На первых порах ансамбль сборной очень стройно зазвучал. Наряду с победами клубного значения вдруг раздался мощный мажорный аккорд из Глазго. Я ездил руководителем делегации в Шотландию вместе с Якушиным и Царевым, но чтобы лучше представить ситуацию, в которой происходила встреча, передам слово шотландскому обозревателю Джону Маккензи:
«Одиннадцать стройных, сильных парней с ясной целью из сборной СССР решительно низвели Шотландию до ее истинного места в мировом футболе, одержав простую и недвусмысленную победу. А ведь месяц назад на «Уэмбли» шотландцы хором распевали песню о том, что они лучшие в мире – так как побили Англию. Я не намерен радоваться по поводу унижения шотландцев, я просто констатирую, насколько недальновидными мы оказались со своими чрезмерными претензиями к славе. Все было просто у русских. Все ясно, все четко…
Лишь временами Лоу в первом тайме делал одиночные попытки прорвать неприступную оборону сборной СССР, где рослый Шестернев возвышается столь же внушительно, как башня для искусственного освещения.
Джим Бакстер, удививший всех в матче с англичанами, с изумлением, переходившим временами в ярость, наблюдал, как его хваленые передачи становились добычей защитников.
Великий Яшин, чувствуется, был в отличном настроении. Мы вновь убедились в его мастерстве, хотя возможностей для этого ему было предоставлено мало.
Знаменитый издавна «хемпденский рев» болельщиков отсутствовал – реветь не было повода. Шотландцы, которые становились на колени и целовали траву на «Уэмбли», здесь, в Глазго, только пахали зеленый газон Хемп-парка. Шотландия не в состоянии нести на своих плечах футбольное величие…»
Круто сказано, чувствуется обида заинтересованного любителя футбола за несбывшиеся надежды, крушение иллюзий. Знакомые чувства, поэтому и угадываются легко.
А у меня в памяти от матча остались невообразимые шумовые эффекты, исторгаемые на трибунах болельщиками, перегретыми свыше сорока градусами, – одного за другим мертвецки пьяных посетителей выносили на носилках дюжие санитары и полицейские.
Я поздравил Царева и Якушина. Мы все сошлись в том, что победа была тем более значимой, что протекала в сложных условиях – более беспокойного стадиона мне наблюдать не приходилось ни до этого матча, ни после него.
Сборная выступала в обновленном составе – Яшин, Афонин, Шестернев, Хурцилава, Данилов, Воронин, Численко, Сабо, Медвидь, Стрельцов, Малофеев.
Весной 1968 года я вновь в должности начальника команды отправился в Мексику с Якушиным и Царевым на предсезонную подготовку. Сборная готовилась к выступлениям в заключительном этапе первенства Европы.
В первом четвертьфинальном матче в Будапеште наша сборная потерпела серьезное поражение от сборной Венгрии – 0:2.
Через неделю, 11 мая, на стадионе в Лужниках предстоял реванш. Нам надо было забить на три мяча больше, при этом в свои ворота не пропустить ни одного.
Команда к матчу готовилась на загородной базе школы ЦК ВЛКСМ в Вешняках. Накануне игры произошло ЧП. Об этом случае умолчать нельзя, поскольку это поучительный урок с далеко идущими выводами, но сам я категорического суждения высказать не могу, так как известно, что футбол их не приемлет. А произошло вот что: со сбора без разрешения после ужина отлучилась группа ведущих футболистов – среди них Валерий Воронин, Муртаз Хурцилава, Игорь Численко. Дежурным по комнате был Виктор Аничкин, но из товарищеской солидарности об уходе игроков он нам не доложил. «Самоволка» открылась случайно. Провинившиеся опоздали на полчаса к отбою. Происшествие получило огласку и вызвало большое смятение – ведь играть-то завтра! Возникла дилемма, как поступить: наказать и доложить о случившемся вышестоящему руководству или взять ответственность на себя и этим доверием усовестить провинившихся. Верх взяла вторая точка зрения – ограничиться обсуждением. Так и поступили.
Матч ребята выиграли со счетом 3:0.
Лев Иванович Филатов свой обзор закончил словами: «Есть игры, память о которых живет годами; мне кажется, этот патетический матч мы тоже долго будем вспоминать. В нем футбол предстал, и как игра полная смысла, и как игра, гораздая на чудеса, и как игра, хватающая за душу…»
Состав команды: Пшеничников, Афонин, Шестернев, Хурцилава, Аничкин, Капличный, Воронин, Численко, Банишевский, Бышовец, Еврюжихин.
Темповой накал, в котором наша команда вела игру, оказался не под силу венграм. Когда после великолепной комбинации Бышовец забил третий гол, до конца игры оставалось 17 минут. И мне стало казаться, что время остановилось. А ведь только что оно летело стремглав, после второго гола, забитого неистовым Муртазом Хурцилавой метров с двадцати двух. Как только прозвучала сирена судьи Ченчера из ФРГ, в голове пронеслось: «Победителей не судят». До этого в перерыве под трибунами меня уже кто-то из дотошных любителей футбола доверительно спросил о случившемся, и я понял, что наше ЧП – секрет полишинеля.
Это был очень трудный для нашей сборной период. Она участвовала в двух ответственнейших турнирах, и сроки главных выступлений совпадали. В конце мая надо было выезжать в Остраву на второй матч четвертьфинала Олимпийского турнира со сборной ЧССР, первый в Лужниках мы выиграли в тяжелой борьбе со счетом 3:2, причем почти весь матч лидировали гости. Опять Хурцилава личным примером увлек партнеров, сначала забив гол, уравнявший результат, а потом содействуя возникшему преимуществу воплотиться в материальный перевес: третий мяч в ворота соперников влетел от ноги Аничкина.
Теперь у сборной предстоял труднейший вояж по маршруту Острава – Неаполь – Рим. Положение осложнялось тем, что решать задачу надо было одним составом игроков. Так получилось, что ведущие футболисты должны были выступать на два фронта – в предварительном Олимпийском и заключительном Европейском турнирах.
Майские победы в Лужниках сильно приободрили надежды любителей футбола на успех в обоих турнирах. Но мы уже не раз говорили о нестабильности игры, опирающейся только на морально-волевой фундамент. Высокая техническая вооруженность всегда в должной мере обязана присутствовать в комплексе стартовой готовности. Можно предположить, что психологический перегрев в двух предыдущих матчах не нашел нужного соответствия со стороны технического умения, и мы опять остались на голодном голевом пайке. За весь вояж наши футболисты не забили ни одного гола!
Правда, справедливости ради напомним, что все встречи были высокого спортивного уровня: в Остраве нам противостояла сборная ЧССР (0:3), в Неаполе – Италии (0:0, по жребию поражение), в Риме – Англии (0:2).
Тренеры понимали, что создалась цейтнотная ситуация, но что-нибудь изменить в календаре не могли: 1 июня – в Остраве, 5-го – в Неаполе, 8-го – в Риме.
События же на месте развивались не лучшим образом. В Остраве в самом начале игры получили травмы Аничкин и Численко. Поскольку олимпийский кодекс допускает только одну замену, наша команда вела игру вдесятером. В довершение к этому был травмирован Хурцилава. Хозяева поля, почувствовав, что ослабли силы конкурента, увеличили и без того высокий темп игры. И вскоре Пиварник забил красивейший гол с дальней дистанции.
В Неаполь мы прибыли с большим уроном в боеспособности наших рядов: три хромающих игрока – Хурцилава, Численко, Аничкин, что не могло не сказаться на общем настроении коллектива.
Однако в полуфинале со сборной Италии ребята, которых напористо вел за собой в атаки, как и подобает капитану, Альберт Шестернев, показали достойную игру для матча такого ранга. Два часа бескомпромиссной борьбы под непрекращающимся нудным дождем прошли в обоюдоострых атаках и с равными шансами на успех. В конечном счете дело решил жребий.
Фортуна улыбнулась итальянцам. Монета, на которой разыгрывалось право участия в финале чемпионата, упала орлом вверх. Это означало, что в финал выходят хозяева поля. Им предстояло теперь в борьбе за золотые медали встретиться с командой Югославии, одержавшей победу в полуфинале над чемпионом мира, сборной Англии, а нам с англичанами бороться за бронзовые медали.
Пока под трибунами проходила процедура жеребьевки, над стадионом повисла глубокая тишина. Но как только был объявлен по радио результат жеребьевки, раздался страшной силы рев радости. А до наших ребят донесся отчаянный вздох тренера: «Э-эх!!!»
Было обидно вдвойне, потому что Якушин, увидев на ладони судьи монету, на одной стороне которой был изображен бюст царственной особы, по наитию – как потом говорил – исступленно шептал Шестерневу: «Фигура! Фигура! Фигура, тебе говорю!…» Но наш капитан замешкался, а Факетти успел выкрикнуть: «Фигура!»
Англичане, будучи престижно уязвленными более, чем мы, усердно готовились к встрече. Но и над нами сгустились тучи, грозившие вылиться дождем критики за неудачи в Остраве, за несбывшиеся надежды после венгерских торжеств в Лужниках, так вскураживших любителей футбола всего три недели назад. Так что и мы настраивались выкладываться до конца в этом матче.
Сборная СССР вела в игре всю первую половину матча. Реальную возможность забить гол не использовал Бышовец. В выгодной позиции пробил мимо цели Логофет. Трудный мяч после удара Малофеева взял Бэнкс. А потом постепенно инициатива перешла к английским футболистам. Бобби Чарльтон превосходным ударом выводит английскую сборную вперед.
В начале второго тайма еще одна вспышка наших футболистов, но она гасится Херстом, не упустившим своего шанса: он забивает второй гол, после которого встреча, по сути дела, доигрывалась.
Таким образом, май 1968 года в ретроспективе выглядит как отрезок времени спорадических колебаний классности выступлений нашего флагмана на международной арене. В самом деле, со сборной Венгрии на протяжении одной недели – 0:2 и 3:0, со сборной ЧССР – 3:2 и 0:3, Италии – 0:0, Англии – 0:2. Шесть матчей высшего ранга с 4 мая по 8 июня. Нагрузка на психологическую мускулатуру молодого поколения сборной команды, как мне кажется, непомерная. Не явился ли матч с венграми в Лужниках причиной последовавшего спада?
По установившейся практике Михаил Иосифович Якушин был освобожден от должности старшего тренера сборной, команду вновь принял Гавриил Дмитриевич Качалин.
– Ну что, попробуем еще раз, – предложил мне Гавриил Дмитриевич Качалин, когда он принял сборную для подготовки се к очередному восхождению на футбольную Джомолунгму. По жизни шагал 1970 год, год IX чемпионата мира в Мексике.
Я недолго раздумывал, чувствовал себя еще достаточно энергичным, молодым и вновь стал начальником сборной команды СССР, продолжая числиться на основной должности начальника отдела спортивных игр Центрального совета ДСО «Спартак», куда перевелся из отдела футбола Всесоюзного совета ДСО профсоюзов.
Предсезонная подготовка началась на югославской ривьере. Оттуда через океан перелетели в Колумбию, затем Перу, Сальвадор и Мексику для акклиматизации к предстоящему там же финальному турниру мирового чемпионата.
В начало мая мы возвратились в Москву, а 10-го снова вылетели в Мексику. Мехико нас встретил морем огней. Не буду повторяться о необычайной красочности убранства города в связи с чемпионатом мира. Нигде такого феерического сияния огней не было, нет и быть не может.
