Князь. Летопись Мидгарда

Глава II

Первым, что увидел перед собой Фауст, был потолок. Не белый с чуть потрескавшейся штукатуркой потолок его кабинета в мединституте, а даже с виду тяжелая плита желтоватого песчаника. Впрочем, он не спрашивал себя: «Где я?» или «Почему песчаник?», – Фауст только видел, но мыслей никаких у него при этом не возникало. Потолок, стены, дверь… В дверь кто-то тихонько постучался, а спустя мгновение, она стала медленно открываться и, во все расширяющемся проеме, наконец, показалась головка рыжеволосой девушки. «Адалинда!», – вспыхнула наконец искра в сознании Фауста. – «Я сплю!», – понял он, и, последовавшее за этим чувство резкого падения, погрузило его во мрак.

Зато, потревоженный коротким вскриком Адалинды, проснулся Сильвестр.

– В чем дело? Что случилось? – забеспокоился молодой человек, поднимаясь с массивного сундука в собственной лаборатории, на котором и задремал после работы.

– Вы… вы парили над сундуком в воздухе, – наконец справившись с потрясением, пробормотала девушка.

Сильвестр засмеялся.

– Вам, наверное, показалось, сестра Адалинда, – поспешил он ее успокоить, – из-за дыма.

Сильвестр всю ночь готовил в этом помещении лекарства для храма, а под утро уснул, позабыв его проветрить, таким образом, помещение и впрямь было сильно задымлено, и Адалинда успокоилась, списав увиденное, на обман зрения. Молодой алхимик, тем временем, уже копошился в другом конце комнаты, возле стола с перегонными кубами, ретортами и мензурками. Он укладывал склянки с приготовленными ночью зельями в короба обложенные для мягкости сеном.

– Все лекарства готовы, – по ходу дела говорил он, – и я сам отнесу их в храм, если вы еще немного подожде…

Он не закончил предложение, а руки, до того быстро и уверенно укладывающие зелья, вдруг остановились в воздухе. Сильвестр замер. Адалинда, вновь встревоженная столь резкой переменой в поведении молодого алхимика от суетливости к полному ступору, попыталась его окликнуть, но Сильвестр не отвечал. С двумя склянками в каждой руке стоял он над алхимическим столом, будучи не в силах пошевелиться, а взгляд его, тем временем, с невероятной быстротой скользил по столбцам и строкам висевшей над столом таблицы.

«Периодическая система химических элементов!» – пронеслась в его голове мысль, определенно ему не принадлежавшая. – «Полная! И даже дополненная. Черт, да здесь более двухсот элементов!».

– Все хорошо? – предприняла еще одну попытку «вернуть» Сильвестра Адалинда, на сей раз, сопровождая свои слова робким прикосновением к плечу алхимика.

И даже столь легкого касания оказалось достаточно для того, чтобы вновь отправить Фауста в забытие. Одна из склянок выскользнула из дрогнувшей руки Сильвестра и разбилась.

– Да, да. Все в порядке, – наконец отозвался он, не вполне отдавая себе отчет в том, что не понимает причин внезапного ступора и удивления давно знакомой таблице, а, всего лишь, пытается придумать этому рациональное объяснение: – я просто… заметил ошибку в одной из своих новых формул.

И все же молодой алхимик был явно смущен случившимся и поторопился избавиться от неприятного ощущения.

– Ну вот! Все готово, – закончил он сборы. – Мы можем идти.

Но пусть от дома мастера-алхимика Зира до храма Исиды было не далеко, за время пути Сильвестр не единожды терялся в событиях, что не осталось незамеченным Адалиндой. Ее спутник пропускал мимо ушей некоторые вопросы и рассказы, часто переспрашивал, отвечал невпопад и вообще, временами, будто вовсе отсутствовал разумом и душой, а когда Адалинда обратила на это его внимание, не нашел ничего лучше, чем сослаться на то, что просто не выспался.

Фауст гостил в сознании Сильвестра все чаще, а провалы становились все реже и короче. Два разума сливались воедино: Фауст как бы подменял собою Сильвестра, впитывая его воспоминания, его знания об этом мире, саму его жизнь, не замечая, как теряет все тоже самое, но свое. Сильвестр же, постепенно растворяясь в Фаусте, терял власть над собой и уступал ему место. Продолжая свой путь через поселок, в котором прожил уже почти три года, он часто оглядывался, а порой останавливался и с непонимающим видом осматривался вокруг, будучи уже не в силах отделить интерес Фауста к этому месту от собственной к нему привычки.

Сильвестр и Адалинда приблизились к храму Исиды – матери и царицы богов восточного пантеона. Великолепная пирамида, из гладко вытесанного песчаника с золотой фигурой расправившей крылья женщины на вершине, была вторым по значимости святилищем Исиды на Сандаане, после храма в Халиф-ар-Саде. Впрочем, теперь, когда все внимание богов, и не только восточного пантеона, приковали к себе острова злосчастного Краеугольного архипелага, храмы, перестав служить резиденциями богов, стали временными приютами для беженцев все с тех же островов.

