Болезнь Бехтерева. Ремиссия

Если бы не этот проход по коридору, я, наверное, не одолел бы ту первую и самую мощную атаку неведомой мне болезни. Но я справился с коридором. Я справился с унитазом. Долго, медленно, превозмогая острую боль, я сделал всё, что должен был сделать, и главное – сделал там, где это положено, а не в кровати!

Я почти не ел в те дни. Организм ничего не хотел. И организм боялся, что придётся опять идти по бесконечному коридору. Зато с того дня я стал периодически перебираться в кресло. Даже ночью жена перекладывала меня в кресло на полчасика. Ночь ли, день ли – не имело значения. Смена положения имела большое значение для меня. Не столько из-за того, что тело уставало, сколько потому, что изменение положения означало движение. Я не осознавал в те дни, что надо было двигаться, преодолевая любые боли в спине, голове, ногах. Движение есть жизнь. Добровольный отказ от движения означает смерть.

Приходившая из поликлиники докторша ничего не порекомендовала мне, сказав только, что надо переждать. Приехавшие врачи скорой помощи сделали обезболивающий укол. На этом реальная медицинская помощь закончилась.

Через несколько дней у меня распухли колени. Они сделались тёмно-пунцовыми и огромными, будто наполнились какой-то жидкостью.

В таких ситуациях человек цепляется за всё. Даже не веруя в Бога, люди, заболев, начинают усиленно молиться. Развешивать иконы я не стал. Я придерживаюсь несколько другой позиции: если Бог дал мне что-то, это зачем-то мне нужнее всего в данный момент, даже если это «нужное» кажется наказанием. Но должен признаться, что в те дни я не думал о Боге и выпавшей на мою долю «благодати». Мне было просто страшно. Настолько страшно, что я не мог ни о чём думать. Единственная мысль (даже не мысль, а физическое желание) – вырваться из этой ситуации любым способом. Вырваться и забыть о ней навсегда. Боль изнуряет. Она выматывает. Она высасывает из человека всё. Возможно, есть люди, способные преодолевать боль относительно легко, но я не из их числа. Боль для меня не просто мучительна, она убивает меня.

Боль – это одна из страшнейших сторон моих болезней, ибо она связана с ожиданием. Я лежал и боялся шевельнуться, потому что движение наполняло меня болью. Боль была на том этапе страшнее болезни. Я ведь думал, что болезни нет, а есть что-то «одноразовое», что меня просто «ударило» нечто и что оно скоро «рассосётся» (как, например, перелом или ушиб). Повторю уже сказанное: молодость не признаёт смертельных заболеваний, организм не верит в них, он пытается до последнего мгновения выкручиваться, не соглашаясь с новой для него реальностью. Молодость убеждена, что «всё пройдёт».

Но мои колени оставались пунцовыми и ныли, ноги не слушались, спина теряла подвижность, а невидимые иголки лезли изнутри по всей поверхности моего тела. Ничто не уходило. Улучшений не наблюдалось. Я лежал.

Мы обзвонили всех знакомых, спрашивая, нет ли у кого толкового врача. Нам дали телефоны нескольких «экстрасенсов» и мануальщиков. Слово «экстрасенсы» пишу в кавычках, так как люди, называющие себя так, встречаются часто, а проверить их способности почти невозможно. В основной своей массе – это шарлатаны, ловко использующие отчаянное положение больных. Так уж получилось, что к нам домой никто не согласился приехать, а меня отвезти куда-либо не было возможности. Начались консультации по телефону. Я вспоминаю об этом как о величайшей глупости. Разумеется, если бы крупный профессор выслушал мои жалобы, он мог бы предположить что-нибудь и дать некоторые рекомендации, хотя без анализов никто не рискнул бы поставить диагноз. А вот «экстрасенсы» взялись лечить меня по телефону. Правда, надо отметить, что никто из них не потребовал денег за свои услуги.

И вот теперь я начинаю рассказ о лечении. Точнее говоря, о поисках лечения. Поиски растянулись на двадцать лет. Если бы двадцать лет назад мне повстречался человек с моим опытом, мне не пришлось бы тратить столько лет на поиски и удалось бы справиться с моей проблемой за пару лет. Вот почему я пишу эти строки.

Лечение

Одна из первых консультаций, полученных по телефону, обогатила мой словарный запас новым термином – уринотерапия. Мне было рекомендовано начать лечить себя уриной.

Я обматывал колени тряпочками, пропитанными мочой, закрывал сверху полиэтиленом и оставлял компрессы на всю ночь. К утру отёки спадали, кожа бледнела. Но днём колени вновь набухали и темнели. Урина действовала, но кратковременно и поверхностно. Очевидно, что в моём случае требовалось более сильное средство.

Тот же человек, взявшийся за моё лечение по телефону, но, что крайне важно, в глаза не видевший меня, рекомендовал мне начать голодать, а потом добавить к голоду глоточек урины. Голодать я согласился, урину пить отказался. Понимаю, что многие сторонники уринотерапии скажут сейчас, что в этом и была моя ошибка и что стаканчик-другой свежей мочи оказал бы волшебное воздействие на мой организм. Но я почему-то отрицательно отношусь к уринотерапии (в смысле потребления мочи внутрь). Ополаскивание, компрессы, полоскание горла – против этого я не возражаю. Однако когда отказывают ноги, я не вижу, каким образом может помочь моча, если её пить.

После недели голодания никаких улучшений не наметилось. Возможно, я был нетерпелив. Возможно, надо было «держаться» и дальше без пищи и воды. Но мой организм умирал от неподвижности, а не от зашлакованности. Я стремительно худел, теряя последние силы. Тело подсказывало, что избавление от болезни никак не связано с голоданием, поэтому прекратил этот эксперимент.

Затем кто-то из врачей рекомендовал мне пить индометацин, чтобы бороться с воспалением. Я вцепился в это лекарство. И началось что-то жуткое.

Выпивая таблетку, я слышал, как во мне сразу начинали происходить какие-то бурные и неприятные процессы. Голова шумела и кружилась. Минута-другая, и меня охватывало состояние сродни потери сознания. Я будто падал куда-то, летел в пропасть, ноги и руки внутри теряли наполненность, из них всё улетучивалось, ткань мышц пропадала, кости исчезали – такое было ощущение. Позже, когда я начал ходить, я не мог удержаться на ногах после приёма индометацина. Иногда хватался за стену, чтобы не рухнуть. Дурнота неописуемая.