31 мая 1970 года состоялось открытие чемпионата мира. Жребий сделал свой выбор, мы встречались с хозяевами поля. Я думаю, не ошибусь, если скажу, что большего напряжения, чем в этот день, мне переживать не приходилось. Были матчи, исход которых по своему значению превосходил этот. К примеру, финал Олимпийского турнира или финальный матч на Кубок Европы. И все же там не было такого ажиотажа и напряжения, какое испытывали мы в Мексике. И в Мельбурне, и в Париже мы играли с нейтральными командами. «Чужих стен» не боялись. Здесь за десять дней пребывания мы столько насмотрелись и наслышались о подготовке мексиканцев к этому дню, что размах события принял значение общегосударственного престижа.
Трибуны гремели, звенели, шумели, трещали, кричали: «Ра-ра-ра!..» Вдруг на мгновение все смолкли, и стало жутко. Тишина напугала. Оркестр заиграл национальный гимн, и 100-тысячный хор запел. Измерить степень давления на психику игрока этого пения невозможно. Радио и телевидение не могут полностью передать атмосферу стадиона. Многоцветие флагов, транспарантов, вымпелов, шумовые эффекты многотысячных перекличек организованных групп болельщиков, барабанная дробь, завывание труб и трескотня трещоток, и все это под палящими лучами солнца, отвесно падающими на неприкрытые головы футболистов.
Кипящий котел страстей!
Мы сыграли с мексиканцами 0:0. Это была солнечная битва на «Ацтеке» – иначе не скажешь. Ноги у наших ребят были «чужие». По-видимому, раскованности в этой обстановке обрести не смогли. В одном из многочисленных комментариев, появившихся на следующий день в газетах, Диди отметил: «Русские недостаточно двигались». Во второй половине игры наша команда немного «прибавила движения», но этого не хватило, чтобы добиться победы. Диди в своем анализе нашей игры смотрел в корень – мы мало двигались.
Корреспондент газеты «Эксцельсиор» с горечью писал: «За нас были солнце, высота, поле, народ, и все же мы не победили…»
Все мы – и игроки, и руководители – сходились в одном, что полученное очко для нас более ценно, чем потерянное. Правда, следующий матч с бельгийской командой становился для нас решающим. Но нерешающих матчей не бывает на мировых чемпионатах.
В отеле «Эскаргот» накануне матча с Бельгией было оживленно и весело. Собственно, это не отель в современном понимании, огромное, многоэтажное здание, каких немало возвышается в Мехико, а небольшая гостиница – четыре двухэтажных коттеджа, образующие замкнутый квадрат с газоновой лужайкой посредине, на которую выходят балконы проживающих в ней гостей. Рассчитан «Эскаргот» на 40 – 50 человек, не более. Чисто, тихо, много зелени.
С балкона Славы Метревели доносится мексиканская «Марьяча», затем гремит «Черемшина» в исполнении Гуляева, его сменяет Сличенко «Ой да зазнобила ты мою головушку». Вокальный концерт с балкона Метревели вдруг прерывают звуки синкопической джазовой «модерновой» музыки, вырвавшиеся из окна Володи Мунтяна.
И под всеобщий хохот черный пудель Цукки – единственная отрада хозяина гостиницы Маноло Дальвади – визгливо подвывает аритмичному джазу. Цукки сделался любимцем всей команды. Он приветствовал нас радостным лаем, когда мы возвращались в отель с тренировки, и провожал грустными глазами, когда мы куда-то уезжали.
Сеньор Дальвади, невысокий, подтянутый, безукоризненно одетый, очень доброжелательно к нам расположенный, мешая русские слова с французскими и одновременно призывая Цукки к молчанию, говорит: «Экипо руссо бон. Нет, не бон, очень хорошо бон!»
Мысль его сводится к тому, что не следует огорчаться ничьей с мексиканской командой. В Мехико играть с ней труднее, чем с бразильцами. У бельгийцев вы завтра выиграете «труа – зеро», и он на пальцах показывает нам свой прогноз: три и ноль.
Его суждения находятся в явном противоречии с мнением корпуса зарубежных журналистов, почти единодушно предсказывавших победу бельгийцам.