Сильвестр и Адалинда вошли внутрь. Далеко впереди, в темноте освещенного лишь свечами центрального помещения храма, Верховная жрица в роскошном одеянии из воздушных белоснежных тканей и золотых украшений и несколько почти обнаженных сестер самого высокого ранга, проводили ежедневный ритуал поклонения богине вокруг алтаря перед ее пустующим троном. Остальные служительницы Исиды, тем временем, корпели над десятками беженцев, размещенных в части боковых и задних помещении храма. Присоединилась к ним и Адалинда.

К тому моменту, когда Сильвестр и Адалинда входили в храм, молодой алхимик уже начал терять власть над собственным телом. Он стал часто спотыкаться, от судорожного подергивания мышц зазвенели в коробе склянки, а на лице отразился страх перед тем, что с ним происходит и выступил холодный пот, который он даже не мог отереть, потому как руки перестали его слушаться.

Когда Сильвестр с трудом разжал кулак, передавая короб с лекарствами жрицам, он был мало отличим от больных и несчастных беженцев, во множестве здесь присутствующих. А большинство беженцев пребывало в ужасном состоянии. Слишком долго они оставались на холодных, сырых и грязных землях архипелага, до последнего затягивая свой отъезд, и теперь, кашель, хрип и стоны несчастных оглашали стены приютившего их храма.

Сильвестр не мог дольше оставаться в храме: он был очень напуган своим состоянием. Однако, на пути к выходу, за полу его одеяния схватился всеми брошенный бледный старик. Почему-то все сестры проходили мимо него, не понимая чего он хочет.

– Одеяло. Пожалуйста, дайте мне еще одно одеяло, – вполне понятно и отчетливо попросил старик.

Сильвестр, одной непослушной рукой поддерживая другую, исполнил просьбу несчастного, затем дал старику немного согревающего отвара и, торопясь уйти, быстро сказал несколько успокаивающих слов в ответ на его благодарность.

– Ты знаешь язык Ньёрдлунда? – услышал он, вновь задержавший его бегство, вопрос Адалинды, удивленно наблюдавшей эту сцену с другими сестрами. И только теперь Сильвестр догадался, почему старика никто не понимал: тот говорил на мало известном языке, живущих обособленно от остального мира, северных кланов.

– Видимо да, – в свою очередь удивился своим познаниям Сильвестр, странным и пугающим голосом, будто одному эхом вторил другой.

«У сновидения есть свои преимущества», – пронеслась в его голове не вполне понятная мысль. – «Какое еще сновидение? Какие преимущества?».

И на лице молодого алхимика вновь отразился страх, а взгляд его бешено запрыгал вокруг. Сильвестр «слушал» свои слова и мысли и не мог определить, которые из них его, и вообще, принадлежат ли они ему.

– Ты в порядке? – сама потеряв счет тому, насколько часто сегодня задавала она ему этот вопрос, взволнованно спросила Адалинда, беря его за руку и стараясь поймать взгляд. Однако, на этот раз ответа не последовало: Сильвестр потерял сознание.

Его отнесли в дом мастера Зира, но ни зелья алхимика, ни молитвы и уход Адалинды и верховной жрицы не могли справиться с неизвестным недугом, постигшим Сильвестра. Ему становилось только хуже. Впрочем, постепенно боль Сильвестра становилась болью Фауста.

– Зуб даю, это Радж во всем виноват, – отчаянно сжимая кулаки, проговорил мастер Зир, беспомощно наблюдая за страданиями своего ученика. – Это из-за него в поселении творятся все неприятности.

– Он лишь исполняет желания, и делает это помимо своей воли, – вступилась за Раджа Адалинда.

– И ты сама можешь видеть как это опасно! – заметил молодой жрице Зир, указывая на разбитого конвульсиями ученика, а затем, обращаясь к верховной, рассказал и свою историю: – Не далее как вчера, уж не стану говорить из-за чего, жена в сердцах бросила мне «Что-б тебе пусто было!», – говорил почтенный алхимик. – Паршивец видимо оказался где-то рядом, и после этого все сосуды, будь то мензурка или кружка, чем бы я не пытался их наполнить, будь то зелье или эль, все время оказывались порожними. А я алхимик, черт возьми! Мензурки и зелья моя работа и мой заработок. Хорошо, что у меня был запас зелья развеивания злых чар, так и то я боялся взять в руки, думая, что оно испарится, пока, наконец, не закашлялся от ссохшегося от жажды горла и не убедил жену, будто это лекарство от кашля. Слава богам, обошлось!

