Незримый фронт. Сага о разведчиках

Она покажет нам вот-вот
Свой золотой небесный свод,
И если слух не подведет,
Тебя мелодия найдет,
Чтоб мир единство вновь обрел:
Уж лучше рок, чем просто ролл!

    (Перевод В. Бойко)
Естественно, что после таких баллад ответ у доски, если вдруг вызывали, особенно на истории с географией у Аркадии Константиновны Лишиной, с которой мы дружны до сих пор, выглядел как у Евгения Леонова в «Большой перемене»:

– Еще в середине 19 века Германия была аграрной страной. Узкие улицы… Картина менялась… Рост капитализма…

– У Круппа работают… в 1845 году… 122 человека.

– В 1900… В 1871 году у Круппа работает 16 тысяч человек.

– 1913 год – у Круппа работает 18 тысяч двести человек.

– Сэр Джонс, ваша карта бита! Сдавайтесь…

– Товарищ майор, нарушитель скрылся…

– Что с Вами?

– Научный метод, научный метод… Записал на корку!

– Хм… Ну, продолжайте!

– Товарищ Иванов, заставу – в ружьё, немедленно вызывайте вертолёт!

– Да? И что дальше?

– Температура… воды в Прибалтике – плюс восемь…

– Спасибо. Садитесь. (Смех в классе.)

Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Когда понадобилось послать кого-то на олимпиаду по математике, выбор, тем не менее, пал на меня. В РОНО всех рассадили по одному, раздали задания. Взглянув на задачи, я решил действовать по-другому – позднее я узнал, что данный метод называется агентурным. Приметив впереди и сзади себя двух явных вундеркиндов, я предложил им обменяться решениями. Они с радостью согласились. То же самое я проделал и еще с несколькими соседями. В итоге у меня на руках оказалось больше всех решенных задач, хотя сам я не решил ни одной. Затем меня послали на городскую олимпиаду, где я закрепил свой метод. В итоге, когда в РОНО мне вручали дипломы победителя, я думал про себя что-то типа: «Вот так рождаются Штирлицы».

Учителя были в полном восторге и даже разрешили нам сыграть на школьном вечере рок-н-ролл типа:

А муха тоже вертолет,
Но без коробки передач,
А по стене ползет пельмень,
И все коленки в огурцах,
Он деревянный как кирпич,
Он волосатый как трамвай.
А кому какое дело,
Может, он из контрразведки?

В конце августа 1973 года я вернулся в Москву и решил зайти в школу узнать расписание уроков, а заодно и посмотреть списки – в 9-й класс брали не всех, после весенних экзаменов многие отсеялись. Кто ушел в техникум, кто в ПТУ – а Гена Крысин, например, в школу олимпийского резерва на метро «Октябрьская». Через три года, в 1976 году, он станет серебряным призером Олимпийских игр в Монреале по спортивной гимнастике – и это при том, что он раньше других, еще в 6-м классе, начал курить и носил очки.

На школьном дворе как всегда было много раменской шпаны, то есть жителей бараков и деревенских. Я сразу увидел Серёжку Гребнева, моего друга и соседа по парте, который тоже был раменским, знал всех местных авторитетов и «королей», был прекрасно сложен и великолепно дрался, хотя не стремился жить по понятиям и явно выделялся интеллектом. Замечу, что раменские были серьезной силой и фактически явились предтечей солнцевской группировки.

Пожав руку Серёге и обменявшись приветствиями со стоящими чуть поодаль еще несколькими одноклассниками, в том числе Вовиком Самарёвым и Витьком Афониным, тоже очень жесткими «пацанами», я потянулся за сигаретами – и в этот момент почувствовал на себе чей-то взгляд. Это не был обычный взгляд, так как я почти физически ощутил направленный в область темечка незримый пучок энергии. Резко повернувшись, я увидел, что к нам приближается незнакомый чувак – невысокого роста, в джинсах, с длинными прямыми сальными волосами, округлым улыбчиво-мягкотелым угристым лицом и не по годам густой растительностью. Но главное, что меня поразило – это глаза. Глубоко посаженные, тёмно-синие и очень пристальные, они как бы впивались в тебя и проникали до печенок. Чувак явно не был «пацаном» – да и на русского не слишком смахивал. В какой-то момент взгляд его потемнел, – и в тот же миг я почувствовал невероятное облегчение, какую-то симпатию к этому странному чуваку в вельветовых джинсах, в висках радостно застучало: «Есть только миг между прошлым и будущим…»

