Современное путешествие Лады в ад и рай

О, тело мое! Пожалей свою божью душу. Вытолкни из себя черную сущность – подарок дьявола. Отдай все обратно, что обманом, бесчестно, задарма, на холяву, забрал, «купил» у государства. Помни тело, что тебе в итоге и нужен только кусок земли 2 метра на 2 метра. И больше ничего. И богатств, нажитых неправедным путем, на тот свет ты не возьмешь. И душа с жаром продолжала. Чувствовалось, что это ее самый больной вопрос – «тело мое, не греши больше. Ведь я чувствую, что с каждым месяцем мой мешок с грехами становится все тяжелее и тяжелее. И мне все тяжелее и тяжелее по ночам бегать с мешком грехов вокруг моих владений. Я никогда не верил ни в ад, ни в рай. Я не был верующим. И равнодушно относился ко всем религиям. Но ужас! Все о чем они проповедуют, все это оказалось реальностью. И ад – это жестокая реальность. Я лучше передам моему телу записку, подумав, сказал он, и привычно полез в карман пиджака за «золотым пером». И тут он вспомнил, что он совсем голый, как в бане. И сконфузился и быстро опустил руку, по привычке закрывая срамное место. Тогда передайте на словах – сказал он упадшим голосом «Я обращаюсь к моим наследникам: жене, детям, внукам, родственникам. Умоляю вас! Облегчите мою участь. Активнее делайте добрые дела. Отдайте свои коттеджи и мерседесы домам инвалидов и престарелых. Молитесь за меня, это помогает мне уменьшить объем мук и тяжесть мук, которые мне, грешной душе, придется нести вечно.»

«Я все передам на земле» – сказала добрая Лада. – «Если меня только выслушают». «Я буду молиться за вас». Бес презрительно улыбнулся при этих словах и сжал плетку, готовясь к яростному удару. Душа, обливаясь кровавыми слезами, встала на колени и протянула к Ладе в прощальной мольбе руки. И никак не вязался образ этой страдающей, измученной души со своим респектабельным, холеным телом, которое в эти минуты на земле, сидело у себя в офисе и пило кофе. И не знало, что вместо божьей души у нее сейчас черная сущность, подарок дьявола.

Глава 2. Круг 2. «Казнокрад»

И снова в скорбный путь. Тропа все круче. Адская, иссиня-черная темнота окутала путников. Бедная Лада тоже несла крест мучений, преодолевая одно препятствие за другим. Ее обувь, не приспособленная к тяжким арктическим условиям, уже износилась и мало грела. А Фигура терпеливо переносила ее через бесконечные высокие ледяные торосы и возвышенности, оставляя ей в пути только ровные места. Уже совсем близко – сочувственно сказала Фигура, глядя на съежившуюся Ладу, одетую в обычное дешевое тонкое зимнее пальто. «За какие это грехи вас отправили в такой тяжкий путь по аду? – спрашивала Фигура, в очередной раз перенося ее через ледяную скалу. И Лада отвечала «Моя цель донести до людей на земле, все что я увидела в аду и далее в области Ада называемого Чистилищем и в «крае равнодушных». Чтобы услышавшие меня, люди земные, уверовали, что ад и область Ада называемая Чистилище и «край равнодушных» – это неотвратимая реальность, которая ждет каждую земную душу, если она греховна. И еще мне дано посетить рай земной и там я увижу свою любимую маму». При этих словах тело Лады наполнилось энергией. Она бодро вскинула голову и улыбнулась. Фигура очарованно смотрела на ее улыбку. Это была прекраснейшая из прекраснейших улыбок, которую он когда-либо видел за свою долгую, долгую жизнь. И что-то подобное он видел когда-то в раю небесном, когда пребывал в обществе прекрасных ангелов. «У вас прекрасная улыбка» – прошептал он потрясенный. Вы поистине Ангел земной и небесный – прошептал он потрясенный. И тут ангел падший осознал, что он влюбился в Ладу со всей страстью своей исковерканной черной души. Эта любовь пробуждала в нем самые сладостные воспоминания далекой, далекой юности. Ах, Лада – сказала Фигура – Ваша улыбка перевернула мне душу. Ведь я раньше был совсем другой – Я был когда-то светлым «Божьим Ангелом», однако часть Ангелов отпала от Бога. Их глава – верховный ангел – возгордился и пожелал уподобиться Самому Богу. Эти бывшие ангелы, ставшие врагами Божьими и всячески старающиеся принести нам вред, привести к гибели человеческие души, именуются бесами, а их глава – дьяволом. И этот дьявол – Люцифер, – некогда прекраснейший из ангелов, тот, кто был когда-то так прекраснейше красив», возглавил мятеж, восстание части ангелов против Бога и вместе с ними был свергнут из рая в ад. «И был так дивен, как теперь ужасен, он, истинно первопричина зол!» Превратясь в чудовищного дьявола, он стал властелином ада и его прислужников – «дьяволов». Так в мире возникло зло, еще до сотворения человека. Но я – бывший ангел, не примкнул, ни к Богу, ни к дьяволу. И в результате стал никому ненужным. И я – твой проводник – не примкнул ни к одному из лагерей. Я болтался посередине. Безвольный – я пытался примкнуть то к одному лагерю, то к другому лагерю. И уже никому не был нужен. Ни Богу, ни дьяволу. Ни аду, ни раю. «Так вы – воскликнула Лада – «ни туда и ни сюда». – «Вот ваше настоящее название». Фигура кивнула головой в знак согласия – «Вот мое настоящее название «ни туда и ни сюда». Уже позже я понял, что судьба сильно бьет таких как я. Когда я предал и одних и других. И в итоге стал никому не нужен. Расскажите мою историю людям» – сказал устало бывший ангел падший – Фигура. «В назидание».

Впереди показались ворота и одинокий барак. Проволочного забора, который бы отгораживал эти пространства, не было. Ибо некуда отсюда бежать. Из барака резво выскочило несколько откормленных бесов с рогами. Глаза их горели яростно «Кто такие? Куда, без разрешения?»

Фигура деликатно все объяснила. «Слыхали» – сказал бес. Недавно пришла партия новеньких. «Идите налево и скоро увидите» Действительно вскоре показалась толпа голых душ. Лада с Фигурой подошли поближе к одной их них. Душа занималась уже знакомым Ладе делом. Как мальчишка на детской площадке, душа ожесточенно строила из снега 3-х этажный коттедж, вернее дворец. Снега вокруг было не так много. Поэтому его приходилось натаскивать на больших санях издалека. И сваливать на свою рабочую площадку. Съездив 5–6 раз и приготовив большую кучу снега душа собралась отдохнуть на секунду, как вдруг яростный хлыст ударил по его израненной спине. Душа вздрогнула, выпрямилась и обернулась. Как молния, внезапно появившийся бес, нанес свой удар ледяным хвостом. «Не простаивай! Работай!» – бешено кричал бес.

«Подождите, пожалуйста, уважаемый господин бес» – смиренно сказал Фигура. Нам надо поговорить с этой душой. Мы получили разрешение. «Ладно», – пророкотал бес – «Но недолго». И исчез, внезапно появившись на месте нового наказания, где душа тоже позволила себе минутную передышку. Лада подошла к душе и сразу ее узнала. Совсем недавно тело души давало интервью в качестве государственного мужа, болеющего за интересы государства, живущего в нем. «Я, Лада, – я проходом. И потом я вернусь обратно на землю». «А разве так можно?» – прошептала в изумлении несчастная душа. «Да, мне разрешили» – сказала Лада – «Я недавно видела вас по телевизору. Разве вы умерли?» – наивно спросила Лада. «Мне не ведано знать, как живет мое земное тело, там на земле» – сказала с государственным опломбом душа. – Но мне здесь тяжело. Ох, как тяжело».

Тут вступила в разговор Фигура. «Тут во 2-ом кругу ада карается казнокрадство. Здесь мучаются души тех, кто обирал и воровал у государства при жизни до своей кончины и души тех, чьи тела сейчас живут на земле и продолжают обирать и воровать у государства, являясь при этом государственными слугами.

