Чужая сила

– Я поняла вас – сказала наконец она, дослушав собеседника. – Разумеется, никто вашим сотрудникам препятствовать не будет.

Она отдала аппарат Нифонтову и встала с кресла.

– Так и знала, что вы пойдете нам навстречу, – невинно-язвительно заметила Мезенцева. – Вошли в наше положение?

– Нет, – бесстрастно ответила ей Анна. – Просто я знаю вашего шефа и кое-чем ему обязана. Я, знаете ли, до банка успела поработать в Системе, а она, как показывает практика, чрезвычайно тесна. Чай, кофе?

– Нет, спасибо, – отказался Нифонтов. – Мы быстренько поговорим с Александром и дальше побежим. Дел полно.

– Как скажете, – и Немирова покинула переговорную.

Я проводил ее взглядом и вздохнул.

– Что такое? – Нифонтов посмотрел на меня.

– Да лучше бы вы меня к себе вызвали, – честно ответил ему я. – Сюда-то зачем было приходить? Теперь начальство вопросами замордует, «чего» да «почему».

– Могли бы, – в тон мне сказал Нифонтов. – Но это долгая песня, знаю я вашего брата. Сегодня не могу, завтра не могу, давайте лучше в пятницу, после шести, раньше никак. А нам информация сейчас нужна, а не в пятницу.

– Спрашивайте, – решил не углубляться в дебри спора я. – Вы же по поводу того деда, что вчера на Гоголевском богу душу отдал, сюда пожаловали?

– Богу, – ухмыльнулась Мезенцева.

– Евгения! – шикнул на нее Нифонтов и снова обратился ко мне. – А почему ты решил, что именно по этому вопросу мы к тебе пришли?

– А по какому еще? – мне даже не пришлось изображать удивление. – Я законопослушный гражданин, даже дорогу в положенном месте перехожу, так что других пересечений с органами власти быть не может.

– Сказал человек, работающий в банке, – как бы в сторону мурлыкнула рыжая Евгения.

– Стереотип, – привычно парировал я. – Нет, мне девчонки-ветераны рассказывали о лихих делах, которые велись в годы первоначального накопления капитала, да и в начале «нулевых» тоже, про картонные коробки с деньгами и липовые авизовки. Но то когда было? Сейчас такого уже не встретишь, ЦБ в сторону вильнуть не даст, чуть что – проверка и отзыв лицензии. Себе дороже выйдет. Нет, бывают банки под «слив», там всякое случается, но это не про нас. Так что – сказки это все, вроде моментальных переводов в фильмах.

– Каких переводов? – заинтересовался Нифонтов.

– Ну, знаете, когда один бизнесмен говорит другому: «Я перевожу тебе двадцать миллионов долларов, а ты отдаешь мне эти бумаги», и цап свой телефон, – объяснил я. – За пару секунд чик-тык – и второй сразу же видит на своем счете, который открыт где-то в Швейцарии, кругленькую цифру. Выглядит красиво, но мы над подобными вещами всегда смеемся. Не бывает. Нет, на Западе возможно, но у нас за пять секунд миллионная сумма, да еще в валюте, да еще за рубеж…

– Забавно, – Нифонтов рассмеялся. Хорошо так, звонко. Кстати – он, по ходу, совсем еще молодой, ему двадцать пять, не больше. Мой ровесник, может, чуть постарше. Видимо, просто жизнь затюкала, да заросший шрам на правой щеке его старит немного. Он сразу мне как-то в глаза не бросился, а вот сейчас я его заметил. – Ну да ладно, это все так, лирика, отвлеченные темы. Да, нам хотелось бы послушать твой рассказ о вчерашнем происшествии на Гоголевском бульваре. Сразу просьба, изложи все максимально точно – что видел, что слышал. В идеале – поминутно.

– Ну поминутно – это вряд ли, – почесал затылок я. – А так – постараюсь.

– Не надо стараться, – попросил Нифонтов. – Надо сделать так, как нужно. Начинай, пожалуйста.

Что интересно – ни диктофона, ни бумажки для записей. Видно, память хорошая. Или я просто не вижу записывающего устройства.

– Значит, так, – я положил ладони на стол. – Было без семи минут девять…

Правду говорить всегда легко и приятно – это аксиома. Мне же здесь врать было совершенно ни к чему, поскольку бояться нечего – я ни в чем не виноват.

