Отдел 15-К. Отзвуки времен

Домовой сурово заступил парочке оперативников дорогу и помотал головой в отрицающем жесте.

– В душ вам надо сходить, – сообщил молодым людям Тит Титыч, вылезая из стены. – Только уж по отдельности, вестимо, не вместе. Что вы так смотрите? Вы же не в розарии бродили, а на свалке, потому, должно, пахнет от вас. Я-то мертвенький, не чую, а вот остальным-то как быть? Да и мебеля стоит пожалеть, трупный да мусорный смрад самый цеплючий. Опять же, одежду надо бы сменить, а эту вон Аникушке отдать, он ее быстренько простирнет, отпарит.

– Представляешь, а я привыкла, – удивленно сообщила Николаю Мезенцева и понюхала рукав своей куртки. – Серьезно. Вот чего Вика жалом водила и от меня шарахалась!

В результате после водных процедур только пару часов ребятам и удалось покемарить на старых кожаных диванах, которые стояли в небольшой комнатушке, известной среди сотрудников отдела под кодовым названием «спальня», и помнящих те времена, когда Россией правил царь-батюшка, причем, скорее всего, даже не тот, которого большевики в Ипатьевском доме порешили.

До вечера они успели сгонять на Мещанскую, где провели воспитательную беседу с начинающим подъездным, взявшим моду подглядывать в ванной за молодыми и фигуристыми гражданками, проживающими в вверенном ему доме, после по приказу Ровнина заскочили в ОВД, на территории которого находилась вышеупомянутая свалка, и подписали бумаги, по которым значилось, что это именно они обнаружили тела двух неустановленных граждан, одного с ножевыми ранениями, приведшими к его гибели, второго с огнестрельными. От ножевых, как выяснилось, скончался Георгий. Причем они действительно на теле имелись, и орудие, которыми их пострадавшему нанесло неустановленное лицо, уже лежало в вещдоках. Ну вот не хотел Олег Георгиевич тратить время на служебное расследование, которое являлось неминуемым в том случае, если Нифонтов и Мезенцева напишут рапорт о применении табельного оружия, как того требовал закон. Опять же, по процедуре их обоих должны были от дел отстранить, а работать и так некому. Каким образом он этого добился, на какие рычаги нажимал – неизвестно, но результат был нагляден. Нет больше огнестрельных ранений. Не стрелял в Георгия никто.

Короче, хорошо так помотались ребята по городу, в результате вернулись в отдел не к шести, а почти к семи часам вечера, когда солнце уже почти село за крыши домов.

– Устала, как собака, – простонала Женька, вылезая из микроавтобуса. – И если я сейчас чего-нибудь не съем, то незамедлительно сдохну.

– Валяй, – бодро предложила тетя Паша, невесть откуда появившаяся рядом с сотрудниками. Не было ее только что, и тут раз – вот она появилась. – Помирай.

– Вы такая добрая сегодня, что прямо пипец, – чуть ошарашенно пробормотала Мезенцева. – Сначала Вальку приласкали, теперь меня. Какая собака вас укусила? Или у вас этот… Как его… Осенний сплин?

– Никто меня не кусал. Это вы с Валентиной слишком много о себе понимаете. Ну и еще не умеете отвечать за свои слова. Ты сказала, если сейчас не поем, то помру. В данный момент о еде можешь забыть, потому что прямо сейчас мы отбываем к Фоме Фомичу в гости. Так что либо бери слова назад, либо помирай.

– Беру слова назад, – вздохнула Мезенцева. – А может, завернем по дороге в какой-нибудь магазин, а? Купим сэндвичей или чего-то в этом роде? Я угощаю.

– Некогда. – Тетя Паша ткнула пальцем в стремительно темнеющее небо. – Мы и так опаздываем. Я хотела появиться там до заката, это лучшее время из всех возможных, но вы, мои юные друзья, совершенно не знаете цены правильности момента в частности и времени в целом. Плюс теперь мы все пробки соберем, поскольку ехать нам на другой конец города.