Ты уже знаешь Великое правило, заведено Богом. Богом так заведено, что когда объем грехов становится больше человеческой нормы, то дьявол буквально выталкивает изначальную божью душу человека, пропитанную грехом, как черным гуталином досрочно и занимает ее место черной сущностью, – подарком дьявола. А греховная душа возносится на небо и попадает туда, где ей положено быть по ее грехам». И тут, в назначенном по ее смертным грехам кругу ада, душа проходит предварительные кратковременные мучения. А затем, когда тело умирает – будет мучатся по полной программе».

Несмотря на муки душа выглядела очень импозантно, даже величественно. Громадного роста, зычный голос. Седина придавала благородство его красивой голове. Фиговый листок, неизвестно как оказавшийся там где нужно, вероятно из уважения к его высокой должности на земле. «Я тут недавно» – сказала душа и начала свою покаянную исповедь. После одной очень крупной взятки, которую я взял, дьявол буквально вытолкнул меня из тела. И вот я внезапно здесь. Говорит, что прихватизаторы за копейку получили государственное имущество. Это так. Они, действительно, мало заплатили государству. Государство в результате этого стало нищим. Оно очень много дало нам, государевым служащим, на всех постах сидящих. Государство одно, а нас государевых служащих много. Государство, как последний алкоголик раздавало свое имущество и природные богатства направо и налево. И вот оно стало совсем нищим. И раздавать уже нечего. А сможет ли нищий, «последний алкоголик» прокормить свою многочисленную семью. Нет, дети его будут голодные. Так и нищее государство. Сможет ли оно прокормить своих бесчисленных детей, называемых населением, которые ждут от него помощи и тепла. Нет! Меня мучает, здесь в аду, вопрос: «Почему государство так жестоко к своему родному чаду, к своему населению, к своему народу. Тут в разговор вступила Фигура, с интересом слушавшая разговор. «Я понял, что у вас государство слабое. Машина государственная вся расшатанная, разболтанная. И тут все зависит от шофера. Крепкий шофер у руля, думающий о интересах простых пассажиров. И тогда все в порядке. И машина вся починена и все гайки подкручены и простые пассажиры довольны. Их ведут в нужном направлении. А пассажиром только и нужно, чтобы все жили сыты и была крепкая крыша над головой. И хорошая денежная работа. А если шофер, не умеет чинить машину, не умеет управлять машиной и не знает куда ехать, и главное, о своих простых пассажирах не думает, то пассажиру совсем туго будет. Привезет шофер туда, где голодно и худая крыша над головой будет"» И тут в разговор опять вступила душа, которая воскликнула: «Я жертва. Я жертва обстоятельств. Если государство слабое и платит своим государевым слугам копейки за их работу, а тут столько соблазнов и никакого контроля. И никакой ответственности. Как можно отказаться от взяток, когда тебе их насильно в руки дают. А так, я хороший человек – добавила душа – Прекрасный семьянин. Но тут бес попутал. Буквально бес! – воскликнула душа. Ведь поставь на мое место кого угодно, хотя бы тебя – душа показала в сторону Фигуры. «Ты ведь тоже стал бы брать». Фигура горестно почала головой. «А теперь я отрабатываю свои муки предварительно, краткосрочно. 1 час утром и 1 час вечером – пока мое бренное тело еще живое на земле. А муки мои состоят в том, что чем больше я настроил на земле на ворованные деньги, квартир, коттеджей, машин, гаражей, яхт и т. д. и т. д., тем больше мне надо строить их здесь в аду из снега. А построив все это опять ломать и рушить. А потом снова строить. И так вечно. А снега кругом на строительство становится все меньше и меньше. Вот мои сани. Я впрягаюсь в них и иду все дальше и дальше за снегом. И так 1 час ранним утром и 1 час поздним вечером. А по ночам я бегаю вокруг моих снежных богатств с мешком грехов и чувствую, что мешок моих грехов из месяца в месяц, из года в год становится все тяжелее. Сейчас я исполняю предварительные мучения. Час утром и час вечером. Днем, остальное время сижу в ледяной яме, жду когда умрет мое бренное тело. И тогда мое мучение начнется исполнятся сполна. С раннего утра по поздней ночи. И всю ночь я буду бегать с мешком своих грехов вокруг снежных богатств. И чуть подскользнешься, на секунду остановишься, как яростным кнутом по спине огреет меня яростный бес с горящими от гнева глазами. И мука эта будет продолжаться вечно. Незадолго до того, как моя душа внезапно улетела сюда, в ад, моя жена говорила мне, что очень мечтает купить на ворованные деньги коттедж в Сочи. О! Я умоляю свою жену! Не покупай! Пожалей бедную душу своего любимого мужа. Хоть немного облегчи мои страдания. Мне тут меньше надо будет строить. Скажи жене моей и телу моему, пусть отдадут все, что построено и куплено на нечестные деньги на доброе дело: на детские дома, на дома инвалидов и престарелых, церкви. Пусть сами делают добрые дела на земле. Все это мне немного поможет в аду. Я никогда не верил, ни в ад, ни в рай. Я не был верующим. И равнодушно относился ко всем религиям. Но ужас! Все о чем они проповедуют, все это оказалось реальностью. И ад – это жестокая реальность. Я не посещал церковь, хотя сейчас на это мода среди служивых людей пошла. На великий праздник прийти и встать на самом видном месте, чтобы простой верующий люд видел и думал, что и мы богобоязные люди тоже.

Лада рассказала душе о встрече с душой «прихватизатора» в 1-ом кругу ада. О! Обрадовалась душа. Так это мой приятель. И от него мне не мало денег перепало. И он тоже здесь, в аду! Вот бы нам встретится – поговорить. Фигура загадочно улыбнулась при этом. И на последок, душа не привыкшая даже к тем, еще не большим страданиям, завопила «Расскажите все моей любимой жене, детям и моему телу. Умоляю вас. И грузная душа казнокрада рухнула на колени, протягивая руки к Ладе в прощальной мольбе. О, если бы его увидели в этот момент все его высокопоставленные приятели и знакомые.

«Я все передам на земле» – сказала добрая Лада. «Если меня только выслушают. Я буду молиться за вас».

Глава 3. Круг 3. «Петрушка-властолюбец»

И снова в скорбный путь. Тропа становилась все круче. Лада совсем потеряла силы. Фигура, в которой впервые за тысячу лет проснулось светлое чувство любви, нес ее на своих слабых крыльях вперед. Но и он устал.

Останавливались все чаще. И вот впереди ворота. Вход в 3-ий круг ада. Все те же яростные бесы. Все та же безрадостная иссиня-черная темнота кругом. Лишь издалека доносились жалобные стоны и стенания мучеников. Опять разговоры с бесами. «Вот там, новая партия, недавно только пригнали. И бес показал направление, куда идти. И вот они на месте. И Лада увидала жуткое зрелище. Душа, вся израненная и в кровоподтеках карабкалась по обледеневшей узкой лестнице на вершину ледяного пика. Забравшись на верх, она вступала на скользкую крохотную площадку на вершине. Но тут же подскальзывалась и срывалась вниз, на ледяное поле, усеянное острыми обломками окружающих пиков. И с диким воплем душа падала вниз, долго билась там в конвульсиях. Вставала и снова брела к скользкой лестнице и лезла наверх. Чтобы все начать сначала. Все тело души было в кровоподтеках и синяках, поломанные руки и ноги плохо слушались и тут еще у лестницы стоял яростный бес и стегал кнутом беспощадно, за малейшее промедление. Лада подошла поближе к несчастной душе и сразу же узнала ее. И этот тоже здесь» – прошептала она горестно. «Кому же тогда верить». По просьбе Фигуры душа остановила свой бег, а яростный бес отступил от него на короткое время. Душа подняла свои утомленные глаза на Ладу и ничему не удивилась. За свою долгую жизнь, душа вообще перестала удивляться. Раз так есть – значит это кому-то надо. А Фигура объяснил Ладе, что здесь проходят муку «петрушки-властолюбцы». Те, кто попирая все человеческие нормы морали и совести, стремились к власти, на любом уровне и не ради служения людям, во имя их блага. Нет, наоборот, для удовлетворения собственных амбиций. Для насыщения своего собственного кармана.

