К точно такому же выводу пришел и средний в трио напротив – блондин лет двадцати пяти, загорелый парень в пропыленной накидке – кажется, это называется пончо. Неторопливо подняв винтовку, он уверенным движением сдвинул плашку прицела, умостил ружье на локоть, а в следующее мгновение удар стрелы отшвырнул его на угольную кучу.
Все-таки ошиблась. Надо было брать еще на палец выше, а так едва не промахнулась. Пойди стрела чуть ниже – и впустую прошла бы между ног…
Пожалуй, я с большим удовольствием, как говорят люди, выругалась бы, но в этом отношении квенья предоставляет весьма ограниченный выбор. Точнее – это лексикон принцессы предоставляет весьма ограниченный выбор – на самом деле, как я сильно подозреваю, превосходство нашего языка и в этом смысле неоспоримо.
С другой стороны, вид торчащей из брюха приятеля стрелы должен здорово пощекотать нервы двум оставшимся стрелкам. Так что порой даже ошибки великих идут им на пользу. Двести ровно.
Пули выбили два облачка угольной пыли слева от меня. Я успела заметить это краем глаза… потом белое перо нежно коснулось щеки.
Нетерпеливый бородач в красной рубахе получил мой подарок спустя два удара сердца – стрела попала ему в грудь, немного левее центра, на дюйм ниже правого соска. Опустив лук, я неторопливо потянула из колчана третью стрелу, и тут оставшийся стрелок не выдержал и попятился назад, паля «от бедра» – судя по свисту, ни одна из пуль не пролетела ближе, чем в трех ярдах от меня. Я все так же неторопливо наложила стрелу на тетиву, начала поднимать лук – стрелок дико взвизгнул и, пригнувшись, метнулся влево, пропав за угольной кучей.
Сто восемьдесят пять.
Еще один человек перескочил на тендер с паровоза и, пригибаясь, побежал к краю платформы. Сто восемьдесят. Добежал, склонился над парнем в пончо, выпрямился уже с винтовкой в руках – я разжала пальцы – и медленно завалился вбок, хватаясь за пробитое насквозь горло.
Сто семьдесят.
Стрелок, спрятавшийся за угольной горой, наконец насобирал в закромах своей трусливой души достаточно смелости, чтобы высунуть из-за кучи ствол ружья. Это сошло ему с рук, и он, осмелев еще больше, рискнул показаться над гребнем лично. Щелчок, свист – человек исчез и миг спустя показался вновь, точнее показалось его тело, обзаведшееся новым украшением правой глазницы.
Последний – если поверить Николаю – оставшийся наемник, равно как и сам маркиз, показываться не пожелал. Что ж…
– Отличная работа, – сказал возникший рядом со мной русский и с изумлением уставился на сверкающий трехгранный наконечник заговоренной стрелы в трех дюймах перед своим носом.
– Никогда не подкрадывайся ко мне! – прошипела я. – Слышишь!
– Слышу, слышу, – озадаченно пробормотал Рысьев. – В следующий раз непременно буду топать как стадо оледеневших мамонтов. Как там поживают наши друзья?
– Глаза есть? – насмешливо сказала я, опуская лук. – Считай!
– Сдается мне, что проще посчитать стрелы у тебя в колчане, – весело отозвался вампир. – Четырех не хватает… значит, на доске остались только наш друг маркиз и один… проклятье! Слышала лязг?
– Его я слышу беспрерывно, – жалобно сказала я. – Вся эта сумасшедшая гонка – слишком тяжелое испытание для моих бедных ушек. Когда вернусь домой, то лет на десять поселюсь в плавучем домике посреди озера и…
– Они отцепили платформу! – крикнул русский, вытягивая руку вперед. – Видишь?
– Но, – растерянно выдохнула я, глядя на приближающиеся к нам кучи угля и удаляющийся паровоз за ними, – как же они…
– Наверное, засыпали углем будку машиниста, – устало отозвался Рысьев. – Если сумеют оторваться, спрыгнут, и ищи их потом под каждым кактусом.
– Послушайте, граф… вы же вампир… сделайте что-нибудь!
– Что, к примеру? – язвительно переспросил русский. – Оборотиться в нетопыря при дневном свете? Благодарю покорно, но даже за сто пятьдесят семь лет жизнь еще не успела мне настолько наскучить.
– Но как-то же вы догнали нас?
