Холодный путь к старости

Мало того, что он много работал, он был явно талантливым человеком, умел видеть в обычном – необычное, в привычном – особенное. Очень быстро он стал известным журналистом в маленьком нефтяном городе, фамилию которого читатели искали в свежей газете в первую очередь и, если не находили, то со вздохом разочарования отправляли газету в помойное ведро. Хотя что такое известность среди нескольких тысяч человек, даже среди нескольких десятков тысяч, в мире, где живут миллионы, миллиарды? Ничто! Но когда Алик задумывался над этим, то неизменно приходил к одному и тому же выводу: данная известность, пожалуй, ничуть не меньше, чем известность Шекспира в шекспировское время. Поэтому надо благодарить судьбу, что тебя хоть кто-то любит и, что самое главное, читает. Поэтому свои маленькие триумфы в маленьком нефтяном городе Алик воспринимал восторженно. Хотя не обходилось без казусов.

В маленьком нефтяном городе в честь десятилетия был объявлен конкурс на лучшее стихотворение, посвященное городу. Алик, как мы знаем, пописывал стихи и осмелился попытать счастья. Он стоял на одном из немногих незастекленном балконе своей квартиры в мощном овчинном тулупе и рыжей собачьей шапке и смотрел на ночные дома, горящие прямоугольники окон. И тут ему пришли на ум строки:

Вот и вырос северный город

Среди сосен, ветров и болот,

Как мальчишка, он весел и молод,

По мужицки работой живет.

Нефть выходит незримой рекою

Из промерзшего тела земли,

И чудесно горят над тайгою

Не огни факелов…, а зари!

Первозданная радость рожденья

Не угаснет в крови тех, кто смел.

Стройка здесь – это адское зелье:

Тяжкий труд и стихии удел.

Через пот, через грязь, через маты,

Ненадежную почву болот

Пролегают дорожки до кладов

Крайних северных – крепких широт!

Это была смесь эмоций, знаний и того состояния, когда говорят: понесло. Многие поэты утверждают, что им кто-то нашептывает слова. Алик ничего подобного не испытывал. Он сочинял, как изобретал, с желанием сказать точно и ново… Он выиграл конкурс, но волею судьбы, словно в отместку от проигравших поэтов маленького нефтяного города, в особенности от тех, кто слышит слова, получил в подарок голубой женский зонтик. Алик слегка обиделся, поменял зонтик на часы и забыл. Все ж основным его призванием была журналистика, расследования…

БУЛОЧНИК

«Святое – хлеб, но не булочник»

«…У граждан города увеличивается количество огнестрельного оружия и боеприпасов. Вооружаются все. Появился ряд частных охранных предприятий. Многие руководители города, игнорируя возможности служб ГОВД, прибегают к услугам частных охранных формирований. Всем в городе известно, что в настоящее время следственным отделением расследуется уголовное дело по обвинению лиц в совершении ряда преступлений так называемой группы «спортсмены». Арестованы руководители группы Богомолов, Кистеров, Коркешко, Шустов и другие. Приходится только удивляться, как успевал Кистеров П. В. справляться со своими обязанностями, работая одновременно инспектором службы безопасности НГДУ, инспектором службы безопасности «Альфа», маляром-строителем 3 разряда. Имеют место недоработки со стороны муниципальной милиции – все эти лица имели разрешения на огнестрельное оружие.

Сколько в городе совершается должностных преступлений, непорядок в документации, злоупотребления, халатность, – а кого за это наказывают? Единицы. Я считаю, что прокуратура нашего города не осуществляет влияния на предприятия, организации города. Нарушают законодательство руководители. Видя, что все им сходит с рук, не преминет рискнуть и простой рабочий. Происходит разложение морали…»

Алик обедал и читал газету маленького нефтяного города, которую он называл своей, но едва отложил ее в сторону, как заметил, что от откушенного им хлеба тянутся белесые волокна, похожие на нити паутины.

«Заплесневел, – подумал. – Не страшно. Из плесени пенициллин мастрячат – лечебно».

Он взял хлебный мякиш, раскатал и удивился тому, что тот податлив, как пластилин, а волокна тянутся и липнут. Тогда он схватил буханку и принялся ее внимательно разглядывать.

– Точно хлеб – всему голова! – ругнулся. – Только такой серый, непропеченный, порченый хлеб и может служить головой тому, что происходит вокруг…

На хлебозаводе Алика удивительно тепло встретил главный пекарь Коновалов, сравнительно высокий лысоватый человечек в белом халате. «Словно врач», – подумал Алик и показал подозрительную буханку. Коновалов не побледнел, а радушно предложил чаю со свежими булочками, аппетитно золотившимися за стеклянными дверцами шкафа. За чаем он разговорился о хлебе, легко, как о пустяковине, не стоящей крошек, рассыпанных по обеденному столу:

– Произошел случай заболевания хлеба картофельной болезнью. У пораженного хлеба запах мякиша гнилостный или пресновато-сладкий. Хлеб начинает портиться с сердцевины. Его нельзя хранить более суток, он не подлежит переработке, а только утилизации и желательно вместе с пакетом, в котором находился. Приобретать его впрок не надо, берите ровно столько, сколько съедите за день. Если хлеб остался, то его лучше выбросить. При употреблении хлеба, зараженного картофельной болезнью, могут появиться признаки пищевого отравления. Умереть, конечно, никто не умрет. Но это проблема не только нашего города, но и всего региона. Болезнь приходит вместе с мукой…

Алик вышел на улицу, пребывая в замешательстве. Убогие деревянные двухэтажки незнающе скрипели на другой стороне переметенной снегом дороги. Они как будто спрашивали Алика: «Что там? Что там?» Алик задумчиво пошел в редакционную квартиру, пробиваясь сквозь плотные сугробы.

Людей травили молчком, массово и равнодушно. Алик ощутил себя зрителем, заглянувшим не вовремя за занавес. До этого случая он и не догадывался, по какому сценарию ставится пьеса жизни. Оказывается, и сценария-то нет, и артисты играют целиком для себя. Он изучил переписку Коновалова с начальником санэпидемслужбы, Главой администрации маленького нефтяного городка, начальниками нефтяных предприятий, начальником отдела рабочего снабжения, директором нефтяного торгового предприятия… Все бумаги любезно предоставил Коновалов. Газеты тогда не боялись, срабатывала инерция времени непуганых и исполнительных чиновников.

Получалось, что о хлебной болезни оповестили всех высших руководителей маленького нефтяного города, а о рядовых жителях города забыли…

Хлебная статья получалась любопытной, а тут еще и подоспела помощь свыше: понос прохватил сотрудницу городской администрации, после того как она откушала больного хлебца. Алик в это время был в санитарной службе города. Нелестные отзывы пострадавшей чиновницы разлетались из телефонной трубки далеко по коридору и оставили у санитаров глубокое впечатление. Быстро возникли мероприятия по предупреждению картофельной болезни хлеба. Через семь лет работы хлебозавода всего за полтора дня был найден и установлен термостат, куплена стиральная машина для стирки рабочей одежды, началась работа над проектом приточно-вытяжной вентиляции, так как резкое охлаждение горячего хлеба – это очень важный прием борьбы с картофельной болезнью.

«К сожалению, эти мероприятия запоздали. Руководство хлебозавода идет на компромисс с болезнью. Здоровая мука смешивается с остатками больной и используется в производстве. Хлеб после выпечки еще не достаточно охлаждается. Об обработке цепи складов, где хранилась зараженная мука, остается только мечтать», – писал Алик в статье.

Вызвало еще большее удивление то, что все понимали опасность и каждый участник этой истории, из чиновников, мог дать массу полезных советов и пояснений. Санитарный врач Нашаров, убежденный жизнелюб маленького нефтяного города, взволнованно вещал:

– Болеет картофельной болезнью только белый хлеб. Продавцы, чтобы вчерашний хлеб не потерял внешнюю свежесть, заворачивают его в полиэтиленовые пакеты и создают таким образом удобную для картофельной палочки среду…

Но то, что санитарный врач об этом говорил, не значило, что в магазинах не продавали вчерашний хлеб именно в полиэтиленовых пакетах. Его продавали, совершенно не таясь!

– Такой муки получено двадцать тонн, восемь тонн пошло в производство. Осталось более десяти тонн зараженной муки, – объяснял Нашаров, – но мы не знаем, где он…

«И то верно: куда делась зараженная картофельной палочкой мука? – размышлял Алик. – Санитарный врач разводил в стороны руками. Кто должен отвечать за качество продуктов? Он (!), а он языком воздух гоняет. Дела нужны, а дел нет. Вот он террорист – картофельная палочка. Бери и вяжи ее, пока шевелится. Так нет, чиновники бумагами прикрылись, и на все есть ответ. Дел только нет».

Рассерженный такой ситуацией Алик обратился в контору снабженцев маленького нефтяного городка. Она занимала первый этаж пятиэтажного дома, но, внешне серая, имела внутри увешанных золотыми украшениями женщин из числа управленцев. На месте оказалась заместитель начальника госпожа Рубинская, внешне похожая на бройлерную курицу. Алик изложил вопрос без предначальственных реверансов. Рубинская изобразила непонимание. Алик положил на стол копию приказа «О мерах по предупреждению массовых заболеваний среди населения города, связанных с хлебом», ею же самой и подписанный.

– Ох, забыла, – выдохнула Рубинская. – Принесите документы на две партии зараженной муки.

– Как она сюда попала? – спросил Алик, не дожидаясь, когда принесут бумаги.

– Она частый гость в нашем городе, – обрадовала, – потому что ее доставка обходится дешевле, чем из других районов.

Появились документы на всю муку, завезенную в маленький нефтяной город. Алик с первого взгляда увидел отличие между документами на здоровую муку и больную: на первых стояла особая отметка об отсутствии картофельной болезни при проверке в течение суток, а на вторых таких отметок не было.

– Вы что специально ее завезли? – полез на рожон Алик.

Рубинская молчала и краснела.

– Вы ж профессионалы, как выглядит качественное удостоверение на муку, обязаны знать, – усиливал напор Алик. – Где больная мука?

– На складе, – ответила Рубинская.

На старом УАЗе Алик с Рубинской проехали на территорию базы, и он увидел то, что показали. А что еще может увидеть журналист, если не будет смотреть по сторонам? Алик увидел склад и единственное, что в нем лежало, – сваленные в кучу мешки с зараженной мукой. Все восемь тонн.

– Эту муку мы сейчас пытаемся отправить поставщику, – объяснила Рубинская.