– А куда именно? – уточнил Николай, снова пристраивая свой смартфон в держатель, прилепленный к лобовому стеклу. – Какой адрес задавать?

– Битцевский лесопарк, – ответила старушка, ловко забираясь в микроавтобус. – А на месте сориентирую, с какой стороны подъезжать к нему следует. Понятно, что с конца шестидесятых там все изменилось, но, думаю, не заплутаю. В старые времена я там часто бывала. В каком-то смысле это была наша территория. Отчасти, разумеется, но тем не менее.

– В каком же смысле «наша»? – Женька уселась рядом с ней. – Отдельская?

– Место отдела – тут, и более нигде, – немного жестко ответила ей старушка. – От веку и до веку. Пока стоит Сухаревка, пока лежит в этой земле хоть один кирпич из основания «брюсовой» башни, быть нам здесь, ясно? Это наш дом. Судьба наша. Умирать каждый в том месте станет, которое ему судьба определит, это верно, но все одно напоследок хоть на миг сюда вернется, чтобы попрощаться с домом своим и семьей. Так было, и так будет.

– Никто и никогда, – понимающе кивнул Николай и повернул ключ в замке зажигания. – Это мы в курсе. А вот насчет Битцевского парка я с Женькой соглашусь. В смысле, тоже не понял, что вы в виду имеете. Почему «наш»-то?

Оказалось, что в двадцатые-тридцатые годы находился там некий санаторий, принадлежавший Центральной комиссии по улучшению быта ученых. Нет, все было так, как значилось на бумаге, то есть там и ученые имелись, причем самые настоящие, уставшие от трудов праведных, мыслительных, и массовики-затейники с баянами наперевес, столовая, в которой сметану в стаканах на завтрак официантки в фартучках и наколочках труженикам от науки подавали. Вот только почти все эти умники трудились не где-то там, а в бехтеревском институте изучения мозга. Очень непростом институте, в который не то что с улицы попасть никто не мог, но и даже по рекомендации, если та была недостаточно весома. Впрочем, оно ни разу не странно, ведь работу данного заведения курировал непосредственно Глеб Бокий, человек крайне непростой, возглавлявший 9-й отдел ГУГБ НКВД, о работе которого и сегодня мало чего известно, и знающий очень, очень многое о той стороне жизни, в которую обычным людям хода нет. В основном в прессе циркулируют сплетни про торт с ядом, которым Крупскую отравили, и прочие утки подобного толка, но все это так, мишура. А чем на самом деле занимались Бокий и его люди, не знает никто, кроме небольшого количества лиц, имеющих доступ к закрытым архивам.

Так вот, в подобном режиме просуществовал этот санаторий до самого 1937 года, а потом все резко прекратилось. Некому стало там отдыхать, разбросала жизнь и судьба ученых-бехтеревцев по разным местам. Кого в другие институты, кого в шарашки крепить оборону Родины, а немногих и в недальние от санатория Коммунарку или Бутово, на тот полигон, рядом с которым каждую ночь ревели моторы машин, глушащие звуки выстрелов. Хотя, если честно, большинству ученых в этой лотерее все же повезло побольше, чем сотрудникам Бокия, поскольку последних, за редким исключением, почти всех к стенке прислонили, причем в кратчайшие, даже по тем скорым на расправу временам, сроки. Ну а везунчиков, таких как тетя Паша, отправили туда, где ночь по полгода длится и северное сияние по небу красоту раскидывает. И еще неизвестно, кому пришлось хуже – живым или мертвым.

Что же непосредственно до санатория, с ним-то как раз ничего и не случилось, он просто перешел в ведение Академии наук, вот и все. Впрочем, нет, не все. Местечко для отдохновения ученых Глеб Иванович то ли случайно, то ли с умыслом выбрал непростое, с историей, причем серьезной, трехвековой, связанной с очень громкими именами. Создали санаторий на базе старинной усадьбы под названием «Узкое», которая в разные годы принадлежала Стрешневым, Голицыным, Трубецким. Короче, тем, кто стоял близ трона государева и решал, кому в государстве Российском жить, а кому умирать. Кто знает, о чем в той усадьбе разговоры в старые времена велись, какие планы строились, какие тайны доверялись и нарушались?