– Сами виноваты! – снова вмешалась Адалинда. – Все это ваши собственные желания, и они должны быть произнесены вслух, чтобы исполниться. Если Радж действительно связан с болезнью господина Сильвестра, во что я отказываюсь верить, не иначе как кто-то из поселенцев пожелал ему зла.

– Довольно, сестра! Мы это уже обсуждали, – осадила Адалинду верховная жрица. – Жители поселения уже вынесли свое решение: способности Раджа непредсказуемы, опасны и не поддаются ни его, ни нашему контролю. Он должен быть изгнан.

– Но куда он пойдет, ваше святейшество? – возмутилась Адалинда, и чем больше она распалялась, тем более ярким становилось свечение ее огненно рыжих волос и горящих синим пламенем глаз. – Возможно, Радж последний из своего народа и если будет изгнан… Ваше святейшество, пустыня убьет его!

– А если его не изгнать, вместо пустыни тоже самое, рано или поздно, сделает кто-то из жителей поселения, – жестко ответила верховная жрица. – В любом случае мальчик погибнет, Адалинда, но так мы хотя бы спасем от греха чью-то душу. – Она возложила руку на плечо отчаявшейся и поблекшей Адалинды и указала на извивавшегося от боли в постели Сильвестра. – Подумай, что сделают с Раджем, если этот молодой человек умрет? – и, пожав плечами, добавила: – Вероятно, ракшасам больше нет места в этом мире.

В комнате повисла гнетущая тишина. Лишь треск костей и хруст сухожилии, напрягавшего кажется каждый мускул, молодого алхимика, и страх наблюдавших за всем этим мастера алхимика Зира, его жены, верховной жрицы и Адалинды наполняли комнату, когда вдруг раздался слабый голос.

– Вообще-то, есть одно место, – проговорил, недавно очнувшийся и слышавший часть разговора, Сильвестр, – Талар.

Чета Зир и Адалинда бросились к нему, а верховная жрица задумалась.

– Да, пожалуй, это единственное место, где примут даже ракшаса, – подтвердила она с интересом поглядывая на молодого алхимика. – Надо же… Талар! Великий город порядка и Равновесие Мидгарда. Откуда тебе известно о нем, Сильвестр?

– Это мой дом, – ответил он. – И я отведу туда Раджа, только скажите: почему вы вините его в моей болезни?

– Потому, что он из народа ракшасов, – пояснила Адалинда. – Древнейшего народа, проклятого самым неожиданным способом исполнять, произнесенные вслух, желания. Скажи, ты что нибудь желал в его присутствии?

Но молодой алхимик вновь потерял сознание. С мыслью «О боги! Я продал душу!», Сильвестр окончательно погрузился в сон Фауста, а тот, занял и тело и разум алхимика, полностью подменив собою. И теперь, когда он очнется, лишь одно будет отличать Фауста от настоящего Сильвестра, но… он позабудет, что спит.

Глава III

Обморок Сильвестра незаметно перешел в освежающий и здоровый сон, а проснулся молодой алхимик отдохнувшим и бодрым. На утро ничто больше не напоминало о боли и страхах прошедшего дня, и даже обеспокоенности вчерашним состоянием не было: лишь странная, непонятно откуда взявшаяся, уверенность в том, что теперь все так, как и должно быть. А значит, отменять или откладывать поездку в Талар, решение о которой было принято в горячке таинственного недуга, Сильвестр не собирался.

Мастер-алхимик Зир принял Сильвестра в подмастерья около трех лет назад. Парнишка весьма благородной внешности и изысканных манер, прибывший с первыми беженцами Краеугольного архипелага, уже тогда имел немалые познания в алхимии, быстро и охотно учился, с удовольствием экспериментировал, но постоянно уходил в себя и погружался в глубокие раздумья, мало общался, уклонялся от расспросов, а когда речь заходила о его семье и о его прошлом, становился особенно хмурым и замкнутым. Сильвестр был для мастера Зира неразрешимой загадкой, но одно тот знал наверняка уже тогда – этот парнишка не задержится в поселении надолго: он из другого круга.

И вот настала та пора, когда Мастер Зир, – досадуя на Раджа за то, что тот появился в их поселении; на себя за то, что ополчился на Раджа; на Сильвестра за то, что от него уходит, – помогал ученику со сборами. Сестра Адалинда, пришедшая навестить молодого алхимика и осведомиться о его здоровье, с удивлением узнав о внезапном исцелении и даже начавшейся подготовке к путешествию, тоже убежала собирать Раджа. Впрочем, через пару часов она вернулась, задумчиво уселась на сундук в лаборатории Сильвестра и, минуту спустя, твердо изъявила свое намерение:

– Я пойду с вами! – не предполагающим возражений тоном сказала она. – Хочу лично убедиться в том, что Радж будет хорошо принят в Таларе.