Отморозки: Другим путем

Борис Владимирович Анненков гнал своего жеребца Бокала, а в голове есаула уже считал варианты настоящий тактический компьютер. Полковник Рябинин прикинул возможные варианты развития немецкого наступления, и все эти варианты ему очень не нравились.

Движение кавалеристов на Минск – и город рухнет им прямо в руки. Прямо как в сорок первом, мать его! Пойдут на Вильнюс – ничуть не лучше. Вильно в это время – город, куда важнее в стратегическом плане, чем Минск. Э-эх! Если бы русское командование заранее позаботилось о создании мобильной группы хотя бы из трех-четырех дивизий кавалерии с достаточными артиллерийской и саперной составляющими, могли бы спарировать удар. Или нанести свой удар по тылам и линиям снабжения противника. Но все воюют по старинке: медленно перемещают пехотные части со скоростью двадцать, много – тридцать километров в сутки, стараются раздолбать оборону друг друга только артиллерией, причем без нормальной разведки целей, а потом – в штыки! Ура! Стратеги хреновы!..

Где-то в стороне грохотали орудия, хлопали шрапнельные снаряды, но в расположении четвертого Сибирского казачьего полка еще было тихо. Правда, «тихо» означало лишь то, что не было боя…

В казачьем полку царило то, что обычно именуют «пожар в бардаке во время наводнения». Еще не паника, но очень близко. Их высокоблагородие полковник Михайловский изволили пребывать в банальном ступоре. Соображал, видать, болезный, что это такое с ним и с его полком приключилось? Его заместитель, войсковой старшина Инютин, наоборот: метался по штабу вспугнутой курой и отдавал противоречащие друг другу приказы. Прочие же господа офицеры исхитрились сгрудиться в одном месте – должно быть, чтобы, ежели что, одним снарядом всех и накрыло, – и ждали, пока персоны начальствующие примут хоть какое-то решение. А сами проявить инициативу отказывались категорически…

«Ну, если так – вперед!» – решил про себя Анненков-Рябинин, соскочил с коня и упруго подошел к Михайловскому:

– Господин полковник, срочное сообщение.

– Э-эм? – откликнулся Михайловский и посмотрел на Анненкова мутными глазами снулой рыбы.

«Блин-клинтон, еще бы от него перегаром тянуло, точно сказал бы, что пьян», – хмыкнул про себя есаул, но вслух продолжил:

– Наши соседи – Бутырский пехотный полк просят помощи. Их кавалерия атакует, числом – до бригады.

– Хм-м? – недоверчиво поинтересовался полковник. – Э-э-э?

– Их артиллерией кроют, дивизионная артиллерийская бригада в стороне, наверное, разбита. Помочь надо, господин полковник. Раскатают ведь махру…

Михайловский долго молчал, а потом внезапно встрепенулся, словно бы ото сна, и рявкнул во все луженое казачье горло:

– Полк! Слушай мою команду! Первая, третья, четвертая сотни – под командой есаула Анненкова, остальным – за мной! Двумя колоннами – в расположение шестьдесят шестого полка! Марш-марш!

Когда Анненков-Рябинин пробегал мимо остальных офицеров полка, кто-то бросил ему негромко:

– Спасибо, есаул. А то ведь как каменный уже третий час сидел…

Как и было приказано, двумя колоннами полк влетел в Новый Двор. И сразу же выяснилось, что делать здесь более нечего. Судя по всему, батальоны полка захватили врасплох минимум две кавалерийские дивизии немцев. Они расшвыряли русских, перебили тех, кто пытался оказать сопротивление, разогнали или пленили остальных и теперь ушли вперед, громя тылы семнадцатой пехотной дивизии и стремясь вырваться на оперативный простор.

– Вы опоздали, Борис Владимирович, – подвел итог Михайловский. – Нам здесь больше делать нечего. Кончились наши героические серые шинели…

Рябинин скрипнул зубами. Да, все верно: пехоту разбили и рассеяли, теперь ее не собрать. Во всяком случае, им. Но вот Львов… Спецназ своих не бросает!

«Да не мог Маркин просто так себя отдать! Уж хотя бы день, да продержался бы… или в леса свалил… – Анненков стиснул кулаки. – Опыт не пропьешь и не продашь. Должен он сопротивляться…»

– Где-то там, – есаул указал плетью, – базируется охотничья команда семнадцатой дивизии. Я слышу стрельбу…

Никакой стрельбы Анненков, разумеется, не слышал и слышать не мог, но говорил так уверенно, что полковник Михайловский невольно прислушался.

– Действительно, – произнес он задумчиво. – Мне кажется, что я тоже что-то такое слышу…

– Определенно стреляют, – подтвердил хорунжий Башков. У него едва-едва пробивались усики, и это было его первое дело. Он ужасно трусил предстоящего боя, а больше того – что кто-нибудь заметит, как ему страшно. – Совершенно точно: пачками садят!

Само собой, что никто ничего не слышал, но никто не хотел показаться глухой тетерей. Все офицеры заговорили, загомонили, наперебой утверждая, что они ясно слышат бой.

– Так чего же мы ждем, господа? Вперед! Марш-марш!

И полк помчался туда, где на старом, брошенном фольварке располагались охотники…

Через полчаса бешеного галопа до казаков действительно донеслась стрельба. Звуки залпов словно пришпорили казаков, и они поскакали еще скорее. Анненков еле-еле успел уговорить полковника выслать вперед дозор с тем, чтобы разобраться: какими силами обороняются наши, какими силами атакует противник и откуда ловчее вмешаться в бой?

Есаул лично возглавил пошедших на разведку. Он заставил казаков спешиться и подобрался по-пластунски почти к самому расположению вражеских кавалеристов.

Немцы заметно нервничали. Уже третья атака, казалось бы, на беззащитную против кавалерии пехоту русских, но проклятые русские не подались назад ни на шаг, а потери составили едва ли не половину полка!

Появление у противника пулеметов оказалось неприятным сюрпризом, и уланский полковник решил, что с него хватит терять своих солдат в бесплодных атаках. Он отправил двух улан к соседу за помощью и теперь с нетерпением ожидал ответа от восемнадцатого саксонского гусарского полка. Но все никак не мог дождаться…

…Двое улан и гусарский лейтенант нещадно нахлестывали коней. Саксонцы уже спешат на помощь своим товарищам, и нужно немедленно сообщить командиру уланского полка об этом и о том, что саксонцы идут по старой лесной дороге, которая не отмечена на карте.

Особенно торопился лейтенант Вейзен. Он совсем недавно выпустился, окончив обучение, в полк, буквально два месяца тому назад получив заветные офицерские погоны, и теперь, теперь…

В прошлое посещение родного дома в Альбертштадте – маленьком городке под Дрезденом – лейтенант чувствовал себя подлинным триумфатором! Отец привел его в свою любимую пивную и…

– …Ну-с, господин лейтенант, – веско произнес учитель гимназии, которую три года назад закончил юный Вейзен. – Значит, вы едете на фронт, добывать победу для Фатерлянда?

– Да, – ответил лейтенант, с трудом подавив в себе желание прибавить «господин учитель». – Нас отправляют на восток, чтобы решить вопрос с Россией.

– И это правильно! – воскликнул учитель с жаром. – Это великолепно! Я всегда говорил, говорю и буду говорить: будущее Германии – на востоке! Мы возьмем эти земли и построим там новый порядок! Германский порядок! – он щедро наполнил рюмки отца и сына Вейзенов и поднял свою. – Прозит!

– Прозит! – поддержали его отец, почтмейстер и начальник станции.

– А я говорю – нет! – рявкнули в унисон брандмейстер и полицмейстер. – Надо как можно скорее принудить Россию к миру и обрушиться всеми силами на Францию! Мы должны разгромить французов и преподать урок этим предателям-англичанам! Ведь верно же, господин лейтенант?

«Господин лейтенант» купался в лучах славы, наслаждаясь тем, что его мнения спрашивают первые люди города. Его распирало от гордости, и он просто растворялся в мечтах о будущем…

А теперь Вейзен мечтал о Железном кресте. Если в следующий раз он приедет домой с крестом на кителе, то… Его отец, чиновник магистрата, будет на седьмом небе от счастья, а Лизхен… впрочем, тогда можно подумать и о ком-нибудь другом: все-таки Лиззи безнадежно глупа и провинциальна. В конце концов, герой войны может рассчитывать и на лучшую партию. Вот, например, у барона Гидау подросли две дочери, и старшая – Ольга – чудо как хороша! Однажды он видел ее, когда она прогуливалась в открытом ландо. Тогда она не обратила на него никакого внимания, но на героя войны… О, это совсем другое дело!..

Тут на лейтенанта Вейзена снизошло вдохновение, и он будто наяву представил себе свидание с баронессой Ольгой. Но почему-то это его не удовлетворило, и он задумался о том, что у его полковника, графа Рейнхарда фон Клотца тоже, по слухам, имеется дочь-красавица. И вполне возможно, что полковник обратит внимание на своего офицера-героя…

Мечты унесли лейтенанта в заоблачные эмпиреи, и ему же виделось, как сам кайзер вешает ему на шею крест голубой эмали[23 - Имеется в виду орден Pour le Mеrite (с фр. – «За заслуги») – высшая военная награда Пруссии, которую носили на шее. Также известен по неофициальному названию «Blauer Max» («Голубой Макс»).] и предлагает юному герою обратить внимание на одну из его дочерей. Но внезапно все оборвалось, причем самым неожиданным и неприятным образом: что-то с ужасающей силой ударило его чуть ниже уха. В голове сразу же зашумело, перед глазами заплясали яркие огоньки, и лейтенант сам не заметил, как вывалился из седла.

Вейзен пришел в себя и с удивлением обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Вернее, пошевелить он может, только при этом почему-то перехватывает горло и становится нечем дышать.

– Не надо дергаться, – произнес негромкий голос на вполне приличном хохдойч. – Не стоит, а то удавишься.

Над лейтенантом стоял высокий, плечистый человек в русском мундире. Вейзен покрылся холодным потом: мундир оказался казачий! За свое недолгое пребывание на фронте юноша успел наслушаться леденящих кровь историй о нечеловеческой жестокости и безудержной кровожадности казаков. И вот он попал в руки этих людоедов, которые пожирают германских младенцев и пьют кровь германских девушек?! Боже, боже!..

Анненков смотрел на пленного офицера с холодным любопытством токаря, прикидывающего, какой резец использовать первым, какой – вторым. Наконец он принял решение и обратился к пленнику:

– Ну-с, любезный, и куда же вы так спешили? Давайте, излагайте быстрее, у меня мало времени.

Лейтенант судорожно сглотнул, затем попытался что-то сказать, но лишь беззвучно открыл и закрыл рот.

– Послушайте, гусар, – полковник Рябинин окончательно взял власть в свои руки. – Вы из саксонского полка, здесь – прусские уланы, – он перехватил взгляд лейтенанта и надавил своим взглядом. – Я понимаю, что Львов натянул уланам глаз на жопу и они запросили поддержки. Вопрос первый: на помощь должен прийти только ваш полк или вся дивизия? – тут он перешел на шипение взбешенной кобры, продолжая давить пленника взглядом: – Отвечай, засранец, а не то я тебе сейчас глаз вырежу!

С этими словами он вытащил нож и приставил острие к лицу Вейзена.