Здравствуй, папа

– Подожди, еще не время, – говорил он, улыбаясь. – Ты не готова пока. Скоро ты обязательно отсюда выйдешь.

Она кивала и улыбалась ему в ответ. Она помнила, что он и раньше так говорил, но мысли иногда так путались, что она точно не понимала, было ли это на самом деле или лишь ее галлюцинации. В целом, какая разница. Ведь если задуматься, мы все, возможно, плод чьей-то фантазии или галлюцинации.

– Как ты проводила время без меня? – спросил отец.

– У тебя сегодня необычно грустное лицо, – вместо ответа произнесла Ира. – Что-то случилось?

– Не обращай внимания, рабочие моменты! – улыбнулся отец. – Давай лучше поиграем! И тебе полезно, и мне веселее станет!

– Конечно, давай! – Ира любила играть с папой. Он всегда придумывал невероятно интересные игры. Она помнит, как они читали книги, разные, много. Иногда вместе, чаще он оставлял ей кучу книг и уходил. Ей нравилось читать, учиться и узнавать новое. В книгах был целый мир. Она воображала его и жила в нем. Вернувшись, папа обязательно спрашивал ее, что она поняла из прочитанного. Иногда смеялся над ответами, иногда задумывался. Он любил загонять ее в логические ловушки. Например, как-то спросил, чем отличается Кьеркегор от Канта и чем они оба похожи на Колобка? Долго смеялся, читая ее философский трактат на несколько листов, в котором она приводила мысли обоих философов, сравнивала годы жизни, концепции. Про Колобка она тоже написала пару строк в самом конце. Нечто вроде того, что Колобок, как и Кьеркегор с Кантом, встречал на своем пути различные интеллектуальные и этические проблемы.

– Ты молодец, но проблему здесь надо рассматривать под несколько другим углом, – отсмеявшись, произнес отец. – Они все искали себя, и в этом их сходство. Любое разумное существо в первую очередь пытается понять себя.

Папа обучал её думать.

Ира помнит, как папа ее учил рисовать, ей очень нравилось. Поначалу это были просто каляки-маляки. Она училась цветам, фактуре и текстуре. Потом потихоньку – пониманию перспективы, композиции, теням и объему. Постепенно уроки становились всё сложнее. Папа приносил альбомы по искусству и показывал работы величайших художников. В конце концов, он придумал очень интересную игру. Он приносил половинку картины какого-нибудь художника, работы которого Ира раньше видела, но эту конкретно – ни разу, и предлагал ей дорисовать. Иногда у нее выходила белиберда, но папа терпеливо с ней занимался, и у нее стало получаться всё лучше и лучше. Она просто невероятно гордилась собой, когда дорисовала «Мону Лизу», точь-в-точь как на знаменитом полотне Леонардо.

Но, безусловно, самое лучшее, что было с папой, – это игры. Папа неутомимо выдумывал всё новые и новые игры. Когда она была совсем маленькой, они играли в шахматы, карты и нарды, теперь же папа поставил в ее комнате виртуальный тренажер и играть стало по-настоящему интересно, хотя и на порядок сложнее.

– Во что будем играть сегодня? – радостно спросила она, берясь за шлем виртуальной реальности?

– А ты бы сама чего хотела? Что тебе нравится? – папа улыбнулся и хитро посмотрел на нее из-за стекла.

Она точно знала, что вопрос был с подвохом. Ира уже давно научилась по выражению глаз, по мельчайшим оттенкам папиного голоса, даже искаженного стеклом, понимать его желания и настроения. Конечно, ей самой больше всего нравилось гонять по поверхности других планет на вездеходе. Что-нибудь исследовать, попадать в различные передряги и выпутываться из них. Она уже могла собрать и разобрать любой механизм в этих мирах, знала, как работает вездеход и что делать, если сломался главный радар. Могла секвенировать геном инопланетной ДНК.

– Когда-нибудь я стану исследователем других миров! – гордо говорила она папе, побеждая в очередной «бродилке». Обычно он ничего не отвечал на это, лишь грустно улыбался. В этот момент она улавливала пробегающую в его глазах боль, смешанную с гордостью, но старалась не придавать этому значения.

– Я хочу поиграть во что-нибудь, что ты сам выберешь! – заявила Ира. Она знала, что папе больше всего нравится задавать ей логические задачи, особенно такие, где есть этический выбор. Он вообще считал, что этика и нравственность для нее важнее каких-то практических навыков.

– Завязывать шнурки тебя всегда можно будет научить, – говорил он, – а вот быть человеком – только сейчас.

Ира смеялась и с удовольствием щелкала его задачки.

– Ну что же, – улыбнулся папа, – я давно хотел тебе устроить нечто вроде выпускного экзамена. Задачу внутри задачи, спрятанную в загадке, – он наклонился вниз, Ира знала, что там стоял компьютер, которого ей не было видно, и набрал на клавиатуре несколько команд. Она хотела спросить, почему выпускного? Но не успела, конструкт уже возник внутри нее или она возникла в конструкта. Она никогда не могла понять этот момент.

