В гостях у сказки

Другой полицейский, помоложе, прикрикнул на неё:

– Ты, дура, за базаром следи!

Пожилой отмахнулся от него рукой и снова продолжил успокаивать женщину. Бёме, полностью потеряв интерес к происходящему, вышел из сарая. Немецкий солдат с улыбкой дождался, пока Курт застегнёт штаны, а потом подошёл к нему и дружески похлопал по плечу… И в этот момент где-то снаружи, совсем рядом, грохнул выстрел…

Сначала никто даже не успел на это как-то среагировать. Все просто замерли, кто где стоял. Потом, через секунду или две, прогремел ещё один выстрел.

Солдат и оба полицейских вихрем вылетели из сарая. За ними, уже почти застёгнутый, побежал и Курт. Оберштурмфюрер, скрючившись, лежал посреди улицы. Он успел отойти не более, чем на десять шагов. Лицо его было в крови. Неподалёку в грязи валялась охотничья двустволка. Оберштурмфюрер Бёме был мёртв…

Поднятые по тревоге солдаты и полицейские незамедлительно начали розыск убийцы. Уже начинали сгущаться сумерки, и времени терять было нельзя. Судя по всему, убийца выстрелил сначала Бёме в живот, а уже потом – в лицо. Стреляли утиной дробью, так что после ранения в живот эсэсовец вполне мог и выжить – практически вся дробь застряла в его утеплённой шинели. Однако выстрел в лицо оказался несомненно смертельным… Ошарашенный всем происшедшим, Курт незамедлительно побежал к своему грузовику, где его уже поджидал взволнованный лейтенант Кох…

Сразу же за деревней расстилалась заросшая травой и кустарником пустошь, пересечённая поперёк неглубоким оврагом. За оврагом была небольшая берёзовая роща. Дорога, шедшая из деревни на станцию, огибала пустошь широкой дугой, а потом проходила за рощей, отделяя ту от леса. Из деревни через пустошь к роще вела узкая тропинка – по ней-то скорее всего и сбежал тот, кто стрелял в Бёме, потому что именно там, в начале тропинки нашли брошенное ружьё. Приехавшие вместе с Бёме солдаты, на двух мотоциклах с колясками сразу же помчались по дороге, чтобы отрезать убийце путь к лесу. Лейтенант Кох отправился с парой солдат и несколькими русскими полицейскими на грузовике следом за ними. Оставшиеся солдаты под командованием вахмистра Бахмана должны были пройти цепью через пустошь к роще и выйти за ней на дорогу. Всем был дан приказ никого живым не брать и стрелять по всем, кто бы оказался в этот момент между деревней и дорогой – у убийцы оберштурмфюрера не оставалось никаких шансов. Несколько солдат и пара полицейских остались в деревне и методично начали проверять каждый дом, каждый сарай, каждый погреб. Все обнаруженные жители регистрировались, и им до следующего утра запрещалось покидать свои дома…

Впрочем, розыски убийцы никакого результата не принесли. С наступлением темноты оцепление с дороги сняли, и Курту пришлось везти лейтенанта на станцию – докладывать коменданту о смерти Бёме. О происшествии с девушкой лейтенант, судя по всему, так никогда и не узнал – во всяком случае, Курт на это очень надеялся.

*

Едва Вернер вошёл в кабинет декана факультета, как тот, выйдя из-за стола, подошёл к двери и осторожно её запер. Вернер недоумённо обернулся, но декан жестом показал ему на стул возле своего стола и, не говоря больше ни слова, вернулся на своё место за столом.

– Добрый день, – снова рассеянно повторил Вернер, не понимая, почему декан его вызывал в свой кабинет.

– Вы, надеюсь, понимаете, что не сможете продолжать учёбу у нас? – безо всяких предисловий спросил декан.

Вернер это не совсем понимал, но одно предположение у него сразу возникло. «Да нет же», – подумал он в следующую же секунду, – «Этого просто не может быть…»

Заметив недоумевающее выражение на лице Вернера, декан пояснил:

– Нам сообщили о вашем дяде…

– О моём дяде? – догадка Вернера подтвердилась, но вся эта история всё ещё казалась ему невероятной.

