Экстренный розыскъ

– Прожуй сначала.

Когда Аскер поел, Авдей сказал: – Завтра Яков, встреться со своим человечком, кто он у тебя? Младший бухгалтер? Если он подтвердит то, что шепнули Аскеру, тогда надо готовить дело. Ты говорил, нужна баба и пацаненок. Есть?

– Да, думаю Верку-кобылку взять и Сеню Стрижа, правильный жиганец и актер отменный. Когда его на кармане взяли, он так падучую[102 - Падучая (простореч.) – эпилепсия.] изображал, я чуть живот не надорвал!

– Хорошо, пусть так. А кого с собой возьмем? Сивого?

– Его одного маловато, – покачал головой Яков. – Надо еще одного, на хорошей бричке и с хорошим конем. Охранников трое, один на козлах – четыре. Нас тоже четверо, нужно еще хотя бы одного, для подстраховки.

– Давайте Калину возьмем, он хлопчик в деле проверенный! – сказал Аскер.

– Лады, пусть будет Калина, – согласился Авдей. – Ты, как встретишься со своим счетоводом, заберешь меня с фатеры, и пойдем на месте оглядимся. Да, вот еще… Аскер, завтра найди Верку со Стрижом, Калину с . Сивым и вечером тащи на малину к Пете-пузатому. С утра скажешь ему, чтоб остальных отшил.

Яков и Аскер согласно кивнули. Вошел половой и принес зажаренного поросенка. Яков наполнил рюмки, все дружно выпили и закусили.

– Аскер, а как ты поганое животное ешь? Что Аллах скажет? – улыбаясь, спросил Яков. Этот диалог был обязательным ритуалом под зажаренного поросенка.

– Мы под крышей сидим, Аллах не видит, а ты, мой друг, ему не скажешь, – ответил тот.

– А когда мы на Карасуне мясо жарили? Там крыши не было.

– Там тучи были, потом еще дождь пошел! Меня тоже видно не было, – и, предупреждая следующий вопрос, сказал: – А если бы туч не было, я бы под дерево спрятался.

После этого он широко улыбнулся и крепкими белоснежными зубами разгрыз сахарную косточку.

***

На следующий день, когда все собрались в гостиной, Антон сказал:

– Ну что, господа хорошие… все молодцы, за что я вам премного благодарен. Удачно мы посетили купца-мироеда. Взяли без малого четырнадцать тысяч рублей и акций чуток, тыщи на две. Вы знаете, я хабар делю открыто, под одеяло не прячусь. Значится, расклад такой будет: Катерине с Алей по пятьсот рублей. Мне и Митричу по три тысячи. Тихону две, Ивану полторы,– и, глянув на него, добавил: – Штраф с тебя, за то, что дуру[103 - Дура, шпалер, волына (жарг.) – пистолет.] выронил. Ужас, что могло бы произойти, если бы этот амбал до шпалера дотянулся. Хорошо Тихон, дай Бог ему здоровья, не сплоховал! Афанасию пятьсот рублей. Остальное в кассу на общие нужды пойдет. Любой имеет право спросить, куда ушли общие деньги.

Все согласно покивали головами. Антон удовлетворенно обвел всех глазами и, убедившись, что все с ним согласны, вынул из кармана золотые часы и протянул Тихону:

– Держи, Тиша, это премия тебе от нас, за то, что не растерялся, – затем достал пятьсот рублей и добавил, обращаясь к Ивану:

– Завтра сводишь его в «Якорь», пусть парень разговеется, заслужил, чертяка!

– И я с ними, после хорошего дела и покобелиться не грех! – масляно блеснув глазами, сказал Митрич.

***

Утром, когда они встретились в вестибюле, Викентий спросил:

– Ну что? Сначала каждый по своим делам, а в четыре на совещание?

– Да. Но сначала позавтракаем, и не вдвоем! – таинственно ответил Лавр.

На немой вопрос он многозначительно улыбнулся и подошел к портье:

– В каком номере остановились дамы, прибывшее вчера утром? Будь любезен, передай незамедлительно записку. Кому именно? Не имеет значения, любой!

Черкнув несколько слов на бланке отеля, он передал его вместе с полтинником и, добавив: «Поторопись милейший!», – гордо повернулся к Викентию, указывая на дверь, ведущую в ресторан. – Идем, столик займем.

Они заказали по чашке кофе и закурили. Прошло около четверти часа, после третьей папиросы Лавр сказал: – Я сейчас умру с голода. Через пять минут начинаем завтракать и уходим.

Викентий поднял руку, подзывая официанта, но в это время открылась дверь, и на пороге появились Хельга и Людмила. Окинув взглядом зал, они направились к их столику. Друзья встали, учтиво поздоровались и отодвинули дамам стулья. Девушки, без тени жеманства, сели.

– Мы благодарны, что вы приняли наше приглашение, Прошу вас, –произнес Викентий, протягивая меню.

– Мне консоме[104 - Консоме (франц.) – бульон.] с пашотом[105 - Пашо?т (франц.) – традиционное французское блюдо на завтрак из разбитых яиц, помещённых в горячую воду без скорлупы.], волован, и орандж, – сказала Хельга.

– А я, пожалуй, ограничусь маседуаном[106 - Маседуан (франц.) – блюдо из свежих фруктов и мороженого, пропитанных ликером или коньяком.], краковским пирожным и чаем,– добавила Людмила.

– Прекрасное утро, не правда ли? – учтиво начал Лавр.

Девушки переглянулись и прыснули со смеху.

– Вы настоящий светский лев и разбиватель юных сердец! – сказала Хельга.

Лавр смутился.

– Какое же оно прекрасное? Вон тучки собираются, наверное, дождик будет, – добавила Людмила.

– Однако… Вы правы, сударыня! – Лавр произнес это с такой печалью, что все дружно рассмеялись, и неловкость сразу исчезла.

Официант принес заказ, и на некоторое время за столом наступило молчание.

– Вы действительно пробудете в Екатеринодаре месяц? – поинтересовался Викентий.

– Да, мы приехали, чтобы изучить возможность создания филиала московского общества «Сетлемент[107 - «Сетлемент» – добровольные общества интеллигенции, которые вели культурную работу среди городской бедноты. В 1908 году было закрыто полицией за пропаганду социализма среди детей.]». Вы, безусловно, знакомы с этим новым направлением? – спросила Людмила, с улыбкой глядя на Лавра, который судорожно рылся в памяти, хотя твердо знал, что этого слова он никогда не слышал.

Положение неожиданно спас Викентий. Небрежно откинувшись назад, он спокойно произнес: – Ну что ж, весьма благородная цель… работа с детьми, особенно из бедных слоев населения, крайне необходима.

Девушки с уважением, а Лавр с восхищением, посмотрели на него.

– Вы знакомы с работой нашего общества? – удивилась Хельга.

– В общих чертах, – учтиво ответил Викентий, накалывая на серебряную вилку с монограммой гостиницы маслину. – Насколько мне помнится, «Сетлемент» был подвергнут остракизму за пропаганду социализма среди детей?

В глазах девушек мелькнула напряженность. Хельга первая взяла себя в руки: – Мы возродим нашу организацию из пепла, как птицу Феникс! – порывисто произнесла она.

– Я искренне желаю вам успеха, – улыбаясь, сказал Викентий. – Но что вы возьмете за основу? Опять социализм? Или все-таки привитие трудовых навыков?

Почувствовав, что разговор приобретает неприятное для собеседниц направление, он поспешил сменить тему:

– Если я правильно информирован, на Бестужевских курсах три отделения: историко-филологическое, юридическое и физико-математическое. Если не секрет, где вы изволите обучаться?

– На юридическом, – машинально ответила Хельга, и, спохватившись, язвительно добавила: – Вы случайно не в Министерстве народного просвещения служите?