***

Ира стояла посреди прерии. Коричневая, местами потрескавшаяся земля, покрытая редкой бледно-зеленой растительностью. Воздух, сухой и горячий, моментально высушил горло и, казалось, насыпал туда песка. Солнце припекало так, словно она была где-то в пустыне, хотя по всем признакам, вроде рисунка гор, мерцавших из-за раскаленного воздуха на горизонте, больше всего место походило на Северную Америку. Покрутив головой в разные стороны и не обнаружив ничего интересного, Ира недоуменно пожала плечами. Что же здесь должно произойти? Она скинула рюкзак и достала оттуда большой платок арафатку. Повязав его на голову и закрыв рот и нос от сухого ветра, она почувствовала, как сразу стало легче. Еще в рюкзаке она обнаружила флягу с водой, несколько пищевых концентратов, аптечку и большой, тяжелый даже на вид пистолет в кобуре. Оружие… Значит, папа задумал что-то такое, где оно может понадобиться. Оружие Ира не любила, но пользоваться им умела. Достав пистолет из рюкзака, она отщелкнула магазин. Пистолет Ярыгина, определила она. Внутри магазина ждали своего часа восемнадцать патронов. Много. «Папа хочет, чтобы я вступила с кем-то в полноценный бой? – размышляла Ира, застегивая кобуру на поясе. – Ведь вряд ли он стал бы так меня вооружать против диких животных». Она пошла вперед, вспоминая, каких именно животных стоит опасаться в прериях. Направление она выбрала фактически наугад, просто взглянув на солнце и решив идти на восток. Почему именно туда? Она сама даже не смогла бы ответить на этот вопрос. Да и в целом разницы не было: куда бы она ни пошла в симуляторе, всё равно рано или поздно придет туда, куда и надо было с самого начала.

Она шла уже часов пять. Солнце клонилось к закату, когда она решила сделать привал. Ни гор, ни даже больших камней, у которых можно было расположиться, поблизости не наблюдалось, поэтому Ира просто остановилась и сбросила рюкзак прямо посреди бескрайней равнины. «Буду отдыхать здесь!» – решила она.

Темнело здесь быстро, словно она находилась около экватора, а не в средних широтах. Едва она успела натаскать сухих веток и разжечь костер, как солнце свалилось за горы и наступила ночь. Ира достала пищевой концентрат и, прикинув запасы воды во фляге, не стала разводить его как положено, а вместо этого отламывала от плитки маленькие кусочки и размачивала во рту. На вкус, конечно, та еще гадость, но для поддержания сил достаточно. Неизвестно, когда ей удастся пополнить запасы воды. Время здесь течет иначе, чем в нормальном мире. Однажды папа держал ее в симуляторе больше года, пока она не смогла найти выход, а снаружи в это время прошло меньше двух часов.

Перекусив, она подкинула в костер толстое бревно, неизвестно как попавшее сюда, ведь ни одного большого дерева на ее пути ни разу не попалось. Его должно хватить до рассвета. Положила под голову рюкзак и легла. Из темноты доносились звуки ночной жизни. Лай, смешанный с воем, – койоты вышли на охоту. Стрекот цикад, шум ветра и топот зверьков, проснувшихся после дневной жары и выползших в прохладу и темноту, чтобы поймать себе ужин или, наоборот, стать им для кого-то половчей. Всё это переплеталось в особый, неповторимый, словно отпечатки пальцев, узор, по которому можно с точностью определить, где ты находишься и что происходит вокруг. Внезапно в эту природную мелодию вплелся чужеродный, не имеющий права быть здесь шум. Ира присела и закрутила головой, пытаясь определить источник звука.

Шаги. Тяжелая, мощная поступь человека. Подул ветер, и к шагам прибавилась вонь. Резкий, чужой среди травянистых ароматов прерии запах пота и чего-то еще. Сладковатый и очень знакомый запах. Ира втянула носом воздух и потянулась к пистолету. Пахло кровью. Из темноты, заглушая ночные звуки, донеслись хрипы затрудненного дыхания больного человека. Кто-то дышал так, что, казалось, каждый вдох – последний. Скрежет и свисты больных легких навевали мысль о зимней буре и несмазанных петлях старых амбарных ворот. Ира обхватила рукоятку пистолета.

Внезапно темнота перед ней сгустилась, и прямо на нее к костру вышел человек. Нет, наверно, не так. Из темноты в небольшой круг света, очерченный пламенем костра, выпала огромная жирная туша, похожая на человека. Туша была облачена в оранжевый тюремный комбинезон с белыми цифрами номера на плечах и рукавах. На груди расплывалось несколько бордовых пятен. Ира присмотрелась и все-таки смога разглядеть в этом огромном бесформенном сгустке жира мужчину. Он постоял несколько секунд, покачиваясь, около костра, маленькие глазки посреди огромного, заплывшего жиром лица бессмысленно шарили вокруг. Наконец он увидел ее и на мгновение сосредоточился.

– Помоги! – прохрипел он и рухнул на землю, чудом не упав в костер. Последним движением он перевернулся на спину и затих, видимо, потеряв сознание.

Ира убрала пистолет и, подойдя к телу, первым делом проверила пульс. Живой! Пульсация редкая и крайне слабая. Достав из рюкзака нож и аптечку, она разрезала костюм на груди мужчины, чтобы осмотреть раны. Рассекая ткань, она обратила внимание на табличку, что-то вроде бейджика, пришитую к нагрудному карману. Там были фотография стриженного налысо толстого мужчины, множество цифр, по-видимому, номера статей, по которым он был осужден, и надпись большими красными буквами «Блок Д. Особо опