Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Украина, которой не было. Мифология украинской идеологии

Год написания книги
2015
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
6 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Ладно, бог с ним. Давайте вернемся к малоросскому наречию, раз уж мы начали о нем говорить…

Неприспособленность крестьянского наречия к оперированию абстрактными, отвлеченными понятиями науки и литературы, его примитивность, «бытовушность» прекрасно видели активисты украинофильского движения. Но еще больше им не давала спокойно спать удивительная похожесть малорусского наречия на русский литературный язык. Для них это было гораздо страшнее культуростроительной несостоятельности селянской «мовы». ПОЛЯКАМ И МАЛОРУССКИМ СЕПАРАТИСТАМ ДЛЯ «РАЗБУДОВЫ» ОТДЕЛЬНОЙ УКРАИНСКОЙ НАЦИИ И ГОСУДАРСТВА БЫЛ НЕОБХОДИМ ОТДЕЛЬНЫЙ ЯЗЫК, МАКСИМАЛЬНО НЕ ПОХОЖИЙ НА РУССКИЙ. Так возникла идея создания литературного украинского языка.

Необходимо отметить, что наличие общего для малороссов и великороссов языка не давало покоя шляхте еще во времена Речи Посполитой. Уже польский король Ян Казимир (с которым, кстати, воевал Хмельницкий), выступая в сейме, указывал на то, что главная угроза для Речи Посполитой заключается в тяготении малороссов к Москве, «связанной с ними языком и верой»[37 - Павлищев Н. И. Польская анархия при Яне Казимире и война за Украину. СПб., 1887. Т. 2. С. 286.].

Как писал в 1898 году львовский публицист Мончаловский: «…трудно допустить, чтобы люди, имеющие притязания считаться образованными, не знали и не видели органических связей, соединяющих разные наречия русского языка в одно целое, неделимое. Но тут выше всяких языкословных очевидностей и доказательств и выше действительной жизни стоит политика, которой подчиняются даже филологические и этнографические познания. Ради этой политики украинофилы и пытаются создать из малорусского наречия особый язык. Раз поставлена теория об отдельности малорусского народа, ее необходимо обосновать и доказать. Так как, однако, ни язык, ни этнография… требуемых доказательств дать не могут, а тут разные «добродеи», от графа Стадиона в 1848 году до графа Бадени в 1898 году, постоянно твердят: если вы одни с «москалями», то не желаем вас знать – то и явилась необходимость пригнать действительную жизнь к теории и искусственным путем создать такой язык, который как возможно далее отстоял бы от общерусского»[38 - Мончаловский О. А. Литературное и политическое украинофильство. Львов, 1898. С. 142.].

Вот как эти события описал их непосредственный свидетель, пожелавший скрыть свое имя под инициалами Ф.С.И.: «Между эмигрантами [имеются в виду польские эмигранты, бежавшие из России и осевшие в австрийской Галиции. – А.В.] самой выдающейся личностью был Павлин Свинцицкий, писавший под именами: П. Стахурский, Павло Свой, Д. Лозовский. Он стал издавать «Siolo» в духе кременецкой польско-украинофильской школы, т. е. на малорусском языце польскими буквами, и получил место учителя малорусского языка в академической гимназии во Львове.

Во время его лекций происходили такие сцены: Учитель в лекции употребляет слово: «вийсько». – Ученики кричат хором: У нас говорят не «вийсько», а «войско». – Учитель: нехай буде по-вашему войско. – Учитель в лекции употребил слово «потуга». – Ученики кричат хором: Що – то за «потуга»? Мы такого слова не знаем. – Учитель отвечает: Потуги не знаете? То польская «potega». – Ученики: у нас говорят: могущество, всемогущий Боже. – Учитель: Ну, нехай будет по вашему «могущество». И так дальше велась наука»[39 - Ф.И.С. Що то есть украинофильство? Его история и теперешняя характеристика. Львов, 1912. С. 108.].

И вот во второй половине XIX века в Галиции закипела работа по созданию «древнего украинского языка». Как вспоминал потом общественный деятель Угорской Руси Добрянский, «все польские чиновники, профессора, учителя, даже ксендзы стали заниматься по преимуществу филологией, не мазурской или польской, нет, но исключительно нашей, русской, чтобы при содействии русских изменников создать новый русско-польский язык»[40 - Добрянский А. И. О современном религиозно-политическом положении Австро-Угорской Руси. М., 1885. С. 11–12.].

Прежде всего было изнасиловано русское правописание. Вначале реформаторы хотели заменить кириллицу латиницей. Бывший австрийский наместник Галичины граф Голуховский, став министром внутренних дел, издал распоряжение № 12466 от 20 декабря 1859 года, которым всем государственным учреждениям Галичины предписал в русских документах употреблять латинские буквы. Однако массовые протесты населения заставили их отказаться от подобного намерения. Тогда из русского алфавита украинизаторы-русофобы выкинули такие буквы как «ы», «э», «ъ» и одновременно ввели новые – «е», «i» и апостроф. Этот модернизированный алфавит был приказом австрийских властей навязан русским школам Галиции, Буковины и Закарпатья.

Когда до Пантелеймона Кулиша (чья фонетическая грамматика была использована в качестве основы для грамматики «риднойи мовы») наконец «дошло», что его «кулишовка» используется поляками и австрийцами для раскола русских, у него началась истерика.

«Завiтую (клянусь), – писал он в одном из своих писем украинофилу Партицкому, – що коли Ляхи печататимуть моею правописiю на ознаку (ознаменование) нашого розмиру (раздора) зъ великою Руссию, коли наша фонетичня правопись виставлятиметця не яко пiдмога народовi до просвiти, а яко знамено (знамя) нашоi руськоi рознi, то я, писавши по своему, по вкраiнськи, печатиму этимологичною старосвiцькою ортографиею. Себъ то – ми собi дома живемо, розмавляемо и пiсень спiваемо не однаково, а коли до чого дiйдеться, то половинити себе нiкому не попустимо. Половинила насъ лиха доля довго, и всловувались (продвигались) ми до одностайности (единства) руськоi крiвавим робом (дорогой) и вже тепер шкода лядського заходу насъ розлучати»[41 - «Клянусь, – писал он в одном из своих писем украинофилу Партицкому, – что когда Ляхи будут печатать моим правописанием в ознаменование раздора с большой Руссией, когда наше фонетическое правописание будет не подспорьем народу в просвещении, но знаменем нашей русской розни, то я, писавший по-своему, по «вкраинськы», буду печатать этимологической старосветской орфографией. То есть – мы у себя дома живем, разговариваем и песни поем не одинаково, а когда до чего дойдет, то половинить себя никому не дадим. Половинил нас злой рок долго, и продвигались мы к единодушию (единству) русскому кровавым образом (дорогой), и теперь вред лядского (польского) мероприятия нас разлучает». «Правда» № 9, за 1867 год.]. А в письме к украинофилу Дедицкому Кулиш заявил предельно откровенно: «Видя это знамя [ «кулишевку». – А.В.] въ непрiятельскихъ рукахъ, я первый на него ударю я отрекусь отъ своего правописаныя во имя русскаго единства»[42 - «Боянъ» № 10, 8 июня 1867 года.].

Как показала история, «лядские заходи» в конечном итоге дали неплохой результат.

Затем «украинцы», поляки и австрийцы принялись украинизировать лексику русского языка. Из словарей выбрасывались слова, хоть как-то напоминавшие русские. Вместо них брались польские, немецкие, древнерусские, а также просто выдуманные.

Вот как этот процесс описывает очевидец: «Из Видня [Вены. – А.В.] напирали, щобы вытеснить из рук молодежи словарь Шмидта и заступити его новым словарем «немецко-русским». Около 1866 г. во львовской семинарии образовался кружок молодых людей, во главе которых стоял Емельян Партыцкий. Они принялись за составление такого словаря. Составление материала происходило таким образом, що брали до рук немецкий словарь и при каждом немецком слове остановлялись, як то сказаты по «руськи» так, щобы оно не было московским. Тогда русское слово переиначивали или выдумывали совсем новое. Словарь тот был напечатан в 1867 г. Так началась языковая борьба…»[43 - Ф.И.С. Що то есть украинофильство? Его история и теперешняя характеристика. Львов., 1912. С. 109.]

