В поисках убийцы

И вдруг в эту самую минуту появился человек, который не только знал убитую женщину, но указал и убийцу.

Чухарев и Калмыков сразу ожили.

V

Блеснувший свет

Как раз в ту минуту, когда Чухарев высказал полное сочувствие своему сотруднику по розыску, подошел господин и сказал, видимо теряясь:

– Как бы мне господина начальника повидать или кого из старших?

– Вам на что? – быстро спросил Чухарев. – Если заявление о краже или просто пропажа, то надо к дежурному.

– Что дежурный! – откликнулся посетитель. – У меня важнейшее дело. Во какое!

– Тогда к начальнику, – сказал Чухарев и закричал сторожу: – Степан, к его превосходительству.

Сторож обратился к посетителю:

– Как доложить о вас?

– А скажи – купец Семечкин, саратовский купец. Так и скажи! Егор Егорович Семечкин.

Сторож ушел докладывать, а Чухарев внимательно оглядел купца Семечкина. Это был плотный, коренастый мужчина, лет сорока трех, с типичным лицом русского смышленого человека. Его серые глаза глядели с легкою усмешкой, сочные губы слегка улыбались; у него были русые волосы, рыжеватая борода, красные, крепкие щеки. Одет он был в клетчатую тройку; толстая золотая цепь висела у него на жителе, а на указательном пальце правой руки сверкал крупный бриллиант.

– А по какому делу? – не удержав любопытства, спросил Чухарев.

– Сродственница тут у нас пропала. А у вас… – начал Семечкин.

Чухарев так и впился в него взором, но в это мгновение к ним подошел сторож и сказал купцу:

– Пожалуйте!

Семечкин не окончил фразы и пошел за сторожем.

– Подождем! Кажется, по нашему делу, – сказал Чухарев Калмыкову, весь дрожа от волнения.

Калмыков только кивнул, и они прошли в общую комнату, где собирались агенты всех участков.

Тем временем Семечкин вошел в кабинет начальника сыскной полиции, сел по его приглашению и рассказал ему свое дело:

– Сродственница жила у меня в Саратове, не так чтобы близкая, вдова моего троюродного брата, купца Коровина. Брат, как помер, весь ей капитал и торговлю оставил. На рынке он торговал, большущий магазин имел – посуда, керосин, свечи и отделение с бакалеей. Хорошая торговля была. А я, собственно, по хлебной части, мельница у меня.

Семечкин достал платок и вытер лицо. Начальник слушал его, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.

– В чем же дело?

– Дело?то тут и начинается, – сказал Семечкин и, спрятав платок, продолжал: – Как брат это, значит, помер, и осталась Настасья Петровна молодой вдовой с магазином, капиталом и как есть одна…

– Без детей, хотите вы сказать?

– Вот именно – с… Тут все за ней. Известно, невеста очень интересная. И я тоже вроде как бы жениха.

– Молодая, говорите?

– В самый аккурат. Тридцать два года. Ну – с, а она веселится и живет. И все» хи – хи – хи» да» ха – ха – ха». И вдруг это к нам гость из Питера. И через кого втерся – не пойму… так, навождение. Сам, значится, курский мещанин, я уж потом справился, Антон Степанович Кругликов, а уж ловкий да обходительный, что тебе барин первостатейный.

– Вы, пожалуйста, о деле. Ведь это – рассказ какой?то, – нетерпеливо перебил его начальник сыскной полиции.

– О деле и говорю – с, по порядку докладываю, – ответил Семечкин и невозмутимо продолжал: – Усы рыжие, борода рыжая, волосы рыжие, а лицо белое – белое, что маска. Губы красные, а глаза бегают, как жуки. Говорить мастак, да все эдак деликатно, а уж франт – не приведи Бог! Джентльмен – одно слово. И бабы все от него без ума, только и слов: «Кругликов» да» Кругликов». А пуще всех Настасья Петровна.

– Это – вдова?

– Она самая. Прошло немного времени – и вдруг она решила магазин продавать и в Питер. Тут на нее все напустились, и я тоже. Как можно! Я на коленках стоял, просил. Ни – ни…«Еду», да и все. А тот, Кругликов то есть, уехал и письмо к ней. Я уж это доподлинно знаю. И продала… за тридцать тысяч с товаром и лавкою. Лавка?то каменная, особнячок. Да – с, так вот продала, значится, вдовушка дело свое, деньги собрала и уехала.

Семечкин замолчал.

Начальник сыскной полиции, видимо еще ничего не поняв и теряя терпение, спросил:

– В чем же дело?

– А в том, что пропала наша вдовушка, что сквозь землю провалилась… то есть ни слуха ни духа. Писем никаких. Ейная сестрица у нас, в Покровской слободе, замужем за Козявкиным, дюже забеспокоилась. Стали через знакомых справляться, не слыхать ли что?либо, значит, о беглой вдовице – куда тебе! Нет. Теперича я на розыски поехал, и нет ее ни в Москве, ни в Петербурге.

– Ну – с, так что же, собственно, вам надо? Она – женщина свободная, совершеннолетняя, со средствами. Может, она по России катается, может, за границей, – сказал не без раздражения начальник.

– Так?то оно так, – ответил Семечкин, – только сдается нам, что здесь что?то неладное. Думается, что этот самый Кругликов ей голову смыл. И вот по этому самому, чтобы помощи у начальства поискать да все разузнать, я к вам и явился.

Начальника вдруг озарила мысль. Он нажал кнопку звонка к помощнику и, когда последний явился, сказал ему:

– Дайте?ка сюда, Август Семенович, фотографию той… из посылки.

– Слушаю – с! – и помощник немедленно удалился.

– Сейчас я вам покажу карточку, – продолжал между тем начальник, обращаясь к Семечкину.

Через минуту помощник вошел с фотографией. Начальник взял ее и передал Семечкину. Тот взглянул на нее и завопил:

– Она… она! Настенька, милая, что он с тобой сделал?! И нос, паршивец, отрезал!.. Ой, чуяло мое сердце! – и купец, вынув платок, стал вытирать катившиеся из глаз слезы. В своем горе он был истинно жалок. – Вот, – всхлипывая, продолжал он, – ведь упрашивал ее, словно чуял беду, – не послушалась. Эх, Настя, Настя!

– Так вы признаете ее? – быстро спросил начальник.

– Да как же – с? Пошлите в Саратов, каждый ее признает.

– Август Семенович, это очень важно. Мы сразу открыли ее. Теперь только схватить преступника, – сказал начальник сыскной полиции помощнику, а затем обратился опять к купцу: – Позвольте вас спросить…

– Спрашивайте! Я сам ничего не пожелею, лишь бы найти мерзавца, погубившего Настеньку, – энергично сказал Семечкин.

– Прежде всего вы. Кто вы? Где остановились?