Аргентина. Крабат

Сигарета никак не хотела загораться. Потом все-таки зажглась, задымила – и лопнула прямо возле указательного пальца.

– Arschgefickter Weihnachtsmann![36 - Персонаж негативно оценивает сложившуюся ситуацию.] – рассудил горный стрелок Хинтерштойсер.

В штаб батальона Андреас забежал после ужина. Уго Нойнерн уже поджидал – отвел в сторону и объяснил, что делать, предварительно уточнив сумму, полагавшуюся ему за хлопоты. Сошлись на сорока марках, и Хинтерштойсер мысленно похвалил собственную бережливость. «Десятка» в прибытке, совсем неплохо!

Писарский план был прост. Вечером, после отбоя, вражина-обер-фельдфебель отбудет из части по семейным делам и вернется лишь на следующий день к вечеру. Замещать его станет тоже фельдфебель, но обычный, без «обера». Этот ничего не разрешит, но и запрещать не будет, а отправит по начальству – прямиком в батальонный штаб. Все прочее Нойнерн брал на себя – и разрешение на отпуск в связи с женитьбой, и нужные числа на бланке. Не три дня, как обычно, а целая неделя!

Писаря – люди незаменимые, никто их не любит, но все им должны.

Хинтерштойсер план полностью одобрил, хотя и знал, что недели не хватит. Все равно спохватятся и начнут искать. Но не сразу, а это уже неплохо.

Ударили по рукам. Андреас, считай, от чистого сердца воздал хвалу писарской мудрости. Нойнерн, слегка возгордившись, заявил, что отпуск – дело нужное, однако простое, на месяц ареста. А вот за кое-какие сведения – прямиком из штаба дивизии – легко и под трибунал угодить. Хинтерштойсер, конечно, свой в доску, ему знать положено. Но – только ему!

Андреас поклялся всем, чем можно и нельзя, выслушал…

…Скушали, называется, салатик!

Судеты отменялись. Заявления на отпуск было велено отложить в отдельную папку и запечатать, полк же готовить к выступлению в совсем ином направлении. Причем немедленно, даже до получения официального приказа.

Фрауэнфельд…

Писарь не был силен в географии, но рассудил здраво. Австрия, южный сосед! Недаром ее поминают в каждом номере «Фолькише беобахтер». Причем если раньше писали на третьей полосе, то в последние дни – исключительно на первой. Через неделю с небольшим – плебисцит по поводу «аншлюса», долгожданного объединения с Фатерландом, значит, пришло время выдвигать войска, пока австрияки (знаем мы их!) не раздумали. Гор там хватает, посему стрелкам самое место в первом эшелоне.

Хинтерштойсер спорить не стал, однако в отличие от мудрого писаря географию знал неплохо.

…Эйгер – горная вершина в Бернских Альпах, высота 3970 метров над уровнем моря, находится на территории кантона Берн, Швейцарская Конфедерация. Фрауэнфельд – столица кантона Тургау, что на северо-востоке все той же Швейцарской Конфедерации. От немецкой границы – всего ничего: до Меррисхаузена «железкой», затем до Шаффхаузена, а дальше – по шоссе, не промахнешься. В Тургау гор, считай, и нет, а вот южнее… Вперед, горные стрелки!

И что же выходит? Они с Курцем убегают, а за ними вдогон – целый полк? Или даже не полк? Слух-то из штаба дивизии приполз!

Хинтерштойсер достал новую сигарету, помял между пальцев.

Лопнула…

– Verdammte Scheisse!

Рассудил: надо обязательно рассказать Курцу. Дьявол с ней, с клятвой!..

…Рассказать? А кому от этого легче станет?

2

Свет в зале доктор Эшке включил сам. Гости все-таки, да и распределительный щит как раз за спиной.

Да будет!..

Сгинул полумрак, выжженный желтым огнем. Ничего не прячем, все на виду!

…Зал, полный народа (кто сидит, кто уже встать успел), кафедра, рядом с нею – стол, на нем – алоскоп, серый корпус, витой провод. Рядом – графин при стакане. Дальше – стулья, за ними стена.

Экран – белое полотно, огнетушитель, распределительный щит. Левее – четырехугольный репродуктор тяжелой темной жести. Нужен зачем? «Сила через радость» молодежь уму-разуму учит, чтобы по жизни верной дорогой шла. Как в таком деле без репродуктора? «Внимание! Внимание! Воздушная тревога!..»

Левее, ближе к окну – еще одна дверь. За ней – комнатушка, где гости верхнюю одежду оставляют. Не спрятаться и не убежать, разве что сквозь стену.

Лектор – синяя мантия, капюшон до самого носа. Правая рука под пологом, в том самом кармане, что оттопырен с излишком.

Гости.

Впереди толстяк в дорогом черном костюме, чуть дальше, у двери и за дверью – остальные, плотью пожиже, костюмами поплоше.

Доктор Эшке поправил капюшон, дернул стеклышками очков.

– Прошу в наш цирк, майне геррен!

Толстяк скривил физиономию, но приглашению внял, сделав шаг вперед. Огляделся, поднял руку, блеснув камнем в дорогом тяжелом перстне.

– Дамы и господа! Из зала выходить по одному, не толпиться, сопротивления не оказывать, приготовить документы для проверки!..

Переждал шум, ухмыльнулся и только потом поглядел назад.

– Фокус! – кивнул ему доктор Эшке. – Следите за руками!..

Толстяк хотел было высказаться, но только и успел, что рот открыть. Так и замер, отвесив челюсть.

– Ай! – выговорила дама в третьем ряду.

На докторской ладони – черный, как ад, шар. Небольшой, с мяч для тенниса. Увесистый. По ровной поверхности – трещинки-паутинки.

– Бомба! – рассудили на пятом. – Инопланетная!..

Вот уже и вскочили, сейчас заорут, рванутся к дверям…

Рука с черным шаром взметнулась вверх:

– Успокойтесь, господа, – стекла очков сверкнули, отразив желтый электрический огонь. – Это всего лишь каучук. Сырой, а если по-научному – невулканизированный.

Поднял повыше, ударил голосом:

– Фокус очень простой, господа. Объясняю…

– А-а! – начал было толстяк.

Доктор резко повернулся:

– Вам бомба нужна? Друзья, наш гость хочет…

– Не надо! Не надо! – выдохнул зал. – Фокус! Фокус, пожалуйста!..

Вольфанг Иоганн Эшке улыбнулся: