Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь

Потому что сегодня будет клятва.

Тут мы не бываем. Это не наша улица. Здесь – пеласги.

«Здесь» – это у жертвенника Дождевику.

Это мы его так зовем, а на самом деле его называют не Дождевик, а Зевс Листий. Этот жертвенник – особый. Если на нем что-то попросить, то Зевс обязательно услышит. Или поклясться – он тоже услышит.

Папа приехал сегодня утром, но даже к дяде Капанею не зашел, а сразу поехал в Лариссу к дедушке. А потом вернулся, поцеловал меня и пошел говорить с дядей Капанеем.

А вечером мы все пошли клясться.

Мы молчим. И все молчат. Уже темно, поэтому принесли факелы. У дедушки Адраста темное лицо. Наверное, это из-за факелов. А может, не из-за факелов, а из-за дяди Амфиарая.

Ферсандр рассказал, что дядя Амфиарай очень громко ругался. Он не хочет воевать. Он всех пугает богами. Но дядя Полиник сказал, что дядя Амфиарай все равно приедет.

Дядя Полиник улыбается. Это потому, что он скоро дома будет. Ему войско ворота откроет, и он снова в Фивах сможет жить.

Только почему-то никто больше не улыбается.

Мы все ждем, уже темно, Адраст (не дедушка, а сын дяди Полиника) плачет – домой хочет. А его братик спит. Я тоже хочу спать, но я уже большой, и я потерплю.

– Слышите? (Это Эвриал, который коричневый.) Колесница!

– Ага! (Это мы все – вразнобой.)

Колесница – это дядя Амфиарай едет. Значит, сейчас начнут. Мне очень интересно, и всем интересно.

А тетя Эвадна почему-то плачет.

На дяде Амфиарае – черный плащ. У дяди Амфиарая – черное лицо. Из-за факелов, наверное.

И еще он никому не говорит: «Радуйся!» Даже дедушке Адрасту.

А вот уже и огонь горит! Дрова сухие, дождей давно не было…

…Хотя Зевс и Дождевик!

Странный огонь – какой-то темный, как лицо дяди Амфиарая, как этот вечер. Темный, низкий, холодный. То есть это мне кажется, что он холодный, потому что мне почему-то холодно. И Капаниду тоже холодно – иначе бы зубами не стучал.

– Мечи!

Это дедушка Адраст. Сейчас они вынут мечи…

Вынули.

Все сразу – красиво!

А пламя горит, оно все выше – и все темнее. Или это вокруг темнеет? Надо спросить у Сфенела, но сейчас нельзя, сейчас будет клятва…

Начали!

– Я, Адраст, сын Талая…

– Я, Амфиарай, сын Оикла…

– Я, Гиппомедонт, сын Сфера…

– Я, Тидей, сын Энея…

Папа волнуется, потому и говорит «Энея», а не «Ойнея». Это он по-этолийски.

– Я, Мекистий, сын Талая…

– Я, Партенопей, сын Талая…

– Я, Этеокл, сын Пройта…

Я знаю, о чем они будут клясться. Они будут клясться, что вернут дядю Полиника домой в Фивы. Вернут – или погибнут. Но они не погибнут. Ведь там же папа, а папа – самый сильный, самый смелый! И дядя Капаней сильный! И все остальные.

Но почему мне все кажется, что огонь на жертвеннике темный? Нет, он уже черный! Черный, ледяной…

– На этом камне, пред ликом владыки нашего Зевса Величайшего, Повелителя Ясного Неба, царя богов и царя мира, мы, Семеро, клянемся честью, кровью и жизнью своей…

Почему мне так холодно? Почему?..

* * *

– Это ловушка, Ойнид! Теперь я точно знаю. Это все отец. Он, Психопомп и Тюрайос![17 - Тюрайос – Аполлон.] Моя Семья… Семейка… Они даже название придумали – «Гекатомба»[18 - Гекатомба – жертва ста голов, обычно имелось в виду – скота.]. Понимаешь? Отец говорит, что, если получится сейчас, в следующий раз он соберет всех – чтобы никто не ушел… Не ходи с ними, Тидей! Не ходи! Даже я тебе помочь не смогу. Понимаешь, даже я!

Мне опять снится мама. Но сегодня – очень плохой сон. Плохой – и страшный. Мама плачет. Мама кричит. А ведь мама никогда не кричит!

Поэтому сон – очень плохой.

– Я могу всех убить, Ойнид! Всех! Думаешь, только у отца есть молнии? Я могу сделать так, что от Фив останется черная плешь. Черная, блестящая… Но я никого не смогу спасти. Даже тебя. И никто не сможет! Понимаешь?

Если бы я мог, я закричал. Если бы я мог, я бросился бы к маме. Мама не должна плакать! Почему папа не сделает так, чтобы мама не плакала?

Хорошо, что это – сон!

* * *

Мне больно. Тетя Эвадна слишком сильно сжимает мою руку. Сфенелу тоже больно, он морщится, но молчит. И я молчу.

Тетя Эвадна волнуется. Она очень сильно волнуется, потому и руки нам сильно жмет.

Они уходят.

Дедушка Адраст уже за городом, и дядя Полиник уже за городом, и колесницы. Много колесниц! А сейчас уедет папа. И дядя Капаней уедет.