Пацанячьи истории. Вафлерша

– На четвереньки. Ну, как собачка.

Вьетнамка, лежащая рядом с Гудымовым, что-то прощебетала, и вторая встала на четвереньки. Клестов вошел в нее сзади и, вгоняя свой болт сильными ударами, вскоре со стонами кончил.

– А ты хорошо по-русски говоришь, где так научилась? – спросил Виктор вьетнамку Бориса, натягивая джинсы.

– Я училась в классе советско-вьетнамской дружбы в Ханое и была лучшей ученицей. Я очень хотела попасть в Советский Союз.

– Твоя мечта осуществилась. Зачем же теперь обратно уезжать, да еще и по беременности? Боб, вставай, будем водку пить.

– Тут все не так, как я думала: тяжелая работа, нам платят меньше, чем местным, из общежития никуда не выпускают, у меня слабое здоровье. К тому же Ван Ден Ка думает, что я с таким знанием русского языка займу ее место бригадира и посылает меня на самые трудные и вредные участки.

– Как тебя зовут? – разливая водку в граненые стаканы, спросил Виктор.

– Ай. Полное мое имя Нгуен Тхи Ай.

– Ай-ай-ай, – засмеялся Гудымов и выпил водки. – Слабая, градус вообще не чувствуется, у моего деда самогон вторяк и то крепче будет.

– Это рисовая водка для женщин, – произнесла Ай.

– Рисовая, поэтому и слабая, – утвердил Борис. – Кто же из риса водку делает?

– Почему, есть и крепкая в сорок пять градусов, ее обычно советские товарищи любят, а еще экзотические со змеей внутри или гекконом, или скорпионом, лечебные с женьшенем.

– Вот ты, Ай, грамотная, даже в водке разбираешься, – удивился Борис, которому, как внуку алкоголика, была близка эта тема. – Уважуха.

В это время в комнату вошла Ван Ден Ка и заговорила на вьетнамском. Девушки начали одеваться.

– Ванденка, ты зачем Айку обижаешь? – нахмуренно спросил Гудымов.

– Никто ее не обижает, домой она сама хочет. Тут у мой знакомой крепкая водка есть, она сейчас принесет.

– Со змеей? – спросил Виктор.

– Нет, «Новый рис» по-русски называется, – подбирая слова, ответила бригадирша, экзотическую водку никто из вьетнамок за так не предлагал, ею обычно втридорога спекулировали. – Сейчас мы закуску организуем, а они пускай идут, вы, товарищи, свое дело сделали.

– А если они не забеременеют? – спросил Виктор, которому хотелось попробовать говорливую Ай.

– Тогда, товарищи, придете через месяц.

Через несколько минут на столе стояла большая сковородка с яичницей и разогретой вермишелью. За стол уселись Виктор с Борисом, а напротив них Ван Ден Ка со своей подружкой. Если бригадирша была молодой, довольно привлекательной, обладала змеиной гибкостью, то ее приятельница была тридцати лет, с лишним весом, некрасивым плоским лицом с приплюснутым носом и почти не умела разговаривать по-русски. Вьетнамки лишь пригубляли из своих стаканов, в которых плескалось чуть-чуть водки, подливая побольше гостям.

– Пошли в коридор, Гудым, покурим, – предложил Виктор, когда полбутылки водки было выпито. – Я эту уродину ебать не буду, – сказал он, когда они вышли. – Я столько не выпью.

– А я, значит, выпью?

– Ты Айку сегодня девственности лишил, должна быть мне какая-нибудь компенсация.

– Так твоя тоже не уродина была. Я лучше через окно убегу.

– Как хочешь, Боб, но Ванденка моя.

– Значит, сбегу.

По возвращению Клестов решительно сел возле бригадирши и принялся травить анекдоты. Некрасивая вьетнамка, увидев, что пары распределены, подсела к Гудымову, который беззаботно качался на задних ножках стула. Она пролопотала что-то непонятное на своем птичьем языке, пытаясь вставить русские слова, из которых Боря понял только водка.

– Она хочет угостить товарища Бориса особой женьшеневой водкой, – перевела Ван Ден Ка.

– А меня почему не хочет? – осведомился Виктор.

– Говорит, мало, хватит только на одного. Водка лечебная.

– Пускай поделит пополам, – не унимался Клестов.

– Нет, – сказала некрасивая вьетнамка и налила из маленькой бутылочки полстакана Гудымову.

– Пей, не бойся, – произнесла бригадирша в ухо Бориса. – Будет стоять и не падать.

– Ваше здоровье, – ухмыльнувшись, сказал Гудым и, сморщившись, выпил настойку.

Ван Ден Ка выключила свет, оставив только ночник, она обвилась вокруг Виктора как змея, целуя его лицо и шею. Ее рука заползла в трусы парня и обхватила напрягшийся член. Другая рука принялась снимать с Клестова одежду, через пять минут он сидел на стуле абсолютно голый, а бригадирша одевала на фаллос неведомо откуда взявшийся презерватив. Смотревший на это действие Гудымов бычился. Когда же Ка оседлала сидевшего на стуле друга и, не стесняясь, стала не нем ерзать, Борис сорвался с места.