Таксофон

– Посмотри на мой стол, – Бычков показал рукой на стопку папок с делами на краю рабочего стола. – Это то, что мне надо разгрести до отпуска. А отпуск у меня через три недели. В кои-то веки мне дали путёвку в Сочи. Я хочу взять жену и поехать к морю. Я хочу отдохнуть. Я имею право?

– Имеете.

– Вот. Мы уже начали понимать друг друга. Садись, – следователь выдвинул стул. Костя сел. – Сам Нечипоренко себя защищать не хочет. Он вообще молчит. Если ему всё равно, то почему мы должны расшибиться в доску и выгораживать бандита? Да и потом, если Обрез невиновен, как ты говоришь, то суд его оправдает. Ведь оправдает?

– Я вас понял, Алексей Иванович. Отпуск, Сочи, море, это, конечно, очень важно. Вам действительно надо отдохнуть.

Немирович встал, задвинул стул и посмотрел на потное, измученное лицо Бычкова. Этот человек, сидящий перед ним, уже давно забыл, что своей рукой, своим росчерком пера, решает судьбы людей. Он превратился в конвейер. Ему всё равно, что будет на выходе. Главное, чтобы всё было по лекалам, по технологии. А там, на выходе, есть контролёр, вот он и разберётся. А если контролёр даст осечку, то тогда всё– брак. Только этот брак уже не обменяешь, обратно не вернёшь. Потому что это человеческая судьба.

Костя хотел высказать своё мнение Бычкову, но понял, что это пустая трата времени. Надо искать другой путь.

– До свидания, Алексей Иванович, – бросил Немирович и быстро вышел из кабинета.

Немирович в своём стремлении найти правду остался практически один. Единственным его союзником был Витя Бауэр. Костя побрёл в отдел. Он специально свернул к набережной и пошёл вдоль Волги. Ветерок был небольшой, и поэтому река не разжилась волнами. Набережная пустынна. Ещё бы, в такую полуденную жару кому охота выползать из убежища. Лишь только беспечные мальчишки, загорелые живчики, прыгали в речную воду с бетонного пирса. Доплывали до берега, снова забирались на пирс и снова прыгали. Эта карусель позабавила Костю.

Немирович завидовал загорелым, беззаботным мальчуганам. Он оглянулся. Вокруг никого. Костя зашёл на пирс и спросил у пацанов.

– Ребята, здесь глубоко?

– Метра два, – ответил один из ныряльщиков.

– В компанию возьмёте? – спросил мальчишек Костя.

– Раздевайся, дядь.

Немирович получил добро. А почему бы не поплавать, не понырять, не вспомнить беззаботное детство. Костя разделся, сложил вещи на пирсе. Разогнался и нырнул. Это блаженство. Вода была настолько комфортной температуры, что Немировичу захотелось задержаться в реке до вечера. Он в эту секунду забыл обо всём. Не было здесь в ласкающей волжской воде, ни убийств, ни преступников, ни сложных коллег. Здесь было приятно и легко.

Немирович заплыл очень далеко. Увидев перед собой высокий красный буй, он остановился и оглянулся на берег. Мальчишки всё ещё продолжали прыгать с пирса, но были они уже совсем маленькими. Костя сделал вывод, что уплыл он метров на пятьсот. Надо возвращаться.

Добравшись до берега, Константин забрался на пирс и увидел, что около его вещей лежит, вывалив длинный красный язык, большая дворняга. В этом не было бы ничего страшного, но эта псина успела позабавиться с одной туфлей капитана. Позабавиться так, что новенькие, кстати, довольно дорогие туфли из «Берёзки», теперь можно было только отнести на мусорку.

– Ты что наделал?! – возмущённо воскликнул Костя. – Ты, папуас безмозглый!

Собака, по тону владельца импортных туфель, поняла, что сейчас последует исполнение наказания. Она виновато заскулила и рванула с пирса, поджав облезлый хвост. Это была катастрофа. Как быть? Не надевать же сейчас, в летнюю жару зимние ботинки. Другой обуви на замену у Константина не было.

Костя с укоризной посмотрел на мальчишек. Они продолжали беситься и нырять с пирса. Мальчуганам было по барабану, что за туфлю грызёт дворовый пёс. Упрекнуть загорелых чёртиков Немировичу было не в чем. Костя надел погрызенную туфлю и пошёл в отдел.