Лишь спустя годы я понял, что это были глаза Распутина, которые как бы смотрели на меня из моего тюменского детства, отражаясь во взгляде незнакомца и возвращаясь ко мне, гипнотизируя и завораживая. Сейчас у меня не осталось никакого сомнения, что именно я замкнул эту «машину времени». А точнее – «адскую машинку», которая еще ахнет…

В принципе, по понятиям местной шпаны, подобное появление среди местных не должно было сулить чужаку ничего хорошего – его могли просто отвести за угол и популярно объяснить, «с чего начинается Родина». Однако, к моему удивлению, Вовик и Витек, а также подошедшие Маркиз и Картоня заулыбались и дружески похлопали хиппаря по плечу:

– А, Валя, привет!

Как выяснилось, моего нового одноклассника звали Валя Юмашев. Он жил вместе со своей мамой в Переделкино и каким-то образом оказался в нашей школе. Мы с ним сразу подружились на почве Beatles и Rolling Stones, сидели за соседними партами и уже через несколько дней в Матвеевском овраге он показал мне конверт, на котором было написано: «Для Вали. Чуковская». Тогда я еще не знал, что в доме Лидии Чуковской жил опальный Солженицын…

Вскоре после начала занятий мы узнали о событиях в Чили, где 11 сентября 1973 года на военных радиочастотах было передано: «В Сантьяго идёт дождь» (Llueve sobre Santiago). Это был пароль к началу военного переворота, в результате которого было свергнуто правительство Народного единства Сальвадора Альенде, и к власти пришла военная хунта во главе с главнокомандующим сухопутными войсками генералом Аугусто Пиночетом. Переворот начался ранним утром, когда корабли ВМФ Чили, участвовавшие в совместных с ВМФ США манёврах «Унидес», проходивших у берегов Чили, обстреляли порт и город Вальпараисо. Высадившийся десант захватил город, штаб-квартиры партий, радиостанции, телецентр и ряд стратегических объектов. В 1998 году Агентство национальной безопасности США рассекретило документы по «проекту FUBELT» – целому ряду операций ЦРУ, направленных на свержение Сальвадора Альенде. В 6.30 мятежники начали обстрел и штурм президентского дворца «Ла Монеда» в Сантьяго с участием танков и авиации. Президент Альенде отказался сдаться. Когда фашисты ворвались во дворец, он выстрелил в себя из автомата Калашникова, подаренного ему Фиделем Кастро.

Стадионы Сантьяго путчисты превратили в концлагеря, где без суда и следствия пытали и расстреливали сторонников левых сил. Именно в таком концлагере был зверски убит известный поэт и музыкант Виктор Хара. Коваными сапогами ему раздробили пальцы рук – в отместку за его революционные песни, потом сломали руки, пытали током, а затем расстреляли, выпустив в него 34 пули.

Уже через несколько месяцев к нам в школу приехали чилийцы, молодые ребята, спасшиеся из пиночетовских застенков. Школьный актовый зал был набит битком, все сидели. Когда чилийцы запели Venceremos, сидевший рядом со мной Валя Юмашев шепнул мне: «Это же гимн, давай встанем!» И вот из всего зала мы двое встаём и начинаем подпевать. Сначала на нас смотрят как на сумасшедших, но потом и директриса Антонина Ивановна, и любимая завуч Эльза Алексеевна, и ученики встают и начинают петь. Мы с Валькой чувствовали себя так, как будто оказались в одном строю с товарищем президентом Альенде и мужественными защитниками революции.

Ровно через двадцать лет, такой же холодной осенью 1993 года, мы с Валей окажемся уже по разные стороны баррикад – он будет в свите Ельцина, подписавшего грубо нарушающий Конституцию Указ № 1400 и тем самым совершившего при поддержке США и российских военных государственный переворот по той же схеме, что и Пиночет. Точно так же, как в 1973 году в Сантьяго, озверевшая солдатня и омоновцы будут расстреливать из танков защитников Белого дома, насиловать их на превращенном в концлагерь стадионе «Красная Пресня», ломать им руки и ноги и волочить к расстрельной стенке.