Да и кровь, поди, там лилась. Не может такого быть, чтобы без нее обошлось. Там, где есть власть, всегда поблизости угнездятся деньги, ложь, кровь и смерть. Они порознь не ходят.

Дом – он, конечно, не живое существо, но душа в нем есть, это уж точно. И она запоминает все и всех, кого видела.

А самое любопытное то, что путь свой тетя Паша с молодыми коллегами держала вовсе не в это, казалось бы, просто-таки созданное для них место.

– Там и раньше делать было нечего, – отмахнулась от насевшей на нее Женьки старушка. – Умники эти нудные были до жути. Вроде молодые ребята большей частью, кровь должна играть, штаны спереди бугром топорщиться при виде красивой и бесхозной бабы, а на деле пшик и только. И глаз у них тусклый, что у воблы сушеной. Я в тридцать пятом туда после ранения поехала подлечиться, мне один ухарь-одессит сдуру плечо продырявил при задержании, так меня на три дня только хватило. Скука смертная, даже водка не спасала. Сбежала я оттуда в результате, на Лубянке быстренько перехватила у Гриши Крамфуса одно любопытное дельце, связанное с наследием «Астреи», и уехала в Ленинград. Иначе было нельзя, Глеб Иванович очень не любил, когда его приказы нарушали.

Нифонтову было знакомо это название. «Астрея», масонская ложа, одна из самых влиятельных и старейших в России, сумевшая пережить треволнения времен Александра Первого, сберечь свои символы, несмотря на то что за ними гонялись не кто-то, а коллеги Николая и Женьки, тогда находившиеся в подчинении у графа Кочубея, которого император как раз на масонов и натравил, а после возродиться к жизни в начале двадцатого века.

– Нет, нам вообще в другую сторону надо, – продолжала тем временем свои речи тетя Паша. – Нужная дорога через лес идет. По нему до реки Чертановки дойдем, от нее возьмем направление к трем ручьям, а там, коли повезет да Фома Фомич нас видеть пожелает, и до цели нашего путешествия доберемся.

– А имя собственное у этой цели есть? – осведомилась у уборщицы Женька. – Просто как-то меня Чертановка насторожила немного. Не думаю, что просто так реке подобное название дали.

– Правильно думаешь, – подтвердила тетя Паша. – Молодец, иногда проявляешь смекалку. И потому тебе вряд ли понравится то, какое имя носит резиденция Фомича.

– И все-таки? – чуть выпятила нижнюю губу Женька.

– Лысая гора, – ответила ей старушка и мило улыбнулась.

Глава третья

Идолы (окончание)

Надо заметить, что Николаю в этих местах раньше бывать не приходилось. Вот как-то не заносила его сюда оперская судьба. И отчего-то он ожидал увидеть эдакое мрачное место, не слишком ухоженный лес, может, даже отсутствие признаков парковой цивилизации, вроде лавочек, кованых ворот и парковочных мест. Отчего, почему – непонятно. Может, его смутило название? Битца! Будто молотком кого-то по умной голове со всего маху ударили. Битца! На, получи! И не шуми…

Однако же он оказался неправ, причем совершенно. Все там имелось в наличии: и парковочные места, причем бесплатные, и фонари, и автобусные остановки. Мало того, неподалеку и метро имелось, о чем сообщила своим спутникам тетя Паша.

– Как же вам, молодым, стало просто в этот парк ездить, – вздохнула она. – Спустился в метрополитен, сорок минут – и ты здесь. А вот нам раньше… Пока дошкандыбаешь по местным хлябям до того же санатория – замучаешься. Хотя, с другой стороны, тогда тут никакого парка в помине не было.

