Вилла Мавританка. Пьеса

УИЛЬЯМ. Надеюсь на это.

Подходит ближе к Джеральду и берет его за руку.

УИЛЬЯМ (нежно). Ты меня совсем забыл. В гости не приходишь. Твоя страсть ко мне исчезла?

ДЖЕРАЛЬД. Я еще не совсем здоров, да и дел всяких много с изданием твоих книг. Тем не менее ты мне еще не безразличен.

Неожиданно входит Фредерик и смотрит на них с явным раздражением.

ФРЕДЕРИК. Я забыл здесь свои очки.

Джеральд сразу уходит.

ФРЕДЕРИК (гневно). Я тебя прошу, прекрати эти безобразия. Ты помнишь эту ужасную историю с Оскаром Уайльдом? Твой Джеральд пьяница, наркоман, развратник и бездельник. Хотя и обаятельный.

УИЛЬЯМ. Что я такого сделал? Я только взял его за руку.

ФРЕДЕРИК. Прекрати. Ты отлично понимаешь, что я имел в виду. Сейчас английское законодательство в этом плане самое строгое в Европе.

УИЛЬЯМ. Знаешь, в жизни есть две хорошие вещи. Это свобода мысли и свобода действий. Во Франции ты пользуешься свободой действий, а в Германии – свободой мысли. Но в Англии вы лишены и того и другого. Вы придавлены грузом условностей, вы не можете вести себя как хотите. Англия – страна обязанностей, которые мне не хочется выполнять, и ответственности, которая меня тяготит. Чтобы почувствовать себя свободным, мне нужно было отдалиться от родины, хотя бы на ширину Ла-Манша.

ФРЕДЕРИК. Вот почему ты уехал из Англии…

УИЛЬЯМ. Мне кажется, что человек может делать всё, что ему нравится, если это не доставляет проблем и неприятности другим.

ФРЕДЕРИК (уже более спокойно). И всё-таки прошу тебя, будь крайне осторожен.

УИЛЬЯМ. Я буду осторожнее. Я хочу поменяться, но не могу. Я всегда думал, что я на три четверти нормальный, а на одну четверть не такой, как все. А оказалось всё наоборот. Может, вы с женой все-таки поужинаете с нами вечером?

ФРЕДЕРИК. Сейчас уже точно нет. Вдруг там еще будут эти… Мы с женой немедленно уезжаем. И, пожалуйста, не общайся с моим сыном Робином. Он к тебе тянется, а ты на него плохо влияешь.

Фредерик уходит. Входит Эрнест.

ЭРНЕСТ. Сэр, во сколько вам подать сухой мартини?

УИЛЬЯМ. Эрнест, вы отлично знаете, что я всегда работаю до двенадцати сорока пяти. Каждый день, без выходных и праздников. Это мое кредо (смотрит в зал). И не забудь, что мартини должен быть обязательно холодным. Сегодня очень жарко.

Уильям уходит вверх по зеленой лестнице в свой кабинет.) Играет музыка 30-х годов.

Гаснет свет.

Сцена 3

Та же комната, часы показывают 12.45. Уильям выходит из своего кабинета на лестницу. Он одет в белые парусиновые брюки, замшевые ботинки, блейзер, на шее платок. Спускается с лестницы. Входит Эрнест с подносом. На нем бокал с мартини. Уильям подходит к Эрнесту, берет бокал и делает большой глоток. Ставит бокал обратно на поднос.

УИЛЬЯМ. Мартини прохладный, а не холодный, Эрнест. Будьте внимательнее к таким вещам.

ЭРНЕСТ. Прошу прощения, сэр. Сегодня жарко, и холодильнику не хватает мощности. Вас ожидает мистер Сесил Битон.

УИЛЬЯМ. Хорошо, пусть войдет.

Эрнест уходит. Входит Сесил Битон с большой камерой на ножках и сумкой. Вместе с ним Оливия. Битон одет экстравагантно, на нем широкополая шляпа, летний плащ и длинный шарф. Оливия одета в элегантное летнее короткое платье.

УИЛЬЯМ. А я думал, что вы будете один, Сесил.

СЕСИЛ. Я подумал, что вы будете не против, если Оливия тоже побудет с нами. Она подержит лампу и, при необходимости, поможет передвинуть мебель. Ну и ее женский взгляд не помешает.

ОЛИВИЯ. Здравствуйте, мистер Моэм.

УИЛЬЯМ. А что, нужно будет двигать мебель для фотографий? Здравствуйте, Оливия.

СЕСИЛ. Возможно, так сказать, для ракурса.

Сесил настраивает камеру и достает из сумки лампу. Ставит аппарат на треножник. Оливия с интересом ходит по комнате и трогает книги. Уильям за ней наблюдает.

УИЛЬЯМ (Оливии). Не надо здесь ничего трогать. (Затем обращается к Сесилу.) А для каких журналов вы снимаете?

СЕСИЛ. Я работаю с журналами «Вог», «Вэнити Фэир», «Татлер». Я снимал Марлен Дитрих, Жана Кокто, Коко Шанель.

УИЛЬЯМ. Я знал, что вы культовый фотограф. Хотя я ненавижу слово «культовый». Хуже него, по-моему, только «элитный». Если речь не идет о чае, конечно.

ОЛИВИЯ. У него была персональная выставка несколько лет назад. Самая знаменитая его фотография «Девушки – мыльная пена». Она сделана в формате ожившего полотна. Головные уборы девушек выполнены из объемного стекляруса, и на них много страз.

УИЛЬЯМ. Впечатляет.

Сесил заканчивает заниматься с аппаратурой. В это время Оливия поднимается по лестнице к кабинету Уильяма.

УИЛЬЯМ (Оливии). Я не разрешаю никому входить в свой кабинет. Прошу вас спуститься.

ОЛИВИЯ (стоя наверху лестницы). Ну не сердитесь, мистер Моэм, я уже спускаюсь. Я, как все женщины, любопытна и хотела посмотреть, как выглядит ваша гостиная сверху. Так сказать, для панорамного фото.

УИЛЬЯМ. Вам сколько лет, Оливия?

ОЛИВИЯ. Двадцать пять.

УИЛЬЯМ. Я никогда не сержусь на женщин моложе двадцати пяти лет.

Оливия медленно спускается по лестнице.

УИЛЬЯМ(обращаясь к Сесилу). Очень хорошо, что вы решили посвятить свою жизнь искусству. У нас почему-то мужским делом считаются занятия спортом, охота и рыбалка.

СЕСИЛ. Сейчас хорошее время для фотографий. Эра гламура, блеска, ар-деко, голливудского шика. Меня привлекает светская жизнь, богема, мода, балет, монархия. Я очень надеюсь когда-нибудь сделать фотографии нашего короля Георга Пятого.

УИЛЬЯМ. Вы еще так молоды, и у вас еще все впереди.

СЕСИЛ. Я раньше часто фотографировал лорда Эйвона, но теперь он больше не снимается.

УИЛЬЯМ. Это почему же?