Шпионское счастье

Глава 9

За несколько часов до отхода сухогруза «Иркутск» Разин с Сидориным попрощались с хозяйкой хутора и на рыжем Опеле поехали в Гданьск. Оставив машину в каком-то переулке неподалеку от рыночной площади, они прошли пару кварталов в сторону порта и оказались в старой гостинице для моряков, там на первом этаже была закусочная, где давали свежее пиво и свиные котлеты. Они посидели полчаса, Сидорин сказал, что дела не ждут и вытащил из бумажника стальное кольцо, на котором болтался фигурный ключ и металлическая бирка, похожая на древнюю истертую монету.

Они поднялись наверх по винтовой лестнице с выщербленными ступенями и оказались в номере, где стояла пара кроватей и столик. Сидорин занавесил окно и включил свет. Через полчаса пришел худой старикашка в ратиновом пальто и зимней шапке. Он спросил по-польски, где оставлена машина, забрал бумажный сверток с какими-то вещами и ушел, не попрощавшись. Сидорин сказал, что у него еще осталось одно дело, совершенно срочное, до его возвращения Разин не должен выходить из номера и подавать признаки жизни. Но прямо сейчас, – это прощальный долгожданный бонус, – можно позвонить жене, но говорить лучше в телеграфном стиле. Сам телефон хитрый, его просто так из соседней комнаты не прослушаешь, но никаких имен и лишних подробностей озвучивать нельзя.

Разин присел к столу, набрал домашний номер. Он кусал губу, когда Кэтрин долго не снимала трубку, а потом услышал ее голос, – и с души свалился камень.

– Это ты? – спросил он, и защемило в груди.

– Господи, милый, где ты? – Кэтрин так разволновалась, что была готова заплакать или засмеяться от радости. – Ты ведь обещал… Я думала, что-то случилось…

Сидорин сидел у окна и смотрел вниз на улицу, кажется, ему было неловко слушать чужой разговор. Разин сказал, что все идет неплохо, но он вынужден задержаться, подвернулись важные дела, которые надо довести до конца. Все будет хорошо, за него не стоит волноваться. Они поговорили еще пару минут, бессвязно, используя пустые общие фразы. Сидорин постучал ногтем по циферблату наручных часов, Разин попрощался и положил трубку. Сидорин ушел. Оставшись один, Разин снял бушлат и ботинки, лег на кровать и закрыл глаза. Хотелось снова подойти к телефону и сказать все главные слова, которые остались несказанными, он сел, поднял трубку, но гудка не было. Покрутил диск, постучал по рычагу аппарата, но трубка молчала, Разин выругался и снова лег.

Сидорин вернулся часа через полтора, немного хмельной, пропахший цветочными духами, с отметиной ярко-красной помады на скуле. Он выложил из тяжелой сумки на кровать шестнадцать поллитровок польской хлебной водки, потом бережно завернул каждую бутылку в газету, сложил драгоценный груз в чемодан, а сверху прикрыл какими-то тряпками. Не раздеваясь, прилег на свою кровать, проспал полчаса и поднялся со словами:

– Вот, видишь, я делаю все… Ну, чтобы скрасить досуг во время плавания. Кстати, здешняя водка тебе понравится.

– Таможенникам тоже понравится?

– Хватит лирики. Вот у меня в сумке еще четыре бутылки, сунь их к себе.

Через полчаса они вышли из гостиницы, заметно похолодало, по узкому тротуару первым двигался Сидорин с рюкзаком на плечах и чемоданчиком, напевая под нос какую-то песенку. Сухогруз «Иркутск» вышел следующей ночью, Разин стоял на корме и смотрел на мелкую россыпь огней на берегу. Фонари и прожектора выхватывали из темноты сухогруз у первого причала и портовые краны, похожие на огромных костлявых пауков. Следом за «Иркутском» увязался буксир с высокой рубкой и бортами, обвешанными старыми автомобильными покрышками, шумел дизель, играла музыка.

Разин вернулся к себе, заперся в каюте, некоторое время сидел у иллюминатора, глядевшего в непроглядную темноту. Казалось, что события последних дней приснились в кошмарном сне, этот сон ожил, схватил за горло, вцепился мертвой хваткой и уже не отпустит.

Стояла хорошая погода, в каюте было жарко. На второй день плавания к Разину зашел Артем Сидорин с большим кейсом. Покопался, набирая шифр и выудил две толстых опломбированных коробки. Он сломал сургучные печати и положил на стол две папки с бумагами и два желтых пакета с фотографиями.

– Из Москвы со старпомом передали посылку, – сказал он. – Тут вся твоя легенда, кто ты, откуда взялся и так далее. Ну, сам понимаешь… В Москве я, случалось, изучал свою легенду по полгода. Мне задавали вопросы на засыпку. Как звали лучшего друга вашего отца? У вашего отца одна нога короче другой? Ваша мама имела инвалидность? Какие конфеты в детстве любил ваш брат? И я снова и снова читал бумажки и проваливал собеседование, – из-за какой-нибудь мелочи, потому что все эти тонкости невозможно запомнить.

Оставшись один, Разин начал читать. Это занятие отнимало весь день, с утра до вечера. Он читал, останавливался, сам себе задавал вопросы, возвращался к прочитанному, и снова читал, разглядывал фотографии и опять читал. Он старался не выходить из каюты в светлое время суток, чтобы не попасться кому-то на глаза. Иногда поздним вечером стоял на корме и выкуривал сигарету, играл с Сидориным в карты и позволял себе пару рюмок водки. А с раннего утра продолжал учить легенду, судьбу реального человека, чье имя ему предстояло носить во время командировки.

Человека звали Реймонд Стивенс, ему сорок четыре года, родители американцы, которые долгое время жили во французской Канаде, точнее, к северу от Монреаля. Детство и юность в Канаде объясняют едва заметный акцент Реймонда. У отца была лесопилка, он неплохо зарабатывал. Имелись фотографии Стивенса старшего: крупный дядька с неопрятной спутанной бородой, одетый в рабочую куртку и башмаки, сидит на веранде с дымящейся трубкой в руке. В отдельном маленьком конверте другие фотографии Стивенса. Вот он ловит форель где-то на узкой речке, бегущей среди скал, вот он с ружьем бредет по чахлому северному лесу.

На парочке старых фотографий: молодой человек не богатырского сложения в шортах и клетчатой рубашке стоял где-то у воды, в кадр попало озеро Онтарио, по нему старший Стивенс путешествовал с друзьями на лодках, охотился, занимался тяжелым физическим трудом и, похоже, получал от такой жизни удовольствие, этого нельзя сказать о его жене, матери Рея, женщина худая и бледная, с вытянутым невыразительным лицом была полной противоположностью мужу.

Она не любила уезжать далеко от дома, занималась хозяйством на небольшой домашней ферме. Семья разводила на продажу кур и поросят. Младший брат Реймонда умер в возрасте семи лет. Когда через полтора года после его смерти на свет появился второй сын, семья завела корову, чтобы у него было свежее молоко. Реймонд, когда подрос, стал похож на отца, любил все делать своими руками, ходить в походы, бродить по лесу без всякой цели, когда отец подарил ему духовое ружье, научился метко стрелять в белок.

Авария на лесопилке случилась, когда Рей уже оканчивал школу. Отец получил тяжелые травмы (подробностей в досье не было) и почти полгода провел в больницах, на его лечение ушли почти все семейные сбережения. Отца выписали домой, но вскоре он умер. Мать продала лесопилку и дом, вместе с младшим сыном вернулась на родину, в пригород Детройта, работала официанткой в закусочной. Реймонд поступил в юридический колледж, но его душа не лежала к наукам, он хотел путешествовать, поэтому, скопив немного денег, бросил учебу и уехал.

Далее следовал обширный список мест, разбросанных по всей планете, которые посетил Реймонд. Мать умерла, когда ему было двадцать пять, он вернулся на похороны и снова уехал. Рея мотало по всему миру, он так и не остепенился, не завел ни жены, ни детей. В тридцать семь он купил три тягача с прицепами и начал бизнес в Южной Африке, связанный с перевозкой в морской порт медных окатышей. Дело шло хорошо, но натура Рея, не давала ему сидеть на одном месте, через пару лет он продал дело и уехал. Официально Рей Стивенс числился живым и здоровым, так как нигде в архивах не встречались свидетельства о его смерти. На самом деле он был убит грабителями на границе Конго, паспорт и другие документы попали в распоряжение русской разведки, Центр узнал многие подробности жизни Рея, на их основе была разработана легенда, которой будет пользоваться Разин.

Из камбуза дежурный матрос приносил обед, но не тот, что подавал на столы мотористов и моряков. Сидорин уже наладил контакт с коком, отнес в камбуз четыре бутылки польской водки и теперь их кормили даже лучше, чем командный состав. Мясные блюда менялись каждый день, свежие морские закуски могли тягаться с лучшей ресторанной кухней, иногда перепадали овощи и даже фрукты. К концу первой недели плавания лицо Разина округлилось, а Сидорин стал отказываться от ужина. Из Москвы каждый день приходили телеграмы, в радиорубке их расшифровывали и передавали Сидорину.

– Судя по тому, что я знаю, операция идет неплохо, – сказал как-то он. – Возможно, Сосновского возьмут еще до нашего приезда. Хотя не верю в легкие варианты.

– Что требуется от меня?

– Новые идеи. Идеи – вот наше слабое место. Мы ищем человека так, если бы он пропал в современной России. Используем открытые источники, подключили парочку полицейских чинов, которые за деньги согласны искать кого угодно. Плюс два-три нелегала… Вот это пока все наши ресурсы. Нужно что-то поинтереснее. Если к тебе придет свежая мысль, я тут же поднимусь в радиорубку и свяжусь хоть с Москвой, хоть с Нью-Йорком.

– Тогда вот тебе первая идея. Я написал на этом листке двенадцать фамилий. Этих людей я знал по работе, использовал их от случая к случаю, – толковые парни. Они не болтали лишнего и точно выполняли поручения. Если бы я оказался на месте Сосновского и мне понадобились помощники, я бы выбрал кого-то из этих людей и смело поручал им нечто важное, потому что одному не справиться. Кстати, в мою бытность сотрудники магазинов и другие служащие представления не имели, что я работаю на Москву. Частенько мы имели дело с грязными деньгами. Сотрудники были уверены, что я как-то связан с гангстерами. Надо узнать, может быть, кто-то из моего списка за последние годы разбогател, наследство получил, в лото выиграл, купил за наличные новую квартиру. Короче, нужно найти человека, который тратил много денег. У Москвы в американской Налоговой инспекции, возможно, есть источник. Если нет, свяжемся с моим знакомым из налоговой.

Сидорин подумал и сказал:

– Представь: человек получил кучу наличных не совсем законным способом. Он постарается не тратить все в один момент. Он же понимает: деньгам надо отлежаться. Иначе его возьмут за канделябры. Человек ждет, когда разойдутся грозовые тучи. Он боится заикнуться даже близким людям о своем богатстве. А потом, спустя время, месяцы, может быть, годы, начнет сорить деньгами…

– Звучит логично. Но люди всегда поступают наперекор логике. Одна мысль, что деньги есть, где-то там лежат, зарытые на заднем дворе или томятся в депозитарном сейфе, а на них можно прямо сейчас купить предмет своего вожделения, – эта мысль не даст человеку спокойно спать. Он думает: потрачу немного, тысячу-другую. Авось, пронесет. И пошло… А если этот бедолага когда-то обещал жене браслетик или колечко с дорогими камушками, – все, конец. Тогда придется тратить деньги, пока они не кончатся. Он попадет на прицел налоговой службе, – на этом многие прокалывались. Люди не учатся даже на своих ошибках. Помощники Сосновского, если уж разживутся деньгами, начнут жить на широкую ногу. Деньги сами вылезут и станцуют ча-ча-ча…

Сидорин почесал затылок и отправился в каюту, составлять письмо в Москву.

Глава 10

К исходу первой недели, когда судно попало в зону циклона, качка была довольно сильной, Разин, мучимый тошнотой, не выходил из каюты. На третий день стало легче, с утра появилась зеленоватая физиономия Сидорина, он запер дверь, сел на койку у столика и сказал, что в радиорубку пришла шифровка, Москва разрешила познакомить Разина со всеми деталями будущего мероприятия. Кстати, когда некоторое время назад на самом верху решали организационные проблемы, куратор операции генерал-майор Константин Сергеевич Булатов, сказал, что Разин должен знать все, что известно Центру.

Такова присказка. Сидорин положил на столик листок, исписанный фамилиями и именами. Здесь люди, имевшие деловые отношения с Вадимом Сосновским за последние три года. Всего тридцать человек, – это работники магазинов, от менеджера до уборщицы, сотрудники какой-то там сторонней службы безопасности, обычно они просто сидели в торговых залах и, умирая от тоски, ждали окончания рабочего дня, и другие персонажи, известные Москве. Никто из штатных сотрудников Сосновского не работал на русскую разведку, а он пользовался репутацией крутого, но справедливого парня, своего человека среди гангстеров Нью-Йорка. Наверное, он сам распускал эти слухи. С некоторыми людьми из этого списка Разин знаком, некоторых еще не знает.

Москва доверяла Сосновскому, но не настолько, чтобы оставить все ценности, ювелирные изделия и деньги под его ответственность. За ним и его помощниками присматривали два контрразведчика нелегала. Они работали раздельно и о существовании друг друга не подозревали. Один слушал домашний телефон Сосновского и телефоны в магазинах, следил за его подружками и карточными делами. Другой парень приглядывал за его бывшей женой Луис и некоторыми партнерами по картам. Все шло гладко, проблем не было, пока Сосновский не сбежал. Те контрразведчики, которые его опекали, были проверенными чекистами, но вот итог…

Иногда Сосновский посещал место для больших людей, катран, где собиралась избранная клиентура, господа с положением в обществе, ювелиры, предприниматели. В основном эти встречи проходили в одной дорогой гостинице, бывало, игроки не выходили из номера люкс трое суток подряд. Кстати, среди них Сосновский находил покупателей на драгоценности. Он иногда проигрывал, но в пределах здравого смысла, по три-пять тысяч… Не выше. Играл на свои, а не на казенные деньги, кое-какие накопления у него были.

