Суровый дегустатор

Через три недели вернулись уже домой. Майским рассветным утром. И за суматохой кают и коридоров камбуз оказался абсолютно пуст. И Овсов, присев на маленькую зеленую скамеечку, прощальным взглядом оглядел то пространство, на котором он постиг тайну и одержал одну из главных в жизни побед. Со светлой грустью осознавая прекрасно – такого больше в жизни не будет: в одну реку два раза не войдешь.

Он делал здесь одно из самых святых в это мире дел: только рождение ребенка на свет есть выше и святее.

Он отчетливо понял теперь такое главное и очевидное, что нутром чувствовал и раньше, но добраться до которого в круговерти рейса просто не мог. Что был его хлеб, если бы не пекся для людей.? Для тех, что ели его, насущный, в дни сурового морского бытия, для тех, что его ценили. Для них, конечно, Овсов старался, а они ответный позыв души своей благодарностью посылали. Вот и восходили, и пеклись хлеба те такими – для таких людей!..

Повзрослевший на целую жизнь, что уместилась в четыре этих морских месяца, он поднялся со вздохом, но вышел в камбузные двери легко и не оглянувшись.

Оливье с квашеной капустой

Если бы не те кислые физиономии (которые так и подмывает рожами назвать – правильно будет), что вижу я теперь по нескольку раз на дню с интервалом в четыре часа, так бы наверное и не докопался до истины: кто виноват в той приснопамятной мне истории, и почему все именно так закончилось?