– Иллика, – после долгой паузы произнес Николай, – я ехал в том же «Пони-экспрессе» через вагон от вас. Или вы думали, что я телепортировался через полконтинента?
Отцепленная платформа была уже меньше чем в дюжине шагов от нас. Аккуратно положив лук, я зажала уши, заранее предвидя, что столкновение будет сопровождаться ужасающе неприятным металлическим звуком. Помогло не очень – скрежет все равно пробрал меня от пяток до кончиков ушей… нет, зубов. Вдобавок, оказавшийся прямо передо мной человек со стрелой в животе от удара очнулся и даже попытался приподняться, но поскользнулся в луже крови и вновь замер.
– Какое расточительство, – печально пробормотал вампир, глядя на умирающего наливающимися краснотой глазами. – И они еще будут говорить мне о морали? Ну уж нет!
– Да очнитесь вы, кровопийца несчастный! – выкрикнула я. – Думайте, что еще можно сделать?!
– Молиться! – сверкнул клыками граф. – Как думаете, ваши лесные божки сумеют организовать такую мелочь, как взрыв паровозного котла?
– О, боги, – прошептала я, наклоняясь за луком. – Конечно же…
В следующий миг я уже стояла на вершине угольной кучи. А еще через мгновение сорвавшаяся с тетивы заговоренная стрела, оставляя за собой искрящуюся золотистую полоску – в точности как после фей, на магии которых и основано это заклинание, – исчезла в черном прямоугольнике распахнутой дверцы паровоза.
Стрелу было жалко… хотя… думаю, зрелище взрывающегося паровозного котла её стоило. Вряд ли мне удастся полюбоваться им еще раз.
Глава 12
Иллика аэн Лёда, новичок в Пограничье
Отвратительный запах я почувствовала еще за пять миль до станции.
Мы приехали в Форестберг почти перед закатом. Очень маленький городок… собственно, по европейским меркам этот географический пункт и раньше с трудом мог претендовать на звание города – несколько десятков деревянных, преимущественно одноэтажных домишек, обнесенных неглубоким рвом, за которым возвышался невысокий же вал с частоколом. Теперь же, когда на месте добрых двух третей домов возвышались груды головёшек…
По крайней мере, они успели убрать трупы с улиц – кроме той пятерки, что болталась на виселице и двух вывесках на уцелевших домах – и теперь десяток наскоро заклятых зомби производили ту же операцию в окрестностях, подтаскивая все новые тела к двум дымящимся кучам в сотне ярдов от станции. Именно эти кучи и были источником воспринятого мной ужасающего зловония. Орки, гоблины, тролли – эти расы и при жизни-то не отличаются изысканным ароматом. Повалявшись же бездыханным телом день-другой под жарким солнцем, они и вовсе способны сделать любого истинного Перворожденного глубоко несчастным одним лишь только испускаемым запахом, не говоря уж о виде.
– По-моему, – заметила Юлла, мрачно озираясь вокруг, – мы приехали не вовремя.
– Но раньше мы никак не могли попасть сюда, – возразила я. – Даже то, что Николай сумел уговорить этого лейтенанта довезти нас, уже заслуживает удивления. Ты же видела те толпы беженцев…
– Я имею в виду не это!
– А что?
Ответа я так и не дождалась.
– Куда сгинул этот чертов русский?
– Кажется, – неуверенно сказала я, указывая на двухэтажный домик с аляповатой черной надписью «Одноглазый эльф», – последний раз он заходил вон туда…
– Кажется? – язвительно повторила Юлла.
– Если бы он по-прежнему был наряжен в свой фрак, я бы сказала точно.
Фрак графа остался там же, где и оба моих раота – под футовым слоем песка в полумиле от Ларедо. Он успешно противостоял угольной пыли, но десятимильное путешествие сквозь колючие заросли оказалось для него непосильным испытанием. Мне же пришлось вновь облачиться в куртку порубежной стражи – и теперь это была моя единственная оставшаяся одежда.
– Если бы…
От выслушивания очередного колкого замечания моей спутницы меня спас высунувшийся из «Одноглазого эльфа» Рысьев, который несколько раз призывно махнул рукой и вновь скрылся за дверью.
– Наконец-то, – проворчала Юлла, поднимая узлы. – А то торчим тут, как мэллорн посреди Сахары.
– А что, в Сахаре растут мэллорны? – удивленно спросила я.