В целом, Сосновскому везло, в его натуре было главное для игрока: он вовремя платил долги и умел останавливаться. В Центре смотрели на это увлечение сквозь пальцы. Как мужчине с такой работой разгонять застоявшуюся кровь? Не пришпилить же себя к жениной юбке, чтобы вместе смотреть сериалы и пить домашний лимонад? Или выбрать другую крайность: читать под одеялом журнал «Коммунист»?

Последние годы Сосновский готовился к побегу. За короткое время подобрать такую коллекцию драгоценностей – трудное дело, еще труднее продать эти вещи без огласки. Позднее стало понятно: люди, следившие за нашим золотым мальчиком, знали о его планах, но в Москву не сообщили. Надо думать, они получили столько денег, что все принципы, все идеалы разлетелись, как воронья стая от ружейного выстрела.

Через пару недель после исчезновения Сосновского один из контрразведчиков куда-то пропал. У них с подружкой был частный дом на Статен-Айленде с той стороны, где океан и пляж. Она в тот день ушла на работу в салон красоты, а когда вернулась, дома никого не оказалось, женщина ждала дня два, потом пошла в полицию и обзвонила местных пьяниц, которых называла своими друзьями, – они ничего не знали. Она была уверена, что ее друг работает охранником какого-то большого боса, связанного с незаконными ставками на ипподроме и карточными делами. Но на какого именно босса он работает? В полиции она не смогла показать карточки из семейного альбома, потому что тот альбом исчез вместе с ее другом.

Через неделю этот парень был найден неподалеку от своего дома, на пляже рано утром. Из одежды на нем были только трусы, да и те превратились в лохмотья. На нем живого места не было, поэтому опознание затянулось. Судебная экспертиза определила, что он был пьян и, видимо, утонул, – вода попала в легкие еще при жизни. На теле много синяков, но эксперт написал в своем заключении, что такое бывает, когда волна бросает тело на камни. Короче, в этой смерти нет криминала.

Второй контрразведчик, следивший за Сосновским, – Стивен Мур, американец, в разводе. Мужчина среднего роста, крепкого сложения. Сбежал через месяц после Сосновского. В Москве это известие вызвало шок, там были уверены, что он опытный, преданный работе оперативник, у которого голова на плечах, а не кочан капусты. Возможно, вскоре он вынырнет где-нибудь в Чили или в Бразилии. Но, почитав его досье, обратили внимание на такую странность: Стив бывал за границей очень редко, только по служебным делам, он не переносит путешествий на автомобилях, поездах, но особенно самолетах. И тогда появилась надежда, что он где-то в Штатах, затаился и ждет, когда подойдут к концу активные поиски.

И как в воду глядели, Стива нашли не за границей, а в Штатах через его девчонку Берту Круз из Луизианы, ей двадцать шесть, у нее фантастическая фигура, короче, эта девочка самое то. Когда-то Стив хотел разводился с женой, он приехал к Берте и пожил у нее в Луизиане, но он городской человек, не смог долго терпеть провинциальную скуку в окружении болот, кипарисов и крокодилов. Он вернулся в Нью-Йорк, позже Берта надолго приезжала к нему, они весело проводили время, обошли половину злачных мест, ездили в Атлантик-Сити и не вылезали из игорных залов.

О связи Стива с Бертой стало известно через одного осведомителя, он почти старик, очень опытный и хитрый тип. Кстати, он был соседом Стива по этажу в его нью-йоркской квартире. Так вот, этот старикашка был приставлен к Стиву только для того, чтобы слушать телефонные разговоры и все то, что происходило у него дома. Беда в том, что Стив почти никогда не вел деловых разговоров из своей квартиры, иначе бы Москва узнала о побеге еще на стадии его планирования. Друг с другом эти соседи были шапочно знакомы, в лифте иногда встречались и здоровались.

Когда Берта уехала, Стив сошелся с молодой шлюшкой из Нью-Йорка по имени Мэлони. Она была неплохой девчонкой, завитой блондиночкой, похожей на болонку. Симпатичная, но без изюминки, таких сотня на квадратную милю, но Стив к ней постепенно привязался, продолжительное время ему удавалось сохранить эти похождения в секрете от Москвы. Позже, конечно, все стало известно через того старикашку, соседа, со Стивом был серьезный разговор, но в конце концов, жизнь потекла по прежнему руслу. Однако сам Стив, его характер менялись, хотя, возможно, он не замечал в себе перемен. Привычка жить двойной жизнью стала его второй натурой, все так спуталось, что он сам иногда не отличал ложь от правды, а правду от лжи.