В начале 2011 года страницы желтой прессы облетела сенсационная новость: основным владельцем делового центра «Москва-Сити», выросшего как из-под земли прямо напротив Белого дома, стал Валентин Юмашев! Если верить первоисточнику, экс-главе президентской администрации Юмашеву принадлежит половина башни «Imperia Tower». Более того: он приобрел еще 46 процентов компании «Сити» у своего зятя – миллиардера Олега Дерипаски, который считался владельцем ОАО «Сити», управляющего деловым центром и выступающего техническим заказчиком строительства дорог, энергосетей и коммуникаций. Владеет названными активами кипрский оффшор с говорящим названием «Valtania», то есть «Валя + Таня». Как поётся в песне Маши Васнецовой:

Я ходила, я искала
По могилам, по гробааааам!
Я скакала, я скакала
По костям, по костям!
И нашла, и нашла, и нашла-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а
Одуванчики, одуванчики
Любят девочки, любят мальчики.
Одуванчики, одуванчики
Где же ручки ваши и пальчики?!

Вот о чем думалось мне, когда я, глядя на построенный на костях безвкусный новодел, вспоминал тот школьный вечер и раздробленные пальцы Виктора Хары…

Вообще мы с Валькой очень дружили, особенно когда завучем в школе стал Олег Всеволодович Лишин – один из теоретиков поискового движения, человек очень известный и необычайно увлеченный. Вместе с ним мы создавали клуб «Дозор» – один из форпостов коммунарского движения в стране, понимая коммунарство как возрождение утраченных традиций комсомольцев 20-х годов, очищенных от формализма и показухи советской бюрократии застойных лет. Именно Лишин познакомил нас с легендарными руководителями странички «Алый парус» в газете «Комсомольская правда» Валерой Хилтуненом и Юрой Щекочихиным, и мы фактически уже с 9-го класса работали внештатными корреспондентами. Захаживали мы и на передачу «Ровесники» в Государственный Дом радиовещания и звукозаписи на улице Качалова. В записи этой передачи, которая выходила на Всесоюзном радио, участвовали старшеклассники, а вел ее Игорь Васильевич Дубровицкий. На праздники здесь устраивали танцы, и он приносил из соседней студии неплохие пластинки. Мне запомнилось, как на 8 Марта слушали альбом Led Zeppelin III с заглавной Immigrant Song.

Бывая у Вальки в Переделкино, где его мама выполняла обязанности секретарши и экономки в доме Лидии Чуковской, я обнаружил, что событием года здесь был вовсе не военный переворот в Чили. Здесь все вертелось вокруг подготовки к изданию рукописи Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Я частенько ездил в Переделкино вместе с Валей после уроков – десять минут через овраг до станции Матвеевская и еще столько же на электричке до станции Переделкино, а там прямо через кладбище мимо могилы Корнея Чуковского – и мы на месте. Зимой 1973/1974 года в доме Чуковской жил Солженицын, и я помогал Вале по хозяйству – в частности, за нами была заготовка угля в сарае. Углем тогда отапливались дома в поселке. Лидия Чуковская боготворила Солженицына и считала его своим духовным отцом. При этом он постоянно сидел в своей комнате в плетеном кресле около приёмника «Telefunken» и слушал «Голос Америки».

В декабре 1973 года в Париже вышел «Архипелаг ГУЛАГ». Первым об этом мне поведал Валя, глаза его светились от восторга. Я тогда не придал этому особого значения – меня больше занимало, где достать последний альбом Led Zeppelin «Houses of the Holy» того же 1973 года. А тюремно-лагерный фольклор представлялся мне чем-то вымученно пошлым. Другое дело сейчас. Сегодня Солженицына изучают в школах и называют русским классиком. А осенью 2018 года ему даже открыли памятник – в центре Москвы, недалеко от дома моего друга Валерия Юрьевича Киселёва, ныне секретаря Союза писателей России, полковника запаса, ветерана группы специального назначения КГБ СССР «Вымпел». Когда мы заговорили с ним о Солженицыне, он показал мне свою рукопись, которую начал задолго до этого, изучая творчество Солженицына в… тюремной камере. После некоторых раздумий я написал предисловие к этой рукописи «Очерк по итогам открытия памятника А.И. Солженицыну в Москве. Опыт художественного исследования в 2018 году писателя В. Киселёва книги Александра Исаевича Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ 1918–1956”» и опубликовал ее в газете «Завтра» под заголовком «Расколотый материк».

