Черная Весна

– Как? – пожал мощными плечами он. – Надо, сынок, надо. Терпи.

Генрих так и не тронулся с места, тогда Тобиас в несколько шагов приблизился к племяннику и вогнал лезвие даги ему в бок. Неглубоко, так, чтобы кишки не повредить, но кровь брызнула из раны моментально, закапав пол трапезной. На колете Генриха расплылось темное пятно, он побледнел еще больше, хоть, казалось, дальше уже и некуда.

– Ну и для полноты картины займусь собой, – Тобиас было хотел пустить в ход оружие Гарольда, но потом подумал и, подойдя ко мне, достал из ножен уже мою дагу. – Лучше так. Не будем обманывать королевский суд во всем, пусть будет хоть что-то по правде.

Себя он жалеть не стал, вспорол камзол на груди, да так, что белая рубаха под ним мигом стала красной. И еще полоснул как следует руку. Врать не стану – впечатлил меня. Не всякий так себя резать сможет. Другого-то запросто, но вот себя…

– Зови, – стряхнув капли крови с руки на пол, скомандовал одному из воинов Тобиас. – Можно.

Дверь скрипнула, и в залу вошел достаточно скромно одетый человек, в котором я сразу же, каким-то шестым чувством, угадал судейского. Не знаю отчего, но эту публику от любой другой я отличу легко. Они в любом королевстве одинаковы, и раймилльские от местных не отличаются ничем. Может, они вовсе отдельная ветвь человеческая? Некое племя, которое рождается для судейских нужд?

– Вот они, злодеи, – рыдающим голосом произнес дядюшка. – Я их принял в доме, как родных, как самых близких мне людей, а они… Пытались убить меня, пытались убить Генриха!

Бледный Генрих так и стоял, в глазах его плескались боль и страх, он, похоже, впервые так близко столкнулся с этой стороной жизни и теперь пытался осознать, что ему делать дальше. В смысле – умирать или еще пожить?

– Бедный мальчик, – прорычал дядюшка и толкнул племянника в грудь, тот рухнул в свое кресло и громко заорал от боли. – Вот, видите, каково ему! Не то страшно, что в бок ударили, что лезвие чудом не вспороло ему печень. А то, что это сделал его брат! Братоубийца!!! Что может быть страшнее!

– По королевскому Уложению братоубийство карается четвертованием, – невозмутимо пробубнил судейский. – Свидетели есть?

– Полный зал, – обвел рукой трапезную Тобиас. – Вот, все они видели то, как я этих двоих встретил, а также как они меня и этого бедного мальчика убить хотели.

– Прекрасно, – судейский зевнул, не раскрывая рта. – Завтра сами приходите и пяток этих молодцев прихватите. Снимем показания, подготовим королю записку по этому поводу и, если все будет удачно, через месяцок он это дело рассмотрит.

– Как же так? – расстроился дядюшка. – Король судебные дела рассматривает по вторникам, я знаю. Почему месяц?

– Непросто это, – чиновник озадаченно нахмурил брови. – Есть некая очередь. Дело-то личное, не государственной важности, у него и ход другой.

– Государственной, – заверил его дядюшка. – Государственной. Вы ко мне нынче на обед загляните, мы это обсудим.

– Почему нет? – покладисто согласился чиновник. – Обед – это хорошо. Но только без вина. Печень, знаете ли, пошаливает.

У дядюшки и впрямь все было на мази. Четверо крепышей в такой же серой судейской одежде, шустро надели на нас кандалы, освободили от остатков оружия, которое их начальник прихватил с собой, а после шустро повели на выход.

– Что, вы тоже против нас будете свидетельствовать? – не удержавшись, спросил я у сестер Гарольда, которые так все это время и просидели молча. – Тоже любопытно глянуть, как нам руки-ноги рубить будут?

Ответа не последовало.

– Да какая вам разница? – без тени недовольства и даже как-то учтиво сказал мне судейский. – В Силистрии показания женщин судом не рассматриваются. Кто будет им верить, по крайней мере, находясь в здравом уме?

За воротами нас поджидала черная карета с задернутыми шторками окнами и без каких-либо гербов на дверях. Нас шустро запихнули в нее, и она мигом тронулась с места.

Глава шестая

Что меня немного удивило – к нам никто не присоединился. В смысле – в карете кроме меня и Гарольда никого больше не было. У нас в Раймилле тоже подобные черные экипажи имелись, правда, немного по-другому выглядящие, но назначение у них было такое же – перевозка опасных преступников. И тех, что на корону злоумышляли, и тех, что попроще – убийц там, или грабителей. Как правило, везли их после оглашения приговора от тюрьмы до Веселой площади, где злодеи и заканчивали свои дни в петле или от топора палача.

А здесь – ничего подобного. Нет, с каждой из сторон кареты на приступках имелось по дюжему молодцу в сером, и на козлах двое устроились, но это все не то. Вот у нас, помню, по четыре судейских прямо в карету набивалось. Сам видел не раз такое на Веселой площади – сначала слуги закона из экипажа вылезают, а уж потом преступник, цепями звеня, выбирается.

Я-то на казни любил дома ходить. Нет, сам процесс мне не нравился, чего в нем хорошего? И потом – сейчас вон тот бедолага на эшафоте, а завтра, не приведи боги, ты сам. Подумать страшно. Но вот по чужим карманам шарить в то время, когда злодея жизни лишают, просто прекрасно. Все кричат, все ждут чужой смерти, а потому за своим добром следят не так внимательно, как обычно. Я как-то раз у одного благородного кошель таким образом стянул, так в нем аж два золотых оказалось, и еще серебра добрая пригоршня!

Хотя, если честно, меня бы на Веселой площади казнить не стали, не стоит себе льстить. Мелковат я был для нее, не те грехи. Меня бы вообще казнить не стали. Скорее всего, продали на угольные копи, где всегда люди нужны. А что тут удивительного? Там работники мрут как мухи. А так все что-то да получают – король пару серебряков за мою шкуру, владельцы угольных копей нового работника, а я заслуженное наказание и непременную смерть лет через семь-восемь. Как свои легкие, от угольной пыли черные, выблюю, так и сдохну.