– Он же состоял в Коммунистической Партии Германии… – усталым голосом сообщил декан и тут же оглянулся на дверь, словно опасаясь, что кто-то ещё мог его услышать, – Я всё понимаю, но после того, как его имя появилось в газетах… Вы сами должны понимать…

– Но ведь я практически не общался с ним… – попытался возразить Вернер, но декан остановил его жестом руки.

– Я вас понимаю, но таковы обстоятельства, в которых мы все с вами оказались, – сказал декан, – Поверьте, я вам очень сочувствую…

– Его арестовали? – спросил Вернер.

– Не знаю, – ответил декан, – В газетах было, что он в розыске, и что очень вероятно, что ему удалось скрыться за границей…

Декан снова опасливо оглянулся на дверь.

– Вы же знаете, – продолжил он, – Я сам полагаю, что наука и политика не должны пересекаться, но мы живём в такое время, когда этого очень трудно избежать… Сейчас идёт война. Мне кажется, что если вы докажете свою лояльность стране и фюреру, то мы сможем вас восстановить, и я лично буду вас рекомендовать… Возможно, после войны ситуация изменится, и…

Вернер сидел и слушал. Щёки его горели, на глаза наворачивались слёзы… Несколько раз ему казалось, что голос декана как бы исчезал, словно кто-то выключал звук, но через пару секунд он снова возвращался, словно откуда-то издалека…

– …Вот и хорошо, – сказал ему на прощание декан, – До свидания.

*

Эшелон шёл на восток. Сразу за паровозом была прицеплена платформа, на которой размещался спаренный длинноствольный зенитный пулемёт на случай появления русских самолётов. Впрочем, теперь это была, скорее, формальность – русская авиация была практически полностью уничтожена в самом начале войны, и в небе практически беспрепятственно господствовало Люфтваффе. Несколько раз Вернер видел через окно вагона, как по серому небу на восток шли широкими волнами бомбардировщики Люфтваффе. Где-то там, куда ещё не дошли доблестные солдаты Рейха, уже бушевало беспощадное пламя войны, и города превращались в груды камней и руины под ударами неумолимого германского оружия…

Вагон, в котором ехал Вернер, был следующим после платформы с зениткой, и Вернер часто стоял у открытой двери в торце вагона и рассматривал окрестности, краем глаза наблюдая за зенитчиками. Тех было четверо, и, в отличие от солдат следовавших с эшелоном, они не могли отсиживаться во время дождя в вагонах. Зенитчики укрывались под брезентом на платформе, и при этом, как минимум, один из них должен был сидеть за пулемётом, а другой – наблюдать за небом. Дождь шёл практически непрерывно несколько дней, но в то утро, часов в десять, дождь прекратился, и небо чуть-чуть прояснилось… Вернер стоял в дверном проёме и разглядывал леса, поля, берёзовые рощи, мимо которых они проезжали… Впереди пыхтел паровоз выбрасывая в серое небо белый дым. На платформе зенитчиков, мокрой после недавнего дождя, два солдата поправляли мешки с песком и занимались некоторым благоустройством – сначала сооружали небольшой навес из брезента, а потом перетаскивали туда ящики с боеприпасами. Третий зенитчик сидел за пулемётом, а командовавший зенитным расчётом вахмистр расматривал небо в небольшой бинокль и периодически давал своим солдатам разные ценные указания.

…Русский самолёт появился совершенно неожиданно. Вернер даже не сразу его заметил. Однако зенитчики внезапно засуетились и заняли боевые позиции. В воздухе вдруг возникло ощущение какой-то напряжённости и сосредоточенности. Пулемёт начал быстро разворачиваться сначала в одну сторону, а потом почему-то резко в другую, словно солдаты играли в карусель… Вахмистр с биноклем начал нервно ходить от одного борта платформы к другому, стараясь разглядеть что-то впереди паровоза. Тут же раздался длинный паровозный гудок, на несколько секунд заглушивший всё вокруг… А потом, в наступившей тишине, Вернер явственно услышал какие-то громкие удары, словно кто-то быстро-быстро колотил молотком по металлу, и нарастающий гул приближающегося самолёта. В следующее мгновение небо над платформой заслонила тёмная тень – самолёт с красными звёздами на крыльях появился на очень низкой высоте из-за паровоза, и на платформу с зениткой обрушилась сокрушительная очередь из крупнокалиберного пулемёта. Очевидно, пилот понимал, что зайди он сбоку, зенитчики смогли бы открыть по нему огонь гораздо раньше – а так, из-за того, что пулемёт находился на низкой платформе, паровоз закрывал ему сектор обстрела по ходу движения поезда. Ответный огонь зенитки вряд ли мог серьёзно повредить русский самолёт – через секунду тот уже умчался дальше вдоль состава, а когда пулемёт развернулся на 180 градусов, то стрелять было уже поздно. Потрясённый случившимся, Вернер не сразу опомнился – некоторое время он так и стоял посреди двери в торце вагона с ужасом осознавая, что одна из тех крупнокалиберных пуль, что только что взрыли дощатый настил платформы, вполне могла угодить и в него… Паровоз заметно прибавил ходу. Зенитчики снова лихорадочно вращали пулемёт. Пройдя вдоль всего состава, истребитель развернулся и начал быстро обгонять поезд, держась в некотором удалении и на такой низкой высоте, что он летел практически касаясь верхушек деревьев. Теперь уже зенитчики были во всеоружии и успели немного пострелять по самолёту, пока тот пролетал мимо них. Скорее всего, русский пилот совершал разведывательный полёт, и немецкий эшелон показался ему неожиданной и относительно безопасной добычей. Обогнав поезд, истребитель исчез за паровозом, вероятно для того, чтобы снова развернуться и вновь помчался ему навстречу…

И опять ударили пулемёты – с самолёта и по самолёту. Вернер успел увидеть промелькнувшее над его головой, совсем рядом – метрах в десяти, серо-зелёное днище истребителя. Оно напомнило ему брюхо сказочного дракона…

Когда через пару секунд он снова посмотрел на зенитку, то увидел, что возле пулемёта никого нет. Стрелок лежал на спине внизу, на платформе, раскинув руки в стороны и без каких-либо признаков жизни. Ещё один зенитчик неуверенным шагом отходил в сторону от пулемёта держась обеими руками за живот. Не заметив края платформы он как-то неуклюже и по-детски споткнулся о борт и вывалился наружу, мгновенно исчезнув из поля зрения… Другой солдат сидел на полу платформы прислонившись спиной к мешкам с песком. Он зажимал руками правое бедро, а по штанине из-под его пальцев расползалось тёмное кровавое пятно… Вахмистр лежал лицом вниз на мешках с песком, и в его свесившейся руке всё ещё был зажат бинокль…

Вернер вдруг осознал, что в этом внезапно наступившем вакууме событий он должен был что-то делать. Паровоз по-прежнему пыхтел впереди, и поезд монотонно раскачиваясь мчался дальше… Вернер нерешительно перебрался из вагона на платформу…

– Давай быстрее! – прикрикнул на него зенитчик с простреленной ногой, – Он возвращается!

Действуя словно во сне, Вернер подошёл к пулемёту. Зенитчик, заметно напрягая все свои силы и стремительно бледнея с каждой секундой, тоже начал перебрался туда, не убирая руку от кровоточащего бедра.

– Быстрее-быстрее! – кричал он на Вернера.

Самолёт уже успел вновь обогнать поезд, развернуться, и снова шёл на большой скорости им навстречу. Вернер его ещё не видел из-за паровоза, но слышал гул мотора и эти странные металлические удары… В какую-то долю секунды он вдруг понял, что это были за удары – это крупнокалиберные пули били по стальному корпусу паровоза… Вернер нажал на гашетку – пулемёт на удивление легко отозвался послав в небо короткую очередь.