Все у них оборачивалось красивой фразой. Демагогией. Дела резко расходились с обещаниями. Очень много обещаний. О, если бы это было бескорыстное служение тем людям, над которыми их поставили. Если бы они работал во благо людей, которые им поверили. И мучения души «петрушки-властолюбца» в том, что она должна по ледяной лестнице взбираться на вершину одного из окружающих пиков и скользя там падать вниз. И весь сломанный, разбитый, окровавленный снова карабкаться наверх. И чем выше черная душа вскарабкалась на земле, тем выше ей карабкаться здесь, в аду. И с еще большей высоты падать вниз. И так, каждый день. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, из столетия в столетие. Вечно – такая мука и такие страдания. Душа мгновенно, манерным движением прикрепила себе фиговый листок. И театрально стала бить себя руками в грудь. И заговорила, прекрасно поставленным голосом, вот ее покаянная исповедь. Я каюсь, я виноват. Я мало думал о людях, которые мне доверяли. Если откровенно, я о них совсем не думал. Я по природе актер. Жизнь для меня всегда была сценой. Я играл некую роль Героя-любовника. Зрители, то бишь простой народ, хлопали, кричали «браво». Зрители любили меня, мое актерское кривляние на сцене жизни. Но наши реальные жизни были разделены рамкой сцены. Я жил своей жизнью. А они своей. И только когда мне нужна была поддержка, помощь благородных зрителей, я снова устраивал им спектакль. И срывал аплодисменты доверчивых зрителей, то бишь простого народа. И так все время. Да, я – актер, я фигляр – декламировала, как на сцене, душа. – Но это уже беда глупого зрителя, то бишь простого народа, что он любил меня, верил мне. И при любых спектаклях, которые я устраивал, когда это мне было нужно, зрители, то бишь простой народ, опять и опять верили мне. По истине, терпение зрителя, то бишь простого народа бесконечно. Его можно надувать бесконечно. «Петрушка-властолюбец» – подумала Лада – «Все они Петрушки на балагане жизни.». А душа продолжала «Как там мое тело. Пусть оно больше не дает пустых обещаний. Ведь оно знает, что их все равно нельзя выполнить. А ведь каждое невыполненное обещание – это грех. А мой мешок грехов и так уже велик и тяжел. И тут «Петрушка-властолюбец», наконец, вздохнул совершенно натурально. «После всех страданий, которые я здесь испытал, я понял простую истину. Что мы «Петрушки-властолюбцы» все-таки слуги зрителей, то бишь простого народа. И не зрители, то бишь простой народ, у нас в услужении, а мы у зрителя, то бишь простого народа, в услужении. И надо нам переставать быть «Петрушками-властолюбцами», а надо становится настоящими слугами зрителя, то бишь простого народа. И не играть на сцене, а просто работать. Чтобы зрителю, то бишь простому народу, лучше жилось.

Я никогда не верил ни в ад, ни в рай. Я не был верующим и в церковь ходил только по великим праздникам, как на сцену. Чтобы зритель, то бишь простой народ, видел, что я тоже верующий. И если на меня наводили телекамеру, то даже и крестился, правда не очень умело. Я равнодушно относился ко всем религиям. Но ужас! Все о чем они проповедуют, все это оказалось реальностью. И ад – это жестокая реальность. Я исполняю здесь, в аду, свою муку в урезанном виде – пока один час в день влезаю на ледяную пику и бросаюсь вниз. А вечером 1 час со своим мешком грехов бегаю вокруг этой ледяной пики. А остальное время сижу в ледяной яме и жду смерти своего бренного тела. И уж тогда мои муки будут исполняться в полной мере. Лада рассказала о встрече с «прихватизатором» и с «казнокрадом». О! – обрадовалась душа – Это мои хорошие знакомые. Сколько мы вместе дел провернули. Они тоже здесь, в аду. Хорошо бы нам встретиться. Передавайте им от меня большой поклон. «Они раскаялись, как и вы» – сказала Лада. – Страдания очищают душу» – ответила душа. И только здесь, в аду, душа оценивает свою земную жизнь со всей искренностью и со всей совестью, чего она не могла бы сделать на земле. Будете на земле, зайдите к моему телу и расскажите все, что видели – умоляла душа. «До свидания. Я все передам на земле. Если меня только выслушают» – сказала добрая Лада. – «Я буду молиться за вас».

Душа «Петрушки-властолюбца» долго махала им во след, пока плетка яростного беса не вернула его к жесткой действительности.

«Я организую их встречу на миг, – сказала Фигура. – Мне это будет тяжело, но я уговорю бесов, чтобы они доставили их сюда и обратно. У бесов сил много и им ничего это не стоит». И вот прошло время, и перед глазами потрясенной Лады возникла небольшая картина. Встреча закадычных приятелей на том свете, в аду. «Прихватизатор», «казнокрад» и «Петрушка-властолюбец» как увидели друг друга, так и замерли на секунду от неожиданности и удивления и бросились в объятия друг друга. Страдания очистили их души. Спесь слетела с них. И разговор они вели безо всяких задних мыслей о пользе, выгоде и взаимных сделках. Просто общение душ друг с другом. Как лучшие, бескорыстные друзья. Они стали вспоминать свою прошлую, богатую Московскую жизнь. Совместные походы в рестораны, поездки на охоту. «Кончайте», – взывал к ним ангел падший. «У вас осталась одна минута». И тут не сговариваясь, в эту последнюю, торжественную минуту они упали на колени. Из их глаз лились слезы. Исполосованные плетями, перебитые острыми кусками льда, все в незаживающих кровоподтеках и язвах – они мелко дрожали и восклицали: «Умоляем свои бренные тела, умоляем жен, детей, родственников, своих друзей, соратников по делу, отдайте все обратно, что вы получили неправедным путем. Делайте добрые дела, постройте дома для сирот, инвалидов и престарелых. Стройте школы и больницы. Отдайте свои миллионы рублей, нажитые неправедным путем, пенсионерам, чтобы их пенсия хотя бы немного поднялась, а не была на грани выживания. Идите в церковь и молитесь о спасении своей души. Только вера в Бога и добрые дела помогут вашим душам, облегчат чашу ваших страданий.

Мы поняли только здесь эту великую истину, пройдя путь страданий и мук. Есть две главные заповеди: любовь к Богу и любовь к ближнему. Исполняйте их. А нам придется тут вечно страдать. О, если бы мы знали раньше, там на земле, что все это жестокая реальность. Если бы знали. «Я буду молиться за вас» – сказала добрая Лада. Яростные бесы подхватили несчастные души подмышки и унесли к местам исполнения своих вечных мук. «Долог ли наш путь» – спрашивала добрая Лада своего спутника. «Увы, долог» – отвечала Фигура. Человеческая природа так богата пороками и грехами, что нам еще идти и идти. Но давай отдохнем. Вон большой торос и в нем я вижу большую пещеру. Там наберемся сил. И вот они сидят в пещере, укрытые от сильного ветра.

Фигура помолчала и потом сказала «Закон природы таков. Если телу человека нужна еда, теплая крыша над головой, комфорт, то человеческому духу, душе человеческой – это ничего не надо. Ничего материального душе не надо. Душе нужна духовная пища. И самая возвышенная пища – это любовь. Любовью и любовью пропитана истинная душа человека, данная ему Богом. И Божья душа человека пропитана любовью к Богу, любовью к ближнему. Вот истинный хлеб для души. Фигура вздохнул. «Я это поздно понял. Ленность души, отсутствие ясной цели мне мешали. И потому я не примкнул ни к силам добра, ни к силам зла. И оказался «ни туда и ни сюда». Одни лишь терзания, метание из стороны в сторону. Поиск пути. Вечный поиск. Вместо того, чтобы делать реальные дела. Если добро – то борись за добро. Если зло – то борись за зло. А так сплошной поиск пути и никаких реальных дел.

Как это мне напоминает вашу земную русскую интеллигенцию – цвет народа. Тоже одни душевные бросания из стороны в сторону, метание туда и сюда. И все на словах. И никакого реального дела.

