нет да мелькнет: «Говорили же мы тебе дурачине».

Настоящее Клиническое Обучение в представлении Саши выглядело так. Преподаватели давали ординаторам практические задания, которые нужно было выполнять самостоятельно, а затем устраивали «разбор полетов» и указывали на допущенные ошибки. Вот тебе пациент – поставь-ка диагноз и назначь лечение. Смотри – вот тут ты ошибся… И так далее. На деле же ординаторы записывали в истории болезни указания преподавателей и заведующих отделениями. Ни о какой самостоятельности тут не было и речи. И об обучении, к слову будь сказано, тоже. Интересными каждый из преподавателей считал тех пациентов, которые подходили для участия в клиническом исследовании, которое этот преподаватель проводил. Когда же Саша попробовал на практическом занятии рассказать об одном интересном случае из своей студенческой практики, то Карманова резко оборвала его – не мешай проводить занятие! Хорошо занятие – бу-бу-бу, бла-бла-бла, к следующему разу освежите в памяти наджелудочковые аритмии. А зачем их освежать? Чтобы заново прослушать то, что уже слышал на пятом курсе? Или на четвертом? Время бежит, вот уже и первые признаки склероза начинают появляться.

На лекциях ординаторов по идее должны были знакомить с новейшими открытиями и тенденциями, и вообще весь материал должен был подаваться не на студенческом, а на «академическом» уровне, но то по идее, а на деле ничего этого не было и в помине. Сильнее всего Сашу шокировала лекция заведующего кафедрой члена-корреспондента, профессора и светилы мировой величины (так, во всяком случае, было принято считать на кафедре). Вместо полноценной лекции для полноценных врачей, Манасеин слово в слово прочел главу из своего учебника для вузов, на самом деле написанного доцентом Сторошкевич.

– А какой смысл Славику напрягаться? – спросил Кирилл, с которым Саша поделился наболевшим. – Его же все равно никто не слушает.

– Неинтересно – потому и не слушают! – возразил Саша. – Было бы интересно, так слушали бы. Нет, так нельзя!

– Ты у себя в комнате повесь на стенку календарь и каждый вечер зачеркивай в нем крестиком прошедший день, – посоветовал Кирилл. – Это успокаивает.

– Да иди ты со своим календарем! – рассердился Саша. – Я тебе что – дембель?

– Согласно армейской классификации мы с тобой духи бесплотные, которых всем положено чморить, – усмехнулся Кирилл. – До дембеля нам как до Луны… Тебя Лариска не заставляет носки и трусы ей стирать?

Тула, если кто не в курсе, это большой промышленный город, в который когда-то съезжались на работу жители разных регионов. Смешение местных матерных «диалектов» переплавилось в могучую и очень убедительную матерную брань, яркую, образную и донельзя витиеватую.

– За тобой, друг мой, хочется с молескином по пятам ходить и каждое слово записывать, – восхищенно сказал Кирилл, когда Саша закончил свою донельзя эмоциональную филиппику. – Вот он – настоящий живой русский язык, язык Пушкина, Чехова и Бунина!

Незаметно для себя, Саша довольно сильно повысил голос, и его «филлиппика» разнеслась по всей аудитории. Хорошо еще что это случилось во время пятиминутного перерыва, когда профессора-членкора Манасеина не было в аудитории. После окончания лекции Сашу в дверях подкараулил ординатор второго года Нарендра и спросил, что означают слова «поебешка дроченая». Саша со стыда готов был провалиться сквозь землю.

– Это примерно то же, что и «stupid asshole», только более обидное, – выручил Кирилл. – Употребляй с осторожностью, а то могут быть проблемы. И вообще имей в виду, что Алекс владеет русским матерным куда лучше, чем ты английским.

– В английском языке нечем владеть, – проворчал Нарендра, слывший великим знатоком английского мата. – Двадцать слов, тридцать ругательств. А у вас только для слова «секс» более двадцати синонимов. Я думал, что все знаю, но вчера Пракаш сказал мне слово «впердолить»…

Ординатор Пряников ускорил шаг, оставив Кирилла с Нарендрой позади. Ему было стыдно. Впрочем, Кирилл сам был виноват. Довел своими шуточками да подначками.

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
8 из 9