Панкрат. Возвращение в небо

– В сороковом.

– А я в тридцатом. Это ж второй этаж?

– Так точно. У меня аллергия. Так представляешь, каково было мое изумление, когда я узнал, что в отеле есть номера для аллергиков?

– А что в нем особенного?

– Да вроде какими-то антиаллергенами обработан; все покрытия в нем и мебель в таком же духе.

– Ну и как ты там себя чувствуешь?

– Да я там всего ночь спал. Вроде все нормально.

– Ладно, – кивнул головой Панкрат. – У тебя есть четыре часа на сон. Используй их на все сто процентов.

Они ударили по рукам, и через пару минут мотоцикл Суворина и «хонда» Апраксина уже несли их в сторону отеля.

Отель «Al Koenigshof» находился в современном здании с садом на крыше и насквозь пропитанном духом вольного космополитизма.

Второй этаж в отеле, судя по ряду многочисленных дверей, был более демократичным, чем первый. Здесь мужчины расстались. Апраксин, пожав Суворину руку, пошел в свой номер, напичканный антиаллергенами. А Суворин – в свой. В его номере преобладал футуристический стиль. Небольшая комната с наружной стеной, представляющей одно сплошное окно, закрытое жалюзи, тем не менее была очень уютной. В центре стояла огромная кровать, на которую он еще утром бросил свой чемодан. За ее изголовьем, за стеклянной перегородкой, был душ. Свет включался прикосновением к зеркальному пятну, напыленному на стекло. На стенах висели два светильника со встроенными вентиляторами, которые раздували накрывающие их светящиеся купола.

– Креатив, – пробормотал Суворин, «заказывая» температуру воды нажатием кнопки на специальном датчике возле душа. – Озвереть можно.

Всунув после душа ноги в черные махровые тапочки и укутавшись в такой же махровый халат, он убрал чемодан с постели и забрался под легкое одеяло, серьезно задумавшись, как выглядят антиаллергенные тапочки в номере Апраксина.

На отдых у него было несколько часов.

Глава 7

В этот же самый день Отто Шнейдер выбрал на обед телячьи котлеты, дичь и кровяные колбаски с лисичками. Он любил простую немецкую кухню в чистом ее виде, без всяких подозрительных «ноу-хау». В ресторане «Мишлен» его хорошо знали и знали, как угодить. Ведь Шнейдер никогда не был скупердяем. И всегда оставлял после своих визитов приятные ощущения, которые могли вызывать только хрустящие купюры.

Да. Отто Шнейдер знал, где нельзя скупиться. Ведь кислотно-щелочной баланс не могла восстановить ни одна купюра, даже самого крупного достоинства. Об этом он любил порассуждать вслух за обедом, приятно похохатывая и давая этим понять окружающим его официантам, что ко всему относится с чувством юмора. Обычно его внимательно слушали и приятно улыбались. А иногда к Отто выходил сам шеф-повар, чтобы спросить, достаточно ли прожарена дичь, не суховата ли. В этот момент ощущение своей значимости у Шнейдера возрастало настолько, что он засовывал повару в карман белоснежной куртки неприлично крупную купюру. Это вызывало легкий упрек последнего, выражавшийся в комичной угрозе пальцем. Но Шнейдер демократично постукивал повара по плечу, и все «обходилось».

Сегодня он заключил отличную сделку и был очень доволен. Дела, если не считать «казуса» с медальоном в России, в общем-то шли неплохо. Более того, Отто был уверен, что рано или поздно он получит «Анэс». И главным было то, что дело удалось замять «малыми деньгами» и без особых проблем.

Отто был доволен и решил, что имеет полное право расслабиться за обедом. Побыть одному, без компаньонов и приятелей. Ему нравились эти моменты, когда он обедал один, а вокруг него крутился целый штат официантов. Обслуга «Мишлена» знала эту его слабость и с особым, всегда вознаграждаемым усердием потакала ему.

Шнейдера считали чудаком. Почти все знали, что он – меценат, который тщательно скрывает это. Огромное количество начинающих поэтов и художников пытались попасть в «поле его зрения». Но для этого им, как правило, не хватало таланта.

На самом деле Отто Шнейдер был аферистом. Долгое время он держался на плаву и имел неподмоченную репутацию, потому что работал только в «белых перчатках», имея при себе целый штат рядовых исполнителей, людей, в основном талантливых и разбогатевших с его легкой руки. Так что с этой точки зрения, возможно, его и можно было назвать меценатом.

Этот элегантно одетый высокий мужчина нордического типа производил впечатление надежного, добропорядочного и при этом весьма добродушного человека.

У него была жена, помешанная на собственной красоте и сделавшая к сорока годам двенадцать пластических операций. В отличие от Отто, который любил говорить: «Странно ощущать, что у всех есть проблемы, а у меня нет», у нее была одна проблема. Этой проблемой были руки, которые, несмотря на то что их каждую ночь запаковывали в перчатки со специальными средствами, выдавали хозяйку настолько, что иногда она в полном отчаянии грозилась отрубить их. А последнее время то ли от постоянных масок, то ли от возраста к ним прицепился артрит.

В этот вечер Отто не хотелось возвращаться домой. Горничную жена отправила на какой-то частный аукцион во Францию. В общем-то горничной эта женщина никогда и не была, поскольку уборку в их громадной квартире производил по вторникам и пятницам целый выездной штат обслуги из фирмы, которая обслуживала их вот уже десять лет. Скорее, жена использовала ее как компаньонку, упорно при этом называя горничной. Тупая фригидная кукла, как мысленно он окрестил свою жену Хельгу, «достала» его своим упрямством, вечным нытьем о дурацких проблемах и рассказами о поклонниках и глупых, рано состарившихся приятельницах, по сравнению с которыми она, конечно же, была как девочка. Иногда жена «доставала» его настолько, что он готов был сломать ей ее тонкую, неестественно длинную и вечно унизанную колье шею. Но вместо этого он, как правило, выполнял свой супружеский долг, точно зная, что все охи и ахи, которые издавала его «любимая», были наигранными, как и оргазм, который она имитировала просто артистически. Жена ненавидела горничную за ее академическое образование и способность моментально улавливать некачественную вещь на аукционе и в ювелирном магазине. К тому же горничная великолепно разбиралась в мехах и фарфоре. Поэтому жена Шнейдера часто брала ее с собой в качестве компаньонки и вынуждена была покупать ей приличный гардероб. А еще она терпела связь своего мужа с этой женщиной. И единственное, что позволяла себе, так это «вопить от страсти» во время очень кратковременных отношений с ним.