Как пишет Валерий Киселёв, «Солженицын и есть один из тех главных генералов, победивших Советский Союз. Генерал Идеологических войск. У меня с Александром Исаевичем … много общего, несмотря на полную, кажущуюся, несхожесть… Он и я воевали; он и я были в эмиграции за пределами России; он и я сидели в тюрьме; он и я писатели…»

Но Валерий Киселёв, как человек военный, да к тому же еще и чекист, сразу подмечает главную нестыковку в изложении Солженицына, который пишет: “Вооружённых наших соотечественников, поднявших оружие против своей Родины… было не менее 800 тысяч! 800 тысяч советских граждан входили в боевые организации, целью которых была борьба против советского государства…” А это означает одно: «На советское государство действительно напала внутренняя контрреволюция. И государство защищалось с помощью спецслужб НКВД, СМЕРШ и патриотически настроенных граждан, которых назвали обидным словом “сексот”. Может быть, надо было сдаться? Чего это вдруг государство решило защищаться… Да, и ещё по поводу количества всех репрессированных. Солженицын приводит какие-то невообразимые цифры – миллионы… А у меня засела в голове цифра из недавно раскрытых архивных данных: всех приговорённых к исключительной мере (расстрелу) за период с 1919 до 1953 года было 600 тысяч… Как вам такая цифра? Конечно, цифра огромная. Но – эта цифра с поля боя, где и одни, и другие воюют не на жизнь, а на смерть».

А чуть раньше Солженицын рассказывает о хорошем парне, с которым они вели долгие политические беседы в камере на Лубянке – Ю. Евтуховичем. Оказывается, этот друг-сокамерник – один из преподавателей школы абвера, трудился в ней аж два года и забросил в советский тыл сотни диверсантов: «Он – кто? Невинно репрессированный? Герой, заблудившийся за кого воевать? Ведь для таких, как Евтухович и ещё 800 тысяч явных врагов, власовцев, и строился ГУЛАГ – еще до нападения фашистов на СССР…»

Кроме того, «занятно, что Солженицын категорически отрицательно настроен против повести Михаила Шолохова “Судьба человека” (ниже я расскажу почему. – А. В.). Для всех нас известная история пленного Ивана Соколова и его побега… Так вот: Александр Исаевич говорит: “Чушь, выдуманная полностью галиматья, которой в СССР быть не могло… Ивана должны были посадить в ГУЛАГ и на этом – вся правда жизни…”»

В результате «главное различие моей позиции и позиции Солженицына – в том, что Александр Исаевич утверждает: “Сталин виноват в том, что, борясь за Советскую власть против шпионов и врагов, он заодно уничтожил тысячи невиновных, чтобы поймать и наказать одного реального врага!” Если это так, то это ужасно! А если на тысячу врагов было несколько случайных и невиновных?.. Поэтому книга из художественного повествования превращается в публицистику, исследование. И, следовательно, на первое место выходят факты, цифры, правда реальных событий, а не вымысел автора и тюремно-лагерный фольклор. Но автор “Архипелага” по-прежнему убеждает всех, что советский народ находился в большевистской неволе: в городе мол рабский труд на заводах и фабриках, в деревне – колхозный плен, трудодни, полный беспредел НКВДешников. Солженицын уверяет, что этот народ был готов взять в руки оружие во время войны с фашистами и восстать против советской неволи… Кстати, на это рассчитывал и Гитлер… Проблема в том, продолжает Солженицын, что Гитлер недостаточно опирался на предателей режима СССР. “Не разглядел! – говорит Солженицын, – а то бы Сталин проиграл…”»