А в итоге, кляня себя и каясь она снова и снова обслуживает тот порядок, который сложился в обществе. И я – горестно вздохнула Фигура – И я тоже метаюсь. И туда и сюда. И обслуживаю и тех и этих. Везде на мелких поручениях. Таков мой удел. Да, – горестно вздохнула добрая Лада. Ты «ни туда и ни сюда» – это удел всех кто не имеет твердых принципов, не борется за них, не готов понести за них муки смертные и даже умереть.

Так в философских размышлениях прошел их отдых. «Ну, в путь» – сказала Фигура. Лишь любовь к тебе, моя добрая Лада, дают мне силы. Я тоже устал.

Я раньше не знал духовной любви. Но теперь я понял. Что духовная любовь дает нам силы неимоверные. Я готов нести тебя все дальше и дальше. Какая жалкая и низменная человеческая любовь, там на земле. Это эротическая гимнастика двух земных тел, с целью достижения минутного оргазма. Как она бледна и мелка по сравнению с духовной любовью, – которая вечна.

Любящие души любят друг друга на земле и затем находят друг друга на небесах. И любовь их вечна. Фигура бережно подхватила Ладу и понеслась как стрела дальше.

Глава 4. Круг 4. «Вор поневоле»

И снова в скорбный путь. Окружающий пейзаж не менялся. Все та же чернота. Бесконечные ледяные скалы и ледяные поля. Вот и ворота. Это вход в 4-ый круг ада» – сказала Фигура. Опять разговоры с яростным бесом «Вон там, налево, пришла большая партия душ – сказал бес. И Лада подошла к ближайшей душе. И ее глазам открылась жуткая картина: некая душа отчаянно пилила себе сначала правую руку. Пила была тупая. Ее, вероятно, уже тысячу лет никто не затачивал. Отпилив правую руку и не дав ране даже зарубцеваться, душа тупой иглой с нитками протыкала кожу вокруг раны и зашивала руку. И не передохнув ни секунды душа начинала свою страшную операцию снова. Но уже с левой руки. Передохнув секунду душа хватала свою правую ногу, а затем и левую ногу и делала с ними тоже, что и с руками. И так страшный процесс повторялся все время в той очередности. Лада уже привыкшая ко всему, все же ужаснулась этой картине.

Фигура сказала: «Здесь принимают муку воры всех мастей и всех уровней. А мука у них такая: то, чем они воровали, то они отрезают и затем пришивают обратно. И так бесконечною В напоминание о своих естественных орудиях воровства. Ведь на место воровства их свои ноги несли, а не чужие. И воровали они руками своими, а не чужими. И чем больше вор воровал и чем больше было горе и убытка от его воровства, тем чаще он режет сам себя. Лада подошла поближе к душе, которая сама себя резала и спросила: «За какие грехи ты проходишь здесь кошмарные муки?».

Душа была одета в какой то балахон, неопределенной формы и цвета. Она испуганно, раскрыв глаза, смотрела на необычное видение возникшее перед ним «Вы кто и откуда» – спросила душа. Лада ей все объяснила и измученная душа, начала свою покаянную исповедь. Я сижу здесь за воровство. Я родился в небольшом текстильном городке, каких вокруг Москвы много. Учился я хорошо. Мать у меня была заслуженной ткачихой. Знаменитой на всю страну. Ее портреты в газетах печатались. Отец – инженер, очень талантливый конструктор. Работал в небольшом филиале Центрального научного института. Филиал был при фабрике. И вот началась перестройка.

Фабрику акционировали. Акции, как тогда говорили, раздали трудовому коллективу. Как радовался народ. Мы теперь все хозяева. И все будем получать прибыль. Прошло немного времени и директор скупил все акции у голодных людей за копейки. Заработки были маленькие и платили их нерегулярно. И надо было кушать и одеваться. И директор стал единоличным хозяином одной из крупнейших фабрик России задарма. А продукция фабрики стала все хуже и хуже сбываться. Ибо вдруг хлынул к нам дешевый заморский ширпотреб. Закрылся сначала один цех. Из него отвезли на металлолом все станки и оборудование. Затем закрался в второй, третий цех. Взглянешь, пустое здание с выбитыми окнами. Люди оказались на улице. А кушать и одеваться надо. Люди городка, жизнь которого зависела от фабрики, были в растерянности. Как жить дальше. Молодые потянулись в Москву, где устраивались на любую неквалифицированную работу. Жили в общежитиях по скотски. Людям постарше было хуже. Кто их в Москве возьмет на работу? И совсем плохо нашим пенсионерам. Они оказались вдруг никому не нужными. Они питались теперь, наверное, одним святым духом. Ибо ни на мясо, ни на рыбу у них не было денег из их нищенской пенсии. Семья у нас была большая. Я был четвертым ребенком в семье, старшим. Мать поняв, что на одном приусадебном участке детей не накормить, бросила детей одних и поехала в Москву искать работу. Так же, как и она, местные, ей подсказали сидеть привратницей в подъезде богатого дома. Сутки сидеть – двое дома. Их было три сменщицы. Наш городок был не на главной железнодорожной ветке, а между ними. И приходилось ехать на местной электричке до главной ветки и потом по главной ветке в Москву.

Вставала мама в 3 утра. Пешком шла 30 минут до станции. Там в переполненной местной электричке ехала до станции на главной ветке. И там еле влезала в переполненный утренний вагон электрички, идущей на Москву. Дорога общая 4 часа. И все стоять на ногах, а возраст за 50 лет. И контролеры, требующие билеты, а если их нет, то требуют себе денег в карман. Какие только трагедии не происходят каждое раннее утро в электричках, идущих в Москву. В вагонах, которые переполнены людьми. Ибо работа только в Москве. А в радиусе 100-200-300 км от Москвы ее просто нет. И так, моя мама, ездила 3 года и подорвала сильно здоровье. И ей как раз пенсионный возраст вышел – 55 лет. Жильцы в том доме, где она была привратницей, были холеные, сытые. У подъезда стояло много богатых машин. Но жильцы были жадные. Платили мало. Но попробуй попросить, чтобы жильцы подняли ставку оплату – съедят. И потому общая сумма была небольшая. Ибо квартиры были большие, и на этажах их было мало. Мама вставала в 3 утра, тяжелая дорога 4 часа и все на ногах и приезжала она к богатому подъезду уже измученная.

А сытая публика вылезала из своего подъезда в десятом часу утра на свет божий. И ненависть вспыхивала в моем сердце. Мать слегла. И надо было кормить 3-х младших. И отец тоже стал безработным. Их филиал центрального института закрылся. Сотни талантливых людей оказались на улице. И все они стали ездить в Москву и искать работу по специальности. И отец тоже пытался найти работу как конструктор по специальности. Но тогда вся промышленность и отраслевая наука в Москве была разрушена. И хозяевам было выгоднее в зданиях заводов и институтов устраивать офисы и склады. На малоквалифицированных работах работали в основном приезжие из дальних мест, за копейки. Отец поездил три месяца в поисках работы в Москву. Сначала по специальности, а потом уже по любой, малоквалифицированной. И понял, что ему талантливому человеку, в возрасте, нет места в этой жестокой жизни. И он от отчаяния застрелился из старого охотничьего ружья. Моя сестра тоже поехала на заработки в Москву. Ей было 16 лет. Юная красавица. Устроилась продавщицей в ларек на рынке. Через пару месяцев ее там изнасиловали хозяева ларька. И она пошла по рукам. Благо рынок большой. Хозяев ларьков много. Я немного поработал на строительных работах. Бригада, куда я подрядился, переобустраивала внутренние помещения заводов и институтов в склады под импортную продукцию. Работы было много. Благо разрушенных заводов и институтов было много. Импортных товаров тоже, в отличие от российских., которого совсем и не видно было. Но было противно смотреть на сытые физиономии своих хозяев. А нам платили гроши. Мы спали в не приспособленнных подсобках. А хозяева шиковали. И хозяева каждый квартал и каждый праздник ездили в теплые страны на отдых. Моя работа плохо кормила меня, мою больную мать и двух младших сестер, оставшихся в городке. Я мечтал стать инженером. А стал вором. Кормить мать и сестер надо было. Начал я с богатых домов и богатых квартир. Но там было трудно воровать. Сигнализация, специальные замки, где трудно подобрать ключи. Меня поймали. Я отсидел срок в тюрьме. Порядки в тюрьме такие, любого ангела в дерьмо перевоспитают. И после освобождения, я стал залезать в простые дома. Залезал в квартиру днем, когда хозяева на работе или еще где. Брал все ценное, что находил. Потом относил перекупщику. В простых домах замки в квартирах стандартные. Ключи подобрать к ним проще простого. Таких квартир в Москве тьма тьмущая. Они хоть и с замком, но считай нараспашку открыты. В иную квартиру зайдешь и стыдно становится, ведь последнее воруешь. Там я ничего не брал. Уходил пустой. В последней квартире в дверь стала вламываться милиция. Невысоко было. Думал спрыгну и ничего не будет. Но поскользнулся. Сломал ногу, потерял сознание. И что-то отбил себе. Очнулся в больнице. И увидел, что здесь в больнице, если родные за тебя не дадут денег врачам или медсестрам, то и лечить толком никто не будет. Горшок за тобой не вынесут. На бок не перевернут. Двигаться я не мог. Пошли пролежни. Состояние мое все ухудшалось и ухудшалось, а равнодушие врачей ко мне все росло и росло. Ведь я был нищий вор, зэк. И вот я здесь в аду. На этом месте. Я был честным человеком и верил в добро. А стал уголовником, который уже ни во что не верит. И сколько таких честных парней жизнь исковеркала и послала в тюрьмы, чтобы они превратились в уголовники. Нам нет числа. Посмотрите. Это все мы, мучаемся здесь, до самого горизонта. Лада подняла голову и вправду – до самого горизонта в муках резали сами себя молодые души. «Когда будете на земле, пожалуйста, заезжайте в мой городок и передайте моей маме и моим сестренкам, что я люблю их и все время думаю о них. Пусть молятся за меня. И под конец душа в отчаянии вскричала «Не виноватый я, жизнь заставила – я жертва. Я вор-поневоле и мучаются в аду те, кто поставил меня в такие условия жизни. «Хорошо. Я все передам на земле. Если будет кому передать. Я буду молиться за вас» – сказала добрая Лада.

Глава 5. Круг 5. «Наниматель убийц поневоле»

И снова в скорбный путь. Окружающий пейзаж не меняется. Все та же чернота. Бесконечные ледяные скалы и ледяные поля. Только любовь к Ладе прибавляли силы Фигуре. Он устало трепыхал своими слабыми крыльями, и несся вперед, бережно держа Ладу. А ведь меньше полпути одолели» – говорила Фигура. «Ах, какой большой ад. И ведь и этого пространства не достаточно. Я слыхал, что его собираются сильно расширять. Грешные души все валят и валят. И толпы их растут и растут». Но вот впереди показались ворота. Это был вход к круг 5-ый ада. Фигура договорился обо всем с яростными бесами. Они указали куда идти. И вот Лада подошла к крайней душе. И увидела тягостную картину. Душа хватала нож и начинала резать себе живот. Справа налево, слева направо. Внутренности начинали вываливаться из живота. Душа падала на спину. Пыталась запихнуть их обратно. Боль медленно пронизывала ее всю. От головы до пят. Душа от боли билась в конвульсиях, глаза медленно тускнели, и жизнь покидала их. Но вечная душа никак не могла умереть. Она снова и снова оживала. И все начиналось сначала. И каждый раз душа проходила тягостный и тяжелый путь умирания. Смотреть на это было жутко. Фигура пояснил: «Здесь проходят муки убийцы, которые сами не убивали, но посылали других убивать. Это начальники, хозяева убийц всех мастей и на самом разном уровне. Мука их состоит в том, что каждодневно убивая себя, они испытывают при этом все муки медленного умирания и угасания организма. И снова вечная их душа оживает и снова испытывает муки медленного умирания. И так вечно.

Лада подошла к несчастной душе и спросила: «Как ты попала сюда». И все душе объяснила о себе. Немного придя в себя от удивления и неожиданности душа начала свою покаянную исповедь. Родился я в простой семье. Окончил школу, институт, работал в научном институте научным сотрудником. Но тут пришла перестройка. Институт рухнул. Зарплаты не было. Я, как и сотни моих коллег по несчастью, занялся тем, чем смог: купи – продай. Где то покупал импортный товар и продавал на рынке, на толкучке. Толкучки тогда были громадных размеров. Казалось, что вся страна сошла с ума. И превратилась в одну большую толкучку. Все продавали, продавали заграничный товар, и кто-то все же покупал. Российского товара не было, да и откуда ему появится. Вдоль улиц, у метро, стояли на сотни метров люди, держа в руках заграничный ширпотреб. Около крупных универмагов возникли стихийные рынки. За городом, недалеко от города, возникли колоссальные барахолки, кишащих тысячами и тысячами людей. И все это насыщалось огромным количеством импортного товара из-за рубежа. Возникла целая армия челноков. И я понял, что выгоднее быть челноком, чем стоять на барахолке и продавать перекупленный товар. И я стал челноком. Вся страна ничего не производила и мы были теми рабочими муравьями, которые спасали ее жителей от голода и холода. Мы русские челноки обогатили весь мир нашими деньгами. Подняли везде ихнюю промышленность. Производители продукции в тех странах, встречали нас как родных. И я со слезами на глазах набивал там тюки ширпотреба, зная, что этим гублю своего производителя на корню. Я организовал фирму и наконец-то встал на ноги. Но нас таких было слишком много, ибо больше в стране тогда нечем было заниматься, только купи-продай. Все остальное было разрушено, одни челноки быстро пошли в гору. Стали организовывать крупные магазины, крупные торговые центры, крупные оптовые фирмы. Другие челноки топтались на месте. Их мелкие фирмочки только и могли, что давать на реализацию ширпотреб в магазинчики, которые росли везде как грибы. Но на всех этажах торгового бизнеса было тесно. Все мешали друг другу. Наш телевизионный экран был забит иностранными фильмами, где было сплошное насилие, убийство и грабеж. Там на экране конкуренты убивали друг друга, там сильный побеждал слабого и наши бизнесмены, ранее не знавшие, что это такое, насмотревшись, тоже стали устранять друг друга.

На разных этажах бизнеса по разному, – наверху профессионально и дорого, внизу – по-деревенски и дешево. Вдруг оказалось, что это самый простой способ отхватить кусок рынка сбыта (большой или маленький). Тут и ума большого не надо. Вот только раньше мешала совесть. А теперь она куда-то стыдливо забилась в уголок души. Мой конкурент начал посылать ко мне своих хороших знакомых из налоговой полиции. Моя фирмочка арендовала на заводе помещение, где была пропускная система, вход по паспортам и удостоверениям. Мои рекетеры не захотели официально пройти на территорию по паспортам и удостоверениям. Зачем марать честь мундира за небольшое вознаграждение. Звонили по местному телефону, требовали выйти в проходную для переговоров. В первый раз мы все были перепуганы. Стали отключать телефоны. И входили и выходили через проходную как трусливые зайцы, оглядываясь кругом. Хорошо, что эти рекетеры из полиции не знали меня в лицо. Потом им все-таки удалось неофициально проникнуть ко мне в офис. Они придрались к мелочам. Забрали все деловые бумаги, опечатали все сейфы и двери. «Но у вас нет предписаний и разрешений на обыск» – попытался я возразить. Мне отвечали «Напишем, если надо. Расчет с нами, там в конторе дороже, здесь на месте – дешевле. Все свои денежные запасы я отдал им. И еще пару раз присылал ко мне конкурент этих горе служак. После их ухода я понял, что моя фирмочка на грани банкротства. Я нашел одного несчастного забулдыгу, который остро нуждался в деньгах, за деньги был готов хоть мать родную зарезать. По всем законам киношного детектива, откуда мой забулдыга и почерпнул свои слабые знания, встретил он моего конкурента у подъезда его дома поздним вечером. Дрожащей рукой от перепоя он выстрелил 3 раза. Из них два раза промахнулся. Один выстрел случайно задел моего конкурента. И сделал свое черное дело. Был задет жизненно важный орган. И проболтавшись в больнице пару месяцев и истратив на врачей все свои деньги, мой конкурент мирно скончался. Его жена быстро вычислила, кто это сделал. И послала обратный ответ. Подкараулили меня вечером у гаража, за моим домом, где я ставил машину. Стрелял тоже дилетант-неумеха. Несколько раз промахнулся. И, наконец, попал, но не в сердце, как положено, а черт знает куда. Провалялся я долго в больницах. И умер я, вероятно, от того, что на момент попадания в больницу – мои финансы были полностью истощены. В начале я был честным бизнесменом, а в итоге превратился в нанимателя убийцы по неволе. И теперь исполняю свои тягостные, вечные муки в аду. Будете на мой любимой родине, на моей любимой земле, передайте мои слова жене и детям: «Я их очень люблю и каждый день вспоминаю их. И не виноватый я. Жизнь заставила. Я жертва. Я наниматель убийцы по неволе. И мучится и страдать в аду надо тем, кто поставил меня в такие условия жизни. Пусть молятся за меня мои родные, это хоть немного облегчит мне прохождение мук и уменьшит мои страдания». И сказала добрая Лада: «Хорошо» Я все передам на земле. Если меня только выслушают. Я буду молиться за вас».