– Куда ты стреляешь?! – заорал раненый зенитчик, – Вон он! Врежь по нему!

…Это продолжалось всего несколько секунд – Вернер опустил ствол пулемёта и тут же неожиданно обнаружил русский самолёт в самом центре прицела. Он снова нажал на гашетку и не отпускал её, пока самолёт, на мгновенье заслонив собой серое небо, не унёсся куда-то дальше. Вернеру вновь показалось, что над ним пролетел дракон…

– Идиот! – продолжал кричать зенитчик, – Заградительный огонь! Надо стрелять перед ним, а не по нему! Господи, какой идиот!..

Вернер понимал, что он сделал что-то не так. Продолжая бормотать какие-то ругательства, раненый зенитчик начал помогать ему разворачивать пулемёт. Однако на этот раз истребитель пошёл на обгон состава с другой стороны. Пришлось снова лихорадочно поворачивать пулемётную установку в нужном направлении, и на несколько секунд Вернер потерял самолёт из виду.

– Мы достали его!!! – вдруг радостно заорал зенитчик и начал непонятно зачем хватать Вернера за шинель и трясти его, – Мы его достали!!!

И тут Вернер увидел, что за русским истребителем тянулся заметный шлейф чёрного дыма, который увеличивался буквально с каждой секундой, становясь всё шире и чернее – видимо, каким-то образом Вернеру всё-таки удалось зацепить его из пулемёта, или самолёт был повреждён раньше, в время предыдущей атаки.

– Сейчас он поднимется повыше, – сказал зенитчик, – И будет прыгать. Надо его добить! Дай, я сам!

Видимо, совсем позабыв о своём ранении, он оттолкнул Вернера в сторону и занял его место у пулемёта. Вернер послушно отодвинулся и тоже стал напряжённо следить за русским истребителем. Ни Вернер, ни раненый зенитчик не видели, как в расстреленной вдребезги кабине паровоза истекающий кровью машинист забрасывал уголь в топку, чтобы не допустить остановки состава. Разорванные крупнокалиберными пулями тела тех, кто при жизни были кочегаром и помощником машиниста лежали в лужах крови среди кусков угля на металлическом полу паровоза…

Самолёт снова обогнал поезд и развернулся. Однако вопреки ожиданиям зенитчика, истребитель не стал набирать высоту, а наоборот, снизился и помчался навстречу локомотиву на высоте всего нескольких метров…

– Чёрт! Что он делает?! – успел воскликнуть зенитчик, прежде чем самолёт, каким-то чудом не задев паровоз, опрокинул зенитку и врезался в состав…

В самый последний момент Вернер успел упасть на пол платформы – это получилось как-то само собой, словно его тело самостоятельно приняло решение, не дав своему владельцу даже и мгновения на анализ ситуации. С оглушительным грохотом истребитель пронёсся над его головой; с треском отлетело крыло, ударившись о вагон… Самолёт подбросило вверх, но он тут же снова упал на поезд, сбрасывая вагоны с рельс и распадаясь на части… Вернер почувствовал, как платформа под ним пришла в движение и начала подниматься… Потом всё стало падать куда-то в сторону. Обдирая кожу на руках, Вернер из последних сил цеплялся за дощатый пол платформы, но когда та встала практически вертикально, он соскользул вниз, больно ударившись обо что-то боком и правым плечом. Потом что-то мягкое, но тяжёлое навалилось на его ноги, и мир внезапно замер в наступившей оглушительной тишине…

– Эй, ты… – услышал Вернер чей-то неуверенный голос.

Перед его глазами были только потёртые доски платформы и кусок серого брезента, свешивавшийся неизвестно откуда. Сильно болел правый бок… Вернер приподнял голову и огляделся. На его ногах лежал уже знакомый ему зенитчик. Тот тоже крутил головой и осматривался.

– Вроде живы, – сказал тот осторожно сползая с ног Вернера, – Ты как там?