Серебряные пули с урановым сердечником

* * *

Не знаю, что за черт дернул меня так срочно нестись в Уссурийск. Казалось бы – лежали эти пушки на складе с бог-весть-какого две тысячи лохматого года. Лежат же в архиве Академии лазерные диски примерно тех же годов с наклейкой «хранить вечно». Но что-то дернуло. Возможно, и к лучшему – с моим теперешним везением завтра с этим складом непременно чего-нибудь бы стряслось – от землетрясения до объявления музеем.

– Давно оно тут лежит, – завскладом старший прапорщик СБ Голопупенко, должно быть, здорово заскучал в этой глуши. Лет ему было чуть больше, чем мне, так что на «ты» мы с ним перешли почти сразу. Хороший парень, вот только этот русский диалект всемирного… нервирует. – Еще против китайцев готовили, до Первой Атомной. Запах чуешь? Дерево.

– Оно что – деревянное?

– Не, это ящики. Сами-то они вот, – прапорщик снял со стеллажа черный, матово поблескивающий предмет. – Гляди. Металл да пластик, никакого керамита. Старина-с.

– Да это же… – На миг я было усомнился, но длинный изогнутый рожок был до боли знаком. – Неужели «калашникофф»?

– Он самый. Я ж говорю – старина. Классика.

– Вау! – Я моментально прикинул, сколько может стоить подобный раритет на сетевом аукционе. Черт, да зачем куда-то лететь, такие экспонаты у меня и на Земле с руками оторвут, да еще и драться будут.

Угу. А потом Бар Корин оторвет мне ноги… до ушей.

– И много у вас их? – осторожно осведомился я, мысленно прикидывая: может, удастся пустить хоть часть груза налево.

– «Калашей» – немного, – развеял мои мечты прапорщик. – Пара ящиков. Редкость, сам понимаешь. Так что их я тебе не дам. Разве что пару штук, не на продажу, а лично, для души. Повесишь в спальню, на стену – друзья будут от зависти загибаться.

– Хорошо, а тогда чего у вас много?

– Много? – переспросил Голопупенко. – Хлама у нас много… всяческого.

– Вот там, – ткнул он рукой куда-то в сторону бесконечных стеллажей, – «абаканы». Семьсот штук… трещотки хреновы. Там – гранатометы. Поближе – «гепарды», «13-е» военной штамповки… В том углу экзотика всякая свалена… из тех, что перед Смутой мелкими партиями гнали.

– И все сплошной огнестрел? – разочарованно выдохнул я.

– А че ты хотел? – удивился прапорщик. – У тебя ж в ордере ясно сказано, белым по синему: «До 2025-го».

– Так ведь тогда уже лазерами вовсю жгли. И эти… кинетические…

– Кинетические у нас есть, – прапорщик разинул рот, даже не изобразив попытку прикрыть его ладонью, и начал зевать. Я терпеливо ждал. Ждать пришлось долго – зевок удался Голопупенко только с седьмой попытки.

– Там, – повторил прапорщик свой давешний жест, – Объект хранения 34м456ву, число хранимых единиц на момент последней инвентуры – 45. «КВМ-2». Кинетическая винтовка Морозова, модель вторая. Двенадцать кило чистого весу, не считая шариков и батареек, плюс обмотка у нее горит постоянно. Тебе этот геморрой надобен?

– Ну-у. Мне ж из них не стрелять.

– Тем более. На самом деле, – оживился Голопупенко, – тебе по фигу должно быть, чего этим чуркам с Миров впаривать. Этим лохам все, что сложнее арбалета, – уже чудо технологии.

– Угу. А теперь то же самое на всемирном, пожалуйста.

– Прости, – скривился прапорщик, – я тут со скуки мувов насмотрелся, типа исторических… интересно стало, как из этих штук пуляли. Ну и… понацеплял словечек.

– К гипнургу сходи, – посоветовал я, – пусть ассоциативку через «каспара» прогонит.

– Лениво мне, – пожаловался Голопупенко. – Это ж, считай, пару часов на промывку, а потом еще три дня на контрольные пунктации бегай. И потом, тут половина местных так говорит.

– Медведей?

– Не, ежиков.

– Ну-ну.

– Короче, – «блеснул» прапорщик еще одним старинным оборотом, – дело к ночи. Ты под что закладываешься… в смысле, космолет у тебя какой?

– Пока никакой.

– Ну, ты, кореш, блин… – Прапорщик резко оборвал фразу и схватился за виски. – Стоп. Все, приехали.

– Ты, случаем, с утра разноцветок не жевал? – осведомился я.

– Здесь, – тоскливо произнес Голопупенко, – такая скукота, что к полудню без всяких разноцветок глюки из стен лезут. Вылезают, осматриваются и дохнут прямо посреди прохода. От скуки. Тебе-то, – продолжил он, – хорошо. На Миры летишь. А у меня тут одна отдушина – интервид.

– Хочешь – махнемся? – предложил я.

– Нет уж, – оскалился прапорщик, – думаешь, я тут серый и темный, не знаю, кто в СБ такие вот, – он дернул подбородком, – вертела для глухарей выдает? Лучше уж с глюками.

– Умный.

– Типа того, – кивнул Голопупенко. – Ладно, не кукожься, так и быть, потрачу на тебя серое вещество. Все ж какое-то разнообразие.

– Уж не знаю, что бы я без тебя, благодетеля…

– Бутылка нектара, – перебил меня прапорщик. – Мистральского. В продолговатом флаконе.

– Вау. А живого эльфа не хочешь?

– Нет, – мечтательно улыбнулся каким-то своим мыслям Голопупенко, – не одну. Две. Две по ноль пять.

– А-а-а-аднако. Ты хоть знаешь, сколько такой флакончик стоит?

– Как раз сегодня с утреца аукцион смотрел, – прапорщик старательно почесал затылок. – Емкость нуль тридцать три ушла за осьмнадцать тыщ триста двадцать один кома двадцать четыре эко.

– Вот-вот. А теперь умножь на три.

– Я столько нулей в памяти не удержу, – ухмыльнулся прапорщик, – она у меня короткая… а все свободное пространство прогой учета забито.

– Чип вставь.

– Вот еще, буду я всякую кристаллическую гадость себе в черепушку вставлять. А ну как прорастет!

– Не прорастет, – угрюмо сказал я. – Скорее загнется до конца гарантийки. Среда у тебя там больно непитательная.

– У меня там четверг, – отозвался Голопупенко, – плавно переходящий в понедельник. Короче, сколько у тебя на тарелку?

– И все ему скажи, – проворчал я, – все ему ответь. Три тысячи.