Глава 6. Круг 6. «Убийцы поневоле»

И снова в скорбный путь. Полярная ночь окружала их. В полной темноте несчастная Фигура еле-еле мчалась на своих слабых крыльях. И вот снова ворота. Здесь начинается 6-ой круг ада. Фигура, как всегда объяснила все яростным бесам с горящими глазами и они, как всегда указали им место, куда идти. И Лада увидала ужасную картину: душа ожесточенно стреляла из какого-то старого допотопного ружья, беспрерывно. Чувствовалось, что ей уже все это страшно надоело. И она хочет бросить стрелять и стрелять. Но какие-то неведомые силы заставляли душу продолжать это дело. И тут Фигура сказал: «Здесь проходят муки убийцы, те, кто сами убивают по чужому заданию и по чужой воле. И мука их в том, что они обречены делать свое черное дело, стрелять и стрелять беспрерывно, не переставая. Целый день, из столетия в столетие, всю вечность. И помнить все это время о своих черных делах. И с этими воспоминаниями бегать в промежутках по кругу со своим мешком грехов смертных. Яростный бес очень неохотно разрешил прервать мучения на разговор. Им вообще не положено ни на секунду прерываться, а положено мучаться и испытывать эти страдания беспрерывно. Разговор на пару минут. Только быстро». Лада подошла поближе. К ней обернулась душа, одетая в какой-то камуфляж. На нее смотрело открытое деревенское лицо. Обычное, простое, а не опереточного злодея или героя боевиков. Он очень удивился прозьбе, но сказал, как бывший военный, знающий, что такое дисциплина и приказ: «Я очень коротко». И он начал свою покаянную исповедь. Моя история простая и типичная, как сын военного я прошел путь военного с самого начала: суворовское училище, пехотное училище. И начиная с лейтенанта, я служил в гарнизонах почти 30 лет. Объездил с женой и двумя дочками всю страну с запада на восток, с севера на юг. И только жена обоснуется, дочки привыкнут к школе, к классу, опять переезжать.

За 30 лет я не имею ни кола, ни двора. Всю жизнь получал крошечное жалование. Выручала только моя любовь к армейскому делу и патриотизм. Но жене и детям этого не объяснишь. Жена ведь видела, как благоустроенно и надежно живут ее гражданские подруги. За эти годы жена сменила с десяток работ и поимела массу специальностей. Не каждая гражданская жена это выдержит. Но жены военных это выдерживали. Честь и хвала им. И вот, когда я ушел в отставку, то в итоге не имел своей квартиры. Как снимал всю жизнь, так и на гражданке продолжал снимать. А ведь жить в крохотной двушке с двумя большими дочками и с женой – ой, как тесно. Как кадровый пехотный офицер – с большим стажем – я на гражданке никому не был нужен. Главное, я не имел гражданской специальности и навыков. Старые друзья устроили меня охранником. И то с трудом. Ведь сейчас люди за 50 лет по возрасту – никому не нужны на рынке труда. На мою зарплату можно было лишь существовать. А ведь мне надо было подобающе одевать двух дочек, оканчивающих школу. Им надо было поступать на учебу в институт. И тут я столкнулся с тем, что такое социальное неравенство. Дочки каких-то непонятных людишек, с легкостью платили большие деньги и шли на платное, дневное отделение учебных институтов. На бюджетные дневные места этих институтов был дикий конкурс. Я кадровый офицер, отдавший служению Родине всю свою жизнь, не мог заплатить даже трети суммы за поступление на платное отделение. А какой-нибудь лавочник, мог это сделать и с легкостью. Чем его дочки лучше моих. Пришлось моим дочкам идти на заочное отделение. Благо оно пока бесплатное, бюджетное. А затем искать себе работу. И красивая, студенческая жизнь, о которой они так мечтали, осталась для них только мечтой. Красивая, веселая студенческая жизнь на дневном отделении, которая бывает только один раз в жизни, в 17 лет.

Я с моего оклада и пенсии с достаточным напряжением платил за маленькую двушку. Нам было страшно тесно в ней, семья из 4-х человек, где две молодые девушки. Но я не мог купить квартиру, хотя в городе строились сотни прекрасных омов и труда тысячами, вселялись какие-то юркие людишки, невесть откуда оказавшиеся в Москве. Но у них были деньги и они могли купить квартиру. У меня же перспектив никаких не было. Абсолютно. И я понял, что по правилам совести и морали, к каким меня приучали в армии и воспитывали в моей старой стране – жить в этом новом зверином сегодняшнем мире было нельзя. Сейчас была только власть денег. И больше ничего. И я стал заниматься этим. Я был хороший, меткий стрелок, с 30-летним стажем. Но брал я дорого. Я гарантировал 100 % результат и контрольный выстрел в голову. Делал все очень быстро и высокопрофессионально. Я обслуживал большой бизнес. Для них это была нормальная норма выяснения отношений. Для них моя профессия киллер-убийца. Это была обычная профессия, как и многие другие. А за любое профессионально выполненное дело они привыкли хорошо платить. Так я, наконец, накопил на квартиру. Я помню счастливые глаза моей дорогой жены. Наконец-то исполнилась ее вековая мечта. Наконец-то накануне своей пенсии она въезжала в собственную трехкомнатную квартиру. Наконец-то за 30 лет совместной жизни у нас была отдельная, общая комната, а у нас с женой своя спальня и у дочерей тоже спальня одна на двоих. Все мы были безмерно счастливы. Но какой ценой. Я отдал свою изначальную, божью душу дьяволу. И черная сущность, подарок дьявола, вселилась в меня. И она руководила моими черными делами, которые теперь меня кормили. О, если бы это знала моя любимая жена. Боюсь, что она все же в глубине души догадывалась. Но боялась самой себя и своей совести. И поэтому ничего не спрашивала. Пока в новой квартире стояли старая, допотопная мебель. Жена облюбовала новую во все комнаты и кухню. Все тщательно обмерила и зарисовала. И тут меня вычислили люди из спецохраны того бизнес клана, против кого меня нанимали мои клиенты. И мне пришел конец. И жена теперь будет доживать свой век в новой квартире, но со старой мебелью. Я, кадровый офицер в отставке, погиб не на боевом посту, защищая Родину, а погиб, как собака, подстреленный в подворотне. И когда будете на земле, передайте моей жене и дочерям. Я их очень и очень люблю и очень тоскую о них каждый день. И не виноватый я. Жизнь заставила. Я жертва. Я убийца поневоле. И мучаться и страдать в аду надо тем, кто поставил меня в такие условия жизни. Пусть молятся за меня мои родные, это хоть немного облегчит мне прохождение мук и уменьшит мои страдания». И сказала добрая Лада: «Хорошо! Я все передам на земле. Я буду молиться за вас».

