Слепой. Я не сдамся без боя!

Среди мусульманских женщин не принято принародно хлестать по физиономиям мужчин. Правда, среди правоверных мусульман также не принято напиваться до свинского состояния и принародно же лапать посторонних женщин, более того, чужих жен. Одурманенный коньяком, его превосходительство забыл про второе, но хорошо помнил первое. Сочтя себя глубоко оскорбленным, он перехватил за запястье руку, едва не осквернившую пощечиной его раскрасневшееся от алкоголя лицо, и нацелился сделать с женщиной то, что она не сумела сделать с ним.

И очень удивился, осознав, что его карающую длань тоже кто-то перехватил и удерживает, причем с силой, намного превосходящей все, чем мог похвастать он сам.

– Не надо, уважаемый, – вежливо попросил Рамзан, – люди смотрят.

Убедившись, что причиной досадной помехи стал всего-навсего милицейский капитанишка, генерал дал волю своему раздражению. Он назвал женщину, за которую вступился Рамзан, русской шлюхой, а самому Рамзану, не стесняясь в выражениях, сообщил, что он не мужчина, иначе не отирался бы по чужим праздникам, набивая брюхо дармовым угощением и оскорбляя хозяев, а прославлял бы родину спортивными достижениями или, на худой конец, ловил бандитов. Он многое успел сказать и наверняка сказал бы еще больше, если бы в какой-то момент Рамзан не заткнул ему рот кулаком.

Скандал получился грандиозный. Некоторые считали, что Рамзан Якубов вспылил, не справился с собой. Мамед, знавший его, как облупленного, подозревал, что это не так, и Рамзан, ничего не утверждая прямо, все-таки не отрицал, что ударил генерала сознательно. А однажды, когда разговор опять коснулся этой темы, сказал: «Если бы я действительно вспылил, его бы похоронили, а меня посадили. А что разжаловали, так плевать мне на это с высокого дерева. За удовольствие надо платить, а знал бы ты, какой это был кайф!»

Посадить его, тем не менее, могли. Во всяком случае, господин генерал на этом настаивал, упорно расценивая полученный удар кулаком в лицо как террористический акт. Рамзан целый месяц провел под арестом, его затаскали по допросам, но свидетелей того, как все было на самом деле, оказалось предостаточно, и версия о злонамеренном покушении на жизнь военного коменданта рассыпалась раньше, чем успела обрести хоть сколько-нибудь четкие, зримые очертания. Если бы не тупое упорство мстительного военкома, который подключил все свои обширные связи и в своем стремлении стереть драчливого мента в порошок дошел до самой Москвы, Рамзан, вероятнее всего, уже был бы майором. Но из-за поднятого генералом шума спустить дело на тормозах не удалось, и разжалованный в сержанты капитан Якубов сел за руль умирающего от старости «уазика». Первое время он стеснялся приезжать в Балахани в своем новом качестве, но дома его поступок всячески одобряли и даже пытались выступить в его защиту (каковая попытка была пресечена самим Рамзаном, справедливо полагавшим, что землякам ни к чему наживать неприятности с федералами из-за такого пустяка, как капитанские звездочки). Военком торжествовал победу, но радость его была недолгой: очень скоро он заметил, что его больше не зовут в гости, а некоторые просто перестали при встречах подавать ему руку. Какое-то время он держался, а потом все-таки подал в отставку и уехал – куда именно, никто не интересовался.

Таков был Рамзан Якубов – друг, за которого Мамед, не раздумывая, отдал бы жизнь.

У Залины, наконец, кончились деньги, а вместе с ними пропал и интерес к выставленным в магазине товарам. У Мамеда интереса к этому заведению не осталось уже давно: он почти сразу понял, что здесь нет ничего, что хоть на йоту приблизило бы его к цели.

Залина оглянулась на него через плечо, и Мамед едва заметно кивнул: да, уходим отсюда. Ребята в машине, наверное, уже совсем извелись от жары и безделья, а Рамзан при встрече не преминет прочесть целую лекцию по поводу сожженного впустую казенного бензина. Денег за бензин он, конечно, не возьмет, но лекцию прочтет обязательно, и обязательно пару раз обзовет Мамеда упрямым ишаком – впрочем, без злости, потому что понимает: иначе Мамед Джабраилов просто не может.

Залина пошла к выходу. Выждав немного, Мамед последовал за ней. Идя по проходу между прилавками, он увидел через дверное стекло стоящий перед магазином джип – огромный, белый, роскошный, не джип, собственно, а полугрузовой пикап из тех, что с некоторых пор стали пользоваться повышенным спросом у толстосумов, которым некуда девать деньги. Чтобы, живя в Махачкале, приобрести такую машину, она должна быть краденой, а открыто разъезжать на краденой машине могут только люди, для которых закон – пустой звук. Конечно, особенным законопослушанием на Кавказе не отличаются даже древние старухи, но все-таки, все-таки…

Он хотел окликнуть Залину, сказать, чтобы не выходила на улицу одна, но не стал этого делать. За входом в магазин бдительно наблюдают Рамзан и его друзья, так чего опасаться? Да и сам Мамед, если что, успеет прийти на выручку сестре…