– Константин Сергеевич, честно я не знаю, где можно купить такую обувь, – разводил руками Витя Бауэр. – У нас только в универмаге обувь продаётся. Там отдел есть.

Костя держал в руках изуродованную туфлю и абсолютно безнадёжно смотрел на Виктора.

– Да, – прочитал взгляд капитана Бауэр, – в нашем универмаге такую обувь не купить.

В эту минуту распахнулась дверь, и в кабинет вошёл Ильин.

– Обувайся, – громко приказал он Немировичу. – Поехали! Каракуль вызывает.

Когда Немирович с начальником милиции вошли в кабинет прокурора, то Костя тут же вспомнил текст Пушкина: «Пуще прежнего старуха вздурилась. Не дает старику мне покою…». Побагровевшее лицо Регинского, бледные губы и в гармошку сдвинутые брови, красноречиво говорили о том, что сейчас будет разнос.

– Ильин, – положив обе ладони на стол, начал Регинский. – подумай над тем, как избавить моих следователей от нравоучений вот этого товарища, – прокурор кивнул в сторону Немировича.

Ильин медленно повернул голову и посмотрел на Костю.

– Я вас понял, – не уточняя деталей, ответил Николай Иванович. – Я проведу работу.

– Товарищ старший советник юстиции, – официально обратился Константин к прокурору, – если вы по поводу моего сегодняшнего визита к следователю Бычкову, то слово «нравоучения» вы использовали неправомерно.

– Ты видишь! – Регинский вскочил со стула и трясущейся рукой указал на Немировича. – Ты видишь, Ильин, он и меня пытается учить.

– Я вас не учу, – опередил начальника Костя. – Я отстаиваю свою точку зрения. Это же не запрещено? Все доказательства, собранные следователем, просто лажа. Это моё мнение.

– Теперь, – Регинский перешёл на зловещий шёпот, – я понимаю, почему тебя хотели турнуть из партии. Я понимаю, почему тебя сослали сюда. Если бы не твой родственник, давно бы такого работника в угрозыске не было.

– Вы опять ошибаетесь, – не уступал Костя. – Если бы не мой родственник, генерал Савельев, вы же на него намекаете, то я бы сейчас работал в Москве, в своём отделе. В том, в котором начинал.

– Смелый, – ухмыльнулся Регинский. – Очень смелый. Но я посмотрю, как ты будешь повышать раскрываемость с таким подходом к делу. Я посмотрю. Мы вернёмся к этой теме в конце месяца. Вот тогда и похвалишься результатами. Свободны!

Регинский небрежно махнул рукой, давая понять, что не намерен больше продолжать разговор. Ильин с Немировичем вышли.

– Ты чего в бутылку полез? – спросил Ильин, усаживаясь в «буханку».

– Терпеть не могу самодуров.

– Мой тебе совет, Константин, держись от Регинского подальше. Каракуль человек мстительный. Он тебе этого разговора не забудет. Даже родственник твой не поможет.

– И вы туда же.

– Ты хочешь сказать, что генерал Савельев тебе не помогал? Не двигал по службе?

– Начнём с того, – ответил на ехидный намёк Ильина Костя, – что Савельев мой тесть. Уже бывший тесть. Фактически бывший. Во-вторых, он никогда не вмешивался в мою карьеру. Я сам этого не хочу. Это родство мне больше мешает, чем помогает.

– Ладно тебе байки травить. Чем оно может тебе мешать.

– Я не хочу об этом говорить. Это долго и неприятно. В другой раз, хорошо?

– Хорошо, – согласился Николай Иванович и, посмотрев на испорченную туфлю Немировича, спросил. – Это ты что, под бульдозер попал?

– Можно и так считать.

– Зачем к Бычкову попёрся?

– Рассказал ему о новых обстоятельствах. Думал…

– Плохо ты думал. Ты что, капитан, до сих пор не понял, как работает система?

– Понял я, всё понял. Не понимаю другого. Все вы это видите, а ничего не делаете. Вы сами мне говорили, что Бычков хороший следователь. Что ему можно верить. С ним можно работать. А на деле что?

– А на деле, Константин Сергеевич, раскрытое убийство, причём быстро, по горячим следам.