Глава 7. Круг 7. «Убийца пожилых, по своей духовной слепоте»

И снова в скорбный путь. И вот ворота. Здесь и начинался 7-ой круг ада. И снова Фигура вела переговоры с яростными бесами, с горящими глазами. И снова они указывали то место, куда надо идти. И вот то место. И Лада увидела страшную картину. Молодая, красивая, цветущая девушка, 18 лет, превращалась вдруг в то, что ждет ее в конце жизненного пути. В дряхлую старуху. И тут перед глазами в одну минуту вставила 2 картины, которые в реальной жизни разделяет длинный этап жизни в 50–60 лет. И резкий контраст этих двух картин был ужасен. Всякая цветущая, юная красота, неминуемо кончается увядающей, стареющей, страшноватой своей противоположностью.

Лицо 18-летней красавицы и лицо старой старухи. Тело прекрасное, упругое, легкое, кружащееся в вальсе. И тело, которое уже ходить не может, дряблое, ужасное. Вот ход жизни. Вот начало и конец жизни. И в этой картине, цветущая часть жизни проносилась мгновенно, как и бывает в реальности, а угасание тянулось долго. Старуха медленно угасала. Сидя в белом одеянии. Глаза ее искали родную душу! То ли детей, то ли родственников. Но вокруг было полное одиночество. Дрожащие руки искали кусок хлеба на столе, который стоял рядом, но ничего не было. Пустой стол. Ни крошки хлеба. И так медленно угасала старуха. И вот глаза ее закрылись. И последняя слеза выкатилась из ее глаз. Тело замерло. Чувствовалось, что безмерные душевные муки испытывает старуха в свои последние часы. И вся ее жизнь проносилась у нее перед глазами. Вот полный, хлебосольный дом. Родители, муж, семья, родственники, друзья. Бурная жизнь. И вот никого нет. Полное одиночество, угасание. И последний миг. И потом все сначала. У доброй Лады слезы появились на глазах. Ведь душевные муки еще страшнее физических. И потрясенная Фигура сказала: «Здесь отбывают муку те, кто делами своими создал пожилым людям: родителям, родственникам, знакомым и просто незнакомым такую жизнь, что они сами пожелали скорей уйти из этой жизни. И мука их состоит в том, что их цветущая молодость сменяется быстро ужасающей старостью. И душа испытывает каждую минуту, днем и ночью, эти безмерные, душевные страдания, которые испытывают пожилые люди там, в реальной жизни, при своем угасании в одиночестве. Ибо мера этих душевных страданий ужасна и безмерна. Именно они ускоряют смерть пожилых людей. От душевных страданий своего одиночества. От осознания и ощущения того, что ты уже ни кому не нужен на этом белом свете. От этого умирают пожилые.

И даже яростные бесы со своей плеткой и те с трепетом смотрят на эти муки и не подходят близко. Потрясенная Лада все же подошла к мучающейся душе и сказала: «Что привело тебя сюда, в ад». Долго душа не могла придти в себя от изумления, но когда ей все объяснили, она начала свою покаянную исповедь. «Я из областного городка, которых в одной ночи езды на поезде от Москвы, полно. Моя мама имела двоюродную сестру в Москве. И ездила к ней часто до перестройки за едой и одеждой. В наших городах тогда ничего не было. Недаром и прозвище народное тогда было: «колбасные электрички или поезда». У моей мамы там же, в областном городе, жили 3 сестры. И у всех семьи. И всех надо было кормить и одеть. И только там, в Москве, в очередях и толкучках, можно было достать. Мы, все дети, к этому времени уже выросли. Окончили всякие техникумы. Вышли замуж за наших местных оболтусов, завели детей и все благополучно работали. Благо заводов у нас было много. И все мы ездили к тетке в Москву за едой и продуктами. И тут наступила перестройка. В нашем областном городе, как и во всех других, рухнула вся промышленность и всякое дело. Все оказались без работы. И каждый стал выживать как может. И мы стали чаще ездить в Москву, к тетке, за тряпками и продавать их в нашем городе на рынке. Этим и жили. Московская тетя была моей двоюродной тетей. А уж кем она приводилась моей дочке, даже не знаю. Наверное, троюродной. Тетя была человек редкой душевной доброты. Жили они вдвоем с мужем душа в душу. По каким-то причинам детей у них не было, и всю свою доброту тетя отдавала родственникам и детям, которых она учила. Ибо она была учительницей русского языка в школе. И работала в одной школе очень много лет. И муж ее был преподавателем. Только в ВУЗе. Надо сказать, что со своей провинциальной практичностью и нечуткостью, мы изрядно злоупотребляли добротой нашей тетки. Шумно было в ее небольшой двухкомнатной квартире. Одна комната очень часто кем-то из родственников была занята. Ведь нас было 3 сестры и наши мужья. И все ездили за тряпками в Москву. А тетка с мужем все безропотно терпели. И ласково принимали нас. И ни одного слова, о том, что им тяжело нас принимать – мы никогда не слышали. Хотя из-за нас всегда в квартире было тесно и шумно. Я сейчас во время своих страданий поняла, что без тетки мы три семьи, не выжили бы. По истине святой человек была тетка. Доброты необыкновенной. Но мы тогда этого не понимали и принимали все это как должное. И отсюда, с места исполнения своих мук я вижу: что мы все страдали тогда страшным грехом – душевным равнодушием, душевной глухотой. Вскоре муж тетки получил инфаркт, и затем, после 2-го инфаркта скоропостижно скончался. Ибо он не берег здоровья и не ходил к врачам, в поликлинику. Почему-то считал, что ходи не ходи, толку никакого. И вот тетка осталась одна, в своей двухкомнатной квартире. А жизнь течет, меняется. Появились оптовые фирмы и у нас в областном городе. И тряпки для продажи мы уже покупали здесь, на месте. И в Москву по делам стали ездить уже совсем редко. А тут я развелась с мужем. Пил сильно, без меры. Это была беда многих наших женщин в провинциальных городах. Почему-то пьянство засасывает наших мужиков в свои сети и не отпускают. А с пьяным мужиком жить – это одни скандалы и ссоры. Не жизнь, а муки. Я разменяла квартиру и стала жить с дочкой уже в однокомнатной квартире, на окраине города. Долго не горевала. Я женщина боевая. Тут у меня новый хахаль появился, познакомились по торговым делам. Любовь не любовь – уж и не знаю как назвать это. И я одинокая, и он разведенный. Так и сошлись. И я переехала к нему в подмосковный городок, который на электричке в 20-ти минутах езды от Москвы. Такие городки опоясывают всю Москву кольцом. И тут в свободное время стала я по старой привычке заезжать к тетке. А до этого не была у ней несколько лет. Ну не было такой торговой необходимости – потому и не была. Не навещала тетку. Правда в день рождения и новый год – всегда звонила и поздравляла. Заехала к тетке с подарком, смотрю и думаю. Сильно ты сдала тетка за эти годы. Действительно тетке приближалось уже к 80 годам. Встретила она меня радостно. Никаких упреков не говорила. Как будто я только вчера у нее была и зашла сегодня снова. Хотя на деле не была у нее уже несколько лет. И абсолютно ничем материально не помогала, хотя могла бы. Сейчас, здесь, в аду, я понимаю: душевная слепота застилала мне глаза. Заехала и ужаснулась. Вроде бы все тоже в квартире, что и несколько лет назад, но вместе с тем не то. И я поняла: суровая бедность, вот что вошло за последние годы в этот дом. Все вокруг обветшало и рваное. Мебель разваливается и скрипит. Стулья разваливаются и скрипят. Старый телевизор уже давно не работает. Все ветхое и убогое. На кухне, в комнатах в люстрах горят по одной лампочке. Темно стало в квартире. Тетка ходит уже тяжело, с палочкой. На улицу не выходит. Из социального отдела ей немного помогают, приносят за ее деньги хлеб, картошку. Убрала она со стола битые чашки и выставила на стол свой парадный сервиз, который был у нее с незапамятных времен. И положила на старинные тарелочки немного творога, салатик из капусты и чай. Не удержалась я, открыла старый холодильник незапамятных времен, и заглянула во внутрь. Пусто! И тут у меня даже слезы на глазах появились. Как это так я к тетке пришла совсем без еды. Совсем забыла, как одинокие старушки живут. Обняла я тетку и бросилась в магазин, исправлять свою духовную глухоту. Прибежала обратно. И стол у нас стал такой, каким он был лет 10 назад. Сидим и смотрим друг на друга. У тетки слезы в глазах. Плачет. И тут я дуреха, тоже заревела. Как же это я за все последние годы ни разу не навестила тетку. Все некогда было. Воистину душевная глухота и слепота овладевают нами на земле. Это я здесь, в аду поняла. Аккуратно тетка брала кусочки колбасы и красной рыбы. Не торопясь. И жевала их беззубым ртом с таким смаком и удовольствием. Видно, очень давно не пробовала ничего этого. И чувствовалось, что тетка за эти одинокие годы изголодалась и отвыкла от всякой разнообразной пищи, не говоря уже о деликатесах. Ибо какое у бедной, одинокой старушки на жалкую пенсию разнообразие: каша, да чай. Всего понемногу попробовала тетка Регина. И такое наслаждение было написано на ее лице. Не передать. Она вспомнила вкус давно забытых блюд и лакомств. Как ты жила на жалкую пенсию? Как ты перенесла эти тяжкие времена, перестройку всей жизни общества? Этого и молодым трудно перенести» – спрашивала я тетку. Я думала, что услышу жалобы на страшную нехватку денег, и за квартиру и за электричество и за телефон платить надо, и есть надо. И все на жалкую пенсию. Но услыхала другое. Тетка говорила тихим голосом: «Самое страшное – это не безденежье, это как-то можно пережить. Самое страшное – это одиночество. Когда целыми днями, вечерами одна в квартире и не с кем сказать ни единого слова. Одна! Я пережила всех своих подруг. Хорошо, хоть соседка с 1-го этажа, моложе меня лет на 5, заходит иногда ко мне. Поговорим о том, о сем. Ито легче.

И все мое поколение умирает. Я раньше очень любила читать. Теперь плохо вижу – и не читаю. Телевизор сломан. Слушаю только радиоточку. Вот моя единственная связь с миром. У моей соседки с 1-го этажа жуткий склероз. Начнет говорить по телефону: в конце уже забывает, что говорила в начале. Тоже живет одна. Дочка в другом конце Москвы, но все же приезжает раз в неделю. Убирает все. Продукты купит, принесет. Ей легче, чем мне. Но все равно все на жизнь мне жалуется. И я ее утешаю. Я, которой гораздо тяжелее и труднее. И без денег и одиночество. И еще одна соседка со 2-го этажа звонит. На лифте ко мне подняться ей тяжело. Сын ее – отставной полковник, пенсионер заходит редко и заботы никакой. Внуку, которому она после смерти мужа отдала и гараж и машину, звонит только по большим праздникам и совсем не навещает. Некогда. Получается, что она при живом сыне и внуке никому не нужна. И тут после этого рассказа тетки я расчувствовалась и обещала ее навещать почаще. И действительно, стала заезжать раз в месяц – убираться и привозить продукты. Совесть заговорила. Раза два со мной приезжала к тетке и моя дочка. Жила она в моей однокомнатной квартире, в областном городе. Окончила областной педагогический институт. Пошла в школу работать. Гроши получает. Одеться толком на эти деньги не может. Школьный коллектив – одни женщины среднего и пожилого возраста. Где там, работая в школе, мужа найдешь. И очень понравилось ей в Москве. Замечталось ей, что если она будет иметь московскую прописку и квартиру в Москве, то личная жизнь у нее волшебно изменится. И пойдет она работать на богатую фирму. И мужа-бизнесмена богатого там найдет. Ведь у нас только в Москве богатства. В провинции везде бедность. Ведь богатая Москва – это не Россия. Москва – это какое-то иноземное государство.

И дочка моя вбила себе в голову этот план. И меня завела в этом же направлении. И стали мы с дочкой обхаживать тетку. Дочка разжалобила тетку тем, что не будет у нее личного счастья там, в провинции. Тем, что не найдет она себе подходящего мужа в провинции. Просила тетку прописать ее в ее квартиру. А она уже ей будет лучше любой внучки. И тетка сразу же согласилась. Как будто этого ждала. Дочка достаточно быстро всю бюрократию прописки пропихнула и провернула. Ох, и тяжело вертится эта бюрократическая машина. И так много пришлось ее смазывать, сами чуть голые не остались. Но прописку в квартире тетки дочка получила. Узнав об этом, две старые соседки тетки всполошились. Какие только не рассказывали ей страшные истории о других знакомых старушках. И чем все это кончилось. Но это не запугало тетку. Была она радостная и с улыбкой встречала меня, когда я раз в неделю приезжала к ней. Мыла все и убирала. Дочка пока еще жила в своем городе. Работала в своей школе. А тут еще на горизонте вдруг появился местный кавалер. Вначале дочка раз в две недели приезжала к тетке, проявить заботу, потом раз в месяц, а потом ей надоело это, и совсем бросила. Все свалила на меня, забыв все свои обещания заботиться о тетке, получив прописку. У дочки свои дела: она увлеклась внезапным, местным кавалером и пыталась раскрутить свой роман. Но он протекал вялотекуще. Тут и московская прописка не помогала.

И у меня свои дела были: и хахаль мой и торговля на местном рынке. И мой энтузиазм иссяк. Стала я появляться у тетки раз в месяц. Убиралась. А уж звонить и совсем забывала. Ведь, то, что надо было нам, мы от тетки уже получили.

Раньше, когда мы ездили к ней, навещали ее, тетка была веселая, чувствовалось, что ей хочется жить. Она готовилась к нашим приездам. Очевидно, это была единственная радость, которая у нее осталась. А когда бросили ездить к ней, навещать ее, смотрю с теткой, что-то творится непонятное. Я в последний раз, до этого не была целый месяц и не звонила целый месяц – все некогда было, заскочила к ней на минутку, чтобы убрать квартиру. И увидела, что передо мной сидит не тетка, а какое-то обмягшее, безжизненное существо. Она смотрела на меня и не видела меня. Слышала и ничего не слышала. И я поняла, что она жива, может кушать, как то двигаться с палочкой. Но из нее ушла энергия жизни. Желание жить. Увидев меня, тетка прошептала мне, опять не сказав ни слова упрека: «Племянница, моя дорогая, если не можешь навещать, то звони мне иногда. Быть никому не нужной – это так тяжело. И тут я вспомнила наши лживые обещания, мои и дочки, когда мы ее обхаживали, чтобы прописаться в квартиру. Телефон у меня был только мобильный, да и тот номер я забывала дать бедной старушке. И при встрече тетка ни слова упрека мне не сказала, только умоляюще просила. Святой был человек. Я дала ей кучу обещаний и побежала дальше. Дел было много. И опять исчезла на целый месяц. И тут вспомнила свои обещания и хотела приехать, проведать квартиру, а заодно и тетку. И тут мне позвонили и сказали, что тетка умерла. В тревоге за квартиру, я все бросив, примчалась к тетке. И увидела иссохший скелет. Это было жалкое подобие тетки. Я открыла холодильник. Там не тронутой стояла еда, которую я принесла месяц назад. Тетка уморила себя голодом. И я поняла, что тетка очень хотела умереть. Одиночество, чувство, что ты никому не нужна на этом свете – Вот главное, что ее погубило. И я поняла, что я своей духовной глухотой и слепотой, своей бессердечием и равнодушием погубила тетку, убила тетку. И в эту секунду у меня что-то екнуло в груди. На секунду мне стало плохо. Но потом все прошло. Я вдруг успокоилась. Такова жизнь, утешала я сама себя. И стала заниматься теми хлопотами, которые возникают в этой ситуации.

И тело мое, в тот момент не знало, что в ту секунду, когда у него екнуло в груди, душа его, изначальная, божья, отделилась от тела. И прямиком помчалась в ад, по грехам ее. И тут ангел падший философски заметил: «Богом так заведено, когда объем грехов становится больше человеческой нормы, то дьявол буквально выталкивает изначальную божью душу из человека, пропитанную грехом, как черным гуталином, досрочно и занимает ее место черной сущностью, подарком дьявола. Не даром про такого человека говорят «бездушный человек» или «в него дьявол вселился». А греховная душа возносится на небо. И попадает туда, где ей положено по ее грехам. Эта душа, по ее грехам, попала в ад.