– Это все здорово, метро и так далее, – согласился с ней Николай, копаясь в смартфоне. – Но чего мы сюда приперлись? Ты говорила про речку Чертановку, верно? Судя по карте, она отсюда неблизко. Разумнее было со стороны Севастопольского проспекта подъезжать, мы тогда здорово дорогу бы спрямили.

– Ты еще со мной поспорь, – с ехидцей произнесла тетя Паша. – Хотя… Если хочешь, валяй разворачивайся и дуй на Севастопольский, а после сам ищи дорогу к Фомичу. А я отсюда пойду. Поглядим, кто первым до него доберется. И вообще куда-то доберется.

– Я с вами, – тут же заявила Женька. – Вот только давайте сначала, прежде чем в лес пойдем, перекусим, а? Вон и палатка стоит. Я эту сеть знаю, у них хорошая шавуха, с нее точно не пронесет.

– Шавуха – это аргумент, – Николай благоразумно решил далее спор с уборщицей не длить. С нее станется его и в самом деле отправить искать свою дорогу через Битцевский лес. А он, судя по карте, был сильно велик. Не тайга, конечно, но тем не менее. И навигатор тут не используешь. Конечной точки маршрута-то нет. – Как, тетя Паша? Есть у нас минут двадцать в запасе? Все равно уже стемнело.

– Да все равно не в коня корм, – старушка скептически оглядела Мезенцеву. – Вроде ведь постоянно жует что-то, а все худющая как не знаю кто.

– У меня мама такая же, – пояснила Женька. – И бабуля. У нас всех вот такой обмен веществ. Семейное это.

– Даже и не знаешь, то ли это проклятие, то ли благословение, – философски рассудила тетя Паша. – Ладно, пошли. Только быстро. Нам до полуночи хорошо бы на месте оказаться. Не стоит Фомича лишний раз в соблазн вводить.

– Не знаю, не знаю. – Николай еще раз глянул на экран смартфона. – Тут хорошо потопать придется. Жень, сколько раз тебе говорить – не хлопай так дверцей! И так микроавтобус на ладан дышит, а спонсоров у нас нет и не предвидится. Сломаешь – за свой счет новый покупать заставлю!

Шаурма и впрямь оказалась хороша – горячая, сочная и ароматная. И как же славно она елась в этот тихий вечер, какие иногда выпадают посреди дождливой осени. Вроде бы все, вроде совсем ушло лето, прикрыв за собой дверь и уступив место бесконечным дождям, слякоти, порывам ветра, несущего с собой запах скорой зимы. И вдруг – бах, и утром горожане видят над собой синее небо, а серый еще вчера мир вдруг раскрашивается багряно-желтыми цветами, да так, что глазам на них смотреть больно. Такое случается нечасто и ненадолго, но если ты смог поймать этот день, как некую волшебную жар-птицу, если не прозевал его, не сменял на сидение в офисе, то, считай, тебе повезло, и эта осень для тебя прошла не зря.

А если еще и вечер сумел захватить, то вовсе молодец. Такой же, как два оперативника и одна уборщица, жующие шаурму, пьющие кофе «три в одном» и следящие за парением листьев, засыпающих аллеи.

– Вон там начинается Ясеневская аллея, – тетя Паша ткнула пальцем в сторону ворот, обозначающих начало парка. – Если с нее никуда не сворачивать, в Чертаново придешь.

– Ого, – прониклась Женька. – На метро если, то половину Москвы объехать придется, а тут, значит, пешком дойти можно.

– Можно, – кивнула уборщица и отхлебнула кофе. – Но нам туда не надо. Мы примем правее, дойдем до Городни, а там… А там разберемся.

– Городня – река? – уточнила девушка и получила в ответ подтверждающий кивок. – Ага, я так и подумала. Теть Паш, доедать будешь?

– Я вообще не знаю, зачем вы мне ее купили? – уборщица пододвинула даже не развернутую снедь оперативнице. – И потом, разве это шаурма? Это даже не дондурмек. Нет уж, такое без меня.