А о последствиях этого происшествия они меня вряд ли будут спрашивать, тем более о тех, которые имеют место быть. Это же не Малдер со Скалли, правда?

И не угадал. К моему великому удивлению, именно в эту сторону Нифонтов и стал поворачивать оглобли после окончания моего рассказа.

– Стало быть – потерял сознание? – уточнил он, переглянувшись с Мезенцевой.

– Ага, – ответил я. – Сам удивлен, раньше за мной подобного не водилось. Нет, пару раз было, но в детские годы. Первый – когда в школе с каната навернулся, второй… Там личное.

– Так хорошо было? – рыжая Евгения меня, похоже, за что-то невзлюбила.

– Бутылку водки залпом выпить хотел, – я уставился ей в глаза. – Не выпил, слабоват оказался. Вырубился я.

Ну, на самом деле все было не так, точнее – не совсем так, но это и неважно. К нынешнему делу эта история отношения не имеет.

– А тут – раз, и валишься без чувств? – даже не особо скрывая иронию, за которой чувствовался подвох, произнес гсушник. – Странно.

– Странно, – немедленно согласился с ним я. – Не то слово. Но хоть сколько-то связного обоснования у меня нет.

– Хорошо, – Нифонтов не переставал улыбаться, это начало меня немного нервировать. – А перед тем, как ты отправился в обморок, ничего странного не произошло? В тот момент, когда ты пожал руку незабвенного Захара Петровича?

Вопрос был странный, не сказать больше. Куда он гнет? Что услышать хочет?

Или – он знает? Все – знает? В смысле – о том бреде душевнобольного, который на меня за какие-то грехи свалился и в который я даже поверил?

Да ну, чушь. Если бы мне вчера с утра такое рассказали, я бы долго смеялся, а потом посоветовал тому, кто такое придумал, либо поменьше фэнтази читать, либо самому его начать писать.

Но тогда – к чему подобные вопросы?

Только вот если даже это так, и этот следак в курсе происходящего, ничего я ему не расскажу. Я хорошо запомнил слова Вавилы Силыча о том, что друзей у меня теперь нет. И в них поверил.

Может, это вообще не следователь ГСУ, а какой-нибудь… Блин, не знаю я нашего фольклора, к своему стыду. Западный знаю, про него книг много и фильмов, а нашего не знаю.

А, вот. Может, он какой-нибудь анчутка. Понятия не имею, кто такой «анчутка», но слово забавное. Эта же Евгения точно ведьма. Вон – все приметы на лицо, не сказать – на лице. Сама рыжая, глаза зеленые.

– Нет, – пожав плечами, ответил я. – Ничего не случилось. Я же говорю – сам в шоке. Еще и пиджак испачкал.

– Ну да, ну да, – побарабанил пальцами по столу Нифонтов. – Следующий вопрос. Возможно, он тебе покажется странным, но тем не менее – после того, как ты покинул бульвар, с тобой ничего странного не произошло? Такого, что не укладывается в привычные рамки? Обыденные?

– Если честно – не до конца понимаю, о чем речь идет? – изобразил недоумение я. – Что именно вы вкладываете в слово «странного»? У нас тут банк, что ни день, так новости, одна другой страннее. ЦБ, знаете ли, оно иногда похлеще Бермудского треугольника бывает, такие приказы и инструкции выпускает, что поневоле задумаешься – не окопался ли там иномировой разум.

– Юлит, – без тени сомнения сказала спутнику Евгения. – До того все честно говорил, а теперь юлит. Случилось уже. Что-то он то ли увидел, то ли понял.

– Смахивает на то, – даже не стал с ней спорить Нифонтов. – Саша, ты просто сам не понимаешь, в какую историю влез и чем все это для тебя закончиться может. В принципе, о том, что приключилось на скамейке, ты мне можешь ничего не рассказывать больше, я и так все знаю. А вот о том, что случилось после того, мне бы очень хотелось послушать.

Вот прямо все как в плохом кино. И тон, и слова. Все знают, что в таких случаях следователю верить не стоит.

И я не собираюсь этого делать.

– Вы мне хоть намекните, про что вам рассказать? – взмолился я. – Нет проблем, все сделаю. А то ведь непонятно даже, что вы от меня хотите.

– Пустое, – посмотрел Нифонтов на напарницу. – Ладно, подождем, пока дозреет.