Как он в итоге подытожил: «Наши украинофилы так поступают: выкидают давние слова, давние буквы, даже давние молитвы, давний язык церкви – а вымышляют новые слова, новые молитвы, которые не всякий понимает»[44 - Ф.И.С. Що то есть украинофильство? Его история и теперешняя характеристика. Львов., 1912. С. 116–117.].

Как пояснял один из авторов украинофильского «Лiтературно-наукового вiсника»: «Вы, русины, думаете по-польски и переводите дословно свою мысль по-русински, и то не все слова переводите, а многое остается без перевода в польском первоисточнике, так точно мы думаем по-русски, а переводим дословно по-украински… Таким образом, вырабатывается двуязычие галицкое и украинское; вы мало понимаете наш язык, а мы – еще меньше того ваш»[45 - Хронiка i бiблiографiя // Лiтературно-науковiй вiсник. 1901. № 3. С. 227–228.].

Этот искусственный, наспех слепленный синтетический язык жестко навязывался через школы русскому населению австрийского Прикарпатья и Закарпатья. В отношении тех, кто сопротивлялся и не хотел отказываться от русского языка, властью и «свидомыми» организовывалась травля.

В конце XIX века наиболее весомый вклад в святое дело создания украинского языка внесло научное Общество им. Тараса Шевченко во главе с паном Грушевским. Главной задачей их работы был максимально дальний уход от литературного русского языка. Как писал в 1912 году Сергей Щеголев, «львовские новаторы приналегли на червонорусское наречие, а для выражения сложных и отвлеченных понятий черпали полной рукой из польского и (изредка) немецкого языков. Галицкой интеллигенции польский язык и теперь знаком прекрасно, а 20 лет назад он был известен еще лучше, и с этой стороны пародирование не представляло трудностей»[46 - Щеголев С. Н. История «украинского» сепаратизма. – М.: Имперская традиция, 2004. С. 93.].

Кстати, для многих до сих пор является тайной тот факт, что современный литературный украинский язык не имеет ничего общего с полтавско-черниговским малорусским наречием, которое вроде как признано эталоном украинского языка. На самом деле В ОСНОВУ СОВРЕМЕННОГО УКРАИНСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА ПОЛОЖЕН Т.Н. ПОДГОРСКИЙ ГАЛИЦИЙСКИЙ ДИАЛЕКТ.

Почему был выбран именно он?

Потому что малорусское наречие Полтавщины и Черниговщины имеет слишком много общего с литературным русским языком. А подгорское поднаречие более всего засорено польскими и немецкими словами.

Как писал Щеголев, «помесь малорусских диалектов – подольско-волынского и украинского, к чему многочисленные сотрудники львовских изданий из России были весьма склонны, допускались с большими предосторожностями: каждое малорусское слово или фраза, в коих замечаемы были общерусские признаки в фонетике, лексике, морфологии или синтаксисе, либо браковались, либо подвергаемы были калечению. Охотнее всего русско-украинские реформаторы перекраивали на свой лад готовые польские слова и через 15 лет (к 1906 г.) превратили свой язык, быть может, неожиданно для самих себя, в польско-галицийский жаргон»[47 - Там же. С. 95.].

Во всем этом может самостоятельно убедиться каждый. Для этого просто надо взять любой неспециализированный текст из любой украиноязычной газеты и проверить со словарем на предмет наличия в нем исковерканных польских, немецких, чешских слов. Все то, что будет не польского или немецкого происхождения, окажется русским, с вкраплениями новояза.

Чтобы не быть голословным, приведу пару десятков используемых в обиходе исконных «украйинськых слив», позаимствованных у поляков:

Данный список можно продолжать очень долго. Если изъять из современного украинского языка польские заимствования, элементарное бытовое общение станет крайне затруднительным.

Даже у некоторых лидеров украинофильского движения сдавали нервы из-за «творческого процесса» «дерусификации» малорусского наречия. Так, в те годы доживал свой век классик малорусской литературы Иван Нечуй-Левицкий – старый украинофил, матерый зубр «языкового возрождения» и украинского литературного прорыва. Получая из Галиции свежие литературные творения, переполненные польско-немецкими заимствованиями и придуманными словами, он вдруг сделал для себя неожиданный вывод – ИДЕТ НЕ ЧИСТКА ЯЗЫКА ОТ «РУСИЗМОВ», А ЕГО ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННАЯ ПОДМЕНА. Старик вынужден был констатировать, что «получилось что-то и вправду уж слишком далекое от русского, но вместе с тем оно вышло настолько же далеким от украинского [т. е. малорусского наречия. – А.В.]»[48 - Нечуй-Левицький І. С. Сьогочасна часописна мова на Украiнi // Украiна. 1907. № 2. С. 197.]. Нечуй-Левицкий настаивал на том, что литературный украинский необходимо создавать на основе приднепровских народных говоров, а не галицийской «говирки». По его мнению, в Галиции слишком сильно польское, немецкое и еврейское языковое влияние, а поэтому «во Львове нельзя научиться украинскому языку, а можно только утратить свой чистый украинский язык окончательно…»[49 - Нечуй-Левицький І. С. Криве дзеркало украiнськоi мови. К., 1912. С. 16.].

Поясняя, что представляет собой «украйинська литературна мова Грушевського» и ему подобных, он писал следующее: «За основу своего письменного языка профессор Грушевский взял не украинский язык, а галицкую говирку со всеми ее стародавними формами, даже с некоторыми польскими падежами. К этому он добавил много польских слов, которые галичане обычно употребляют в разговоре и в книжном языке и которых не мало и в народном языке. До этих смешанных частей своего языка проф. Грушевский добавил еще немало слов из современного великорусского языка без всякой необходимости и вставляет их в свои писания механически, по привычке, только из-за того, что эти слова, напханы школой, лежат на подхвате в голове»[50 - Там же. С. 21.].

Надо заметить, что малорусского наречия Грушевский не знал (он в этом сам признавался в своем дневнике). «Ридну мову» в галицийском варианте профессор стал изучать, переехав во Львов. Когда читаешь его «творения», невольно возникает ощущение, что автор взял русский текст и тупо перевел его электронным переводчиком вначале на немецкий, затем с немецкого на польский и, наконец, с польского на современный украинский. При этом используемую им программу-переводчик безбожно «глючило».

В итоге получился какой-то совершенно «дубовый» микс из корявых словосочетаний и странных слов, перемешанных с не менее странными знаками. Читать сочинения Грушевского просто невозможно. И это радует. Та языковая форма, в которую он завернул свою историческую фантастику, стала надежным и практически непреодолимым барьером на пути читателя. Если бы среди «свидомых» были более-менее вменяемые активисты, они бы занялись изданием адаптированных переводов Грушевского на современный украинский, а еще лучше на русский. А так человек наваял килограммы текстов, а читать их некому.

Вот как старый Нечуй характеризовал «говирку», которую использовал Грушевский: «Галицкий книжный научный язык тяжелый и не чистый из-за того, что он сложился по синтаксису языка латинского или польского, так как книжный научный польский язык складывался по образцу тяжелого латинского, а не польского народного… И вышло что-то такое тяжелое, что его ни один украинец не сможет читать, как бы он ни напрягался бы»[51 - Там же. С. 6.].

Тут он, конечно, ошибся. Это простительно. Он ведь не знал, что такое сталинский режим. Решил бы «отец народов», что малороссы должны стать «джидаями», а читать, писать и говорить обязаны на суахили, то стали бы «джидаями» как миленькие и суахили освоили бы.

А вот как Нечуй-Левицкий характеризовал выдуманные «свидомыми» языкоделами «тысячелетние» украинские слова: «За все время, с которого развивается галицкая письменность, я нашел в ней лишь только немного более десятка неологизмов, слов высшего порядка, составленных хорошо и удачно, таких как: переважно, здийснити (исполнить, осуществить на деле), вражiння, переважувати, змiст, вплив, пересвiдчитися, неможливий и т. д., которые я использую в письме. Остальные неологизмы, как от выведенных с польского корня, неудачные и сделаны не аналогично составу народных слов, как: завдяки, рухiня, вiдруховнисть, проява, розвiй (развитие) руханковий и т. д. … они просто-таки переделывают или берут массу чисто польских слов: передплата, одсетки, помешкання, передплата виносить… остаточно, старанно, рух, рахунок, рахувать, спiвчуття, спiвробiтник… и т. д»[52 - Там же. С. 44.].

На мой взгляд, во всем этом наиболее интересно то, что те украинские слова, которые мои украинизированные сограждане считают тысячелетним наследием своих предков, на самом деле искусственно и криво сделанный в начале прошлого века в Восточной Галиции новояз. Причем сделан только лишь для того, чтобы у придуманной украинской нации был свой придуманный язык. Но есть ли в этом какой-то смысл, кроме желания любой ценой оторвать от русского народа его юго-западную ветвь?

А ведь теперь на этом странном и корявом языковом творении галицийцев миллионы людей принуждаются не только говорить, но и мыслить. Но что будет с мышлением, если его инструмент бракованный? Не сложно же понять, что и мышление будет таким же. Лишите человека его родного языка, заставьте думать на каком-то искусственном языковом суррогате, и вы сломаете его способность не только к творческому, но даже логическому мышлению.

Не поленился Нечуй-Левицкий описать и впечатление малороссов от галицийского поднаречия: «Даже простые люди в Киеве, которые читали или видели галицкие книжки (и не только галицкие), говорят мне, что все те точки та значки (апострофы) когда-то со временем высыплются из книг, как ненужные»[53 - Там же. С. 8.].

Как видим, не высыпались. КПСС не позволила.

Углубляясь в анализ того языка, который сконструировал Грушевский и К°, Нечуй-Левицкий был вынужден прийти к выводу, что вся эта галицкая «свидомая» публика «начала писать какой-то языковой мешаниной, похожей на карикатуру на народный украинский язык и язык классиков. И у них получился не язык, а какое-то «кривое зеркало» украинского языка»[54 - Там же. С. 42.].

«С такой амуницией в украинских журналах и книжках украинская литература далеко вперед не уйдет, потому что этот галицкий и польский груз поломает наш воз. А, на мой взгляд, этот груз – это просто-таки мусор, который замусоривает наш язык»[55 - Там же. С. 68.].

И он оказался абсолютно прав. Неспособность современной украинской литературы развиваться и добиваться литературных успехов является результатом как раз той «языковой мешанины», на фундаменте которой она существует. Повторю еще раз, невозможно на искусственном квазиязыке, созданном бездарностями в политических целях, создавать литературные шедевры.

Именно поэтому, с точки зрения старого классика малоросской литературы, «каждый просвещенный и понимающий украинский писатель, сознательный в деле создания книжных языков у европейских наций, сроду-свеку никогда не согласится писать галицким провинциальным поднаречием и книжной смесью, недоделанной и странной и по этимологии, и по своему латинско-польскому синтаксису»[56 - Там же. С. 49.].

Вот так вот. Жестко, четко и лаконично.

Однако отчаянных воплей старого Нечуя никто не слушал, ведь вопрос касался не языка, а политики. Но старик не утихал и продолжал «гнать волну». «Нет! это в самом деле не украинский язык!.. Такого языка у нас не разберут и ничего из него не поймут, а если что-то и разберут, то в голове останется что-то невыразительное, каламутное, какая-то муть»[57 - Нечуй-Левицький І. С. Сьогочасна часописна мова на Украiнi // Украiна. 1907. № 2. С. 10–11.].

В своем письме к писателю Михаилу Лободе Нечуй скорбно жаловался: «Спасибо вам, что Вы сочувствуете тем мыслям и положениям в моих статьях, которые я изложил про «Сьогочасну часопысну мову» на Украине, страшно испорченную польскими и галицкими книжными словами через влияние галицких газет и журналов. И действительно, как Вы пишете, это не язык, а какой-то жаргон. А когда Кулиш говорил Вам, что галицкий письменный язык следует выбросить на мусорник, то он говорил правду… желиховка (усовершенствованная Желиховским «кулишевка») со своими двумя точками над «i» и с апострофом, так совсем не годятся»[58 - Нечуй-Левицький І. С. Зiбрання творiв. К., 1968. Т. 10. С. 468–469.].

Но, несмотря ни на что, новоиспеченный польско-галицкий жаргон начал экспортироваться через границу в Малороссию в качестве «риднойи мовы», где активно усваивался украинофильскими сектантами. В начале XX века на австрийские деньги там начали издаваться «украиноязычные» газеты. Но самое забавное в этом было то, что периодические издания «украинофилов» не находили читателя. Малоросский народ просто не понимал этого странного новояза. Если бы не постоянные иностранные денежные вливания, «украинская» пресса тихо и быстро исчезла бы сама собою. Мучили себя чтением патриотических «украйинськых» газет и журналов лишь наиболее «свидоми» сторонники «видродження Украйины». Но и у них «ридна мова» вызывала тошноту и скрежет зубовный.

Даже видный украинофил Дмитрий Дорошенко вынужден был признать, что «с украинской книгой и газетой приходится обращаться не только к небольшому обществу «сознательных украинцев», которые все равно будут читать, каким бы языком и каким бы правописанием ни печатать наши издания; будут читать кривясь, ругаясь, но будут читать, как читали перед тем книги и газеты, напечатанные в Галиции… Разумеется, надо учиться, чтобы овладеть хорошо языком письменно и устно. Однако же язык должен быть таким, чтобы его понять можно было без специальной подготовки…»[59 - Жученко М. (Дорошенко Д.). Про украiнську лiтературну мову // Матерiали з iсторii нацiональноi журналiстики Схiдноi Украiни початку XX столiття. К., 2001. С. 225.].

Как видите, то, что сейчас называют «украинским языком», было настолько «родным» для малороссов, что без «специальной подготовки» понять им его было крайне сложно.

Когда после революции в Киеве воцарилась Центральная рада, провозгласившая Украинскую Народную Республику, начался первый этап принудительной украинизации Малороссии. Однако неожиданно упавшая на голову малороссов возможность возродиться в облике «украинца» ни у кого, кроме небольшой кучки «свидомой» сельской интеллигенции, восторга и эйфории не вызывала. Крестьяне были в лучшем случае равнодушны к националистическим лозунгам, у малорусской интеллигенции они вызывали раздражение и возмущение, особенно когда вдруг выяснилось, что все должны были почему-то переходить на «мову», которой никто не знал и знать не хотел.

К примеру, 13 июня 1918 года газета «Голос Киева» опубликовала обращение правления Союза служащих правительственных учреждений Винницы к власти УНР. В нем говорилось, что нет никакой надобности переводить делопроизводство на украинский, поскольку «случаев взаимного непонимания между этими учреждениями, с одной стороны, и местным населением – с другой, никогда не было». «Более того, – говорилось в обращении, – такие случаи возможны именно при введении украинского языка, ибо последний в своей литературной форме почти ничего общего с местным просторечием не имеет».

В своих воспоминаниях о событиях 1917–1918 годов на Украине жена украинского премьера Голубовича, Кардиналовская, писала, что киевская интеллигенция крайне негативно восприняла украинизацию. Большое впечатление на женщину произвели печатавшиеся в газете «Русская мысль» длинные списки людей, подписавшихся под лозунгом «Я протестую против насильственной украинизации Юго-Западного края»[60 - Кардиналовская Т. Жизнь тому назад. Воспоминания. – СПб., 1996. С. 62.].

Украинский общественный деятель Могилянский в своих воспоминаниях откровенно писал, что «в той исторической стадии, в какой жило тогда население Украины, оно было более чем равнодушно ко всяким попыткам и затеям украинизации. Украинцы слишком много лгали на эту тему»[61 - Могилянский Н. М. Трагедия Украины // Революция на Украине по мемуарам белых (репринтное воспроизведение издания 1930 г.). – М. – Л., 1930. С. 121.].

А вот что он писал по поводу успехов украинизации тех лет: «Если еще нужно беспристрастное свидетельство полного провала идеи «украинизации» и «сепаратизма», то следует обратиться к вполне надежному и беспристрастному свидетельству немцев, которые были заинтересованы углублением «украинизации» для успеха расчленения России. Через два месяца пребывания в Киеве немцы и австрийцы, занимавшие Одессу, посылали обстоятельный доклад в Берлин и Вену в совершенно тождественной редакции… доклад красноречиво доказывал, что существующее правительство не в состоянии водворить в стране необходимый порядок, что из украинизации практически ничего не выходит, ибо население стремится к русской школе, и всякий украинец, поступающий на службу, хотя бы сторожем на железную дорогу, стремится и говорить и читать по-русски, а не по-украински»[62 - Могилянский Н. М. Трагедия Украины // Революция на Украине по мемуарам белых (репринтное воспроизведение издания 1930 г.). – М. – Л., 1930. С. 122.].
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
6 из 7