То, что кажется удачей – не более чем непрерывная цепочка верных решений, причиной своей имеющая мастерство, логику, опыт или чуйку. Даже у новичка, вставшего в ринг против мастера, есть шанс уронить его; ему просто нужно принять на одно верное решение больше.
Что ж. На уровне идеи ставка на аутсайдера выглядела интересно, на деле же…
На деле всё оказалось несколько сложнее.
Непредсказуемее.
И одновременно – даже на уровне букмекерских коэффициентов – всё было прогнозируемо. Просчитано.
Ночью – в три с копейками ночи – Демьян включил трансляцию; бой ещё не начался. Эти шоу, как правило, дико растянуты: долгое представление боксёров, реклама, инфографика, реклама, выход, реклама, раскатистая и протяжная речь ринганонсера, угрожающе трясущая за спиной бойца огромными поясами команда…
Он нечаянно вспомнил, как пошёл впервые в секцию бокса, как открыл эту облупленную и скрипящую, на длинной пружине, дверь, спустился вниз, повторяя на каждой ступеньке слова, думая о том, как и что он ответит, если о чём-нибудь спросят; лишь бы не запнуться, не замолчать… это было на следующий день после той истории с велосипедом, и ему всё ещё с трудом удавалось сдерживать слёзы. «Не реви», – говорил он сам себе тогда. И сжимал кулаки.
Спать сейчас уже не имело смысла, да и не вышло бы, поэтому он походил по комнате, бессмысленно вгляделся в темень двора, а потом достал со шкафа тяжеленный кожаный мешок с цепями, повозился, подвесил его на потолочный крюк. Постоял. Толкнул. Посмотрел.
Одним движением порвал на две части булочку с корицей, закинул в рот. Запил энергетиком, почуяв знакомую электрическую кислинку на нёбе.
И поработал.
Для начала – контроль дистанции: чуть толкнуть мешок, и посопровождать его. Туда-обратно. Направо. Налево. Бесконтактно потанцевать в паре. Мягко, вкрадчиво. Пантерой.
Почти сразу, без раскачки, пришла вибрация, разбудила мышцы.
Он чуть поколотил джебом: легонько левой прямой, с места, с небольшим доворотом бедра. Потом с шагами.
Мешок болтался. Цепи звенели. Всё было так, как нужно.
На ноуте, наконец, появились начальные титры боя.
Демьян сделал несколько серий, и в одной из них – неожиданно для самого себя – влепил с правой, а потом отскочил. Разорвал дистанцию.
Мешок сокрушённо вздохнул, сложился, ушёл назад, но потом, покряхтывая, содрогаясь, снова повалил на него.
– Куда! – угрожающе сказал Демьян, вложившись в ещё один удар.
По кожаной поверхности мешка прошла мелкая рябь, он дёрнулся, притормозил, но всё же не остановился. Продолжил накатывать.
Демьян добавил, чувствуя, как правое плечо его движется длинно, свободно, позволяя всей руке грамотно распрямиться и сделать мешку неприятно.
– На! – сказал Демьян. – Давай! Вали назад!
Тот свалил. Но ненадолго. Каждый раз, отстранившись в дальнюю точку, мешок на мгновение зависал, а потом, словно после мучительных раздумий, разворачивался обратно.
– Как тебе? – спросил Демьян. – А? Чё молчишь?
Мешок снова двинулся к нему, и Демьян опять не дал ему этой возможности. Серией коротких, но сильных ударов отбросил назад.
Встань! Остановись. Уйди. Зависни там. Прекрати возвращаться. Тебе здесь не рады.
Тупой.
– Почему? – хлёстко ударил в верхнюю часть Демьян.
Легко пружиня на каждом шаге, он переместился вбок. Добавил в середину. Мешок задёргался, завибрировал. Ещё серия ударов. Ещё. Ещё. Нырок. Апперкот. Уход. Разрыв дистанции.
Защита.
Но мешок и не думал нападать. Он безразлично болтался в воздухе, не делая попыток атаковать.
Слабак. Тряпка.
Демьян чувствовал, как усталость ватным туманом начала уже обволакивать его руки и плечи. Говорить стало тяжело.
Краем глаза он видел, что бойцы стоят на ринге – в окружении развязной гопоты из своих команд.
– Ннна! – сказал он, вложившись по полной. – Почему ты такой?
– Какой?
– Слабак.
– Это не так просто. Как тебе кажется.
Демьян обошёл его сзади и, сделав ложное движение, звучно залепил боковой. Потом двойку на скачке. Тут же – быструю двойку на отходе. И – вразрез на опережение. Скачок – удар – разрыв. Скачок – удар – разрыв. Кросс. Просто, незамысловато, без особой фантазии. Но зато качественно. И, что самое главное – эффективно.
– Ты… Даже не можешь… Объяснить, – сказал он, заглатывая воздух и пробуя восстановить дыхание.
– Ты не поймёшь.
– Ну уж куда… Мне.
– Я любил твою маму. Очень любил.
– Слабак.
– Она сказала, что не дождётся, если я пойду в армию. Тогда я заболел. И меня не взяли.
– Слизняк. Баба.
– Мне пришлось болеть. Всю жизнь.
– Ничтожество.
– Зачем ты так?
– Ты… Разрешил превратить себя… в… не знаю… в манекен… в грушу для битья… в куклу… валялся на диванчике на своём… Только ротик открывал… Дешёвка… Задрот… Горшки эти из-под тебя…
– Я же говорил, что ты не поймёшь. Твоей маме нужно было реализоваться. Понимаешь? В ней есть дар. Она лечит. Любит лечить. Это её призвание. Потерянное. Она просидела всю жизнь в школе. Методистом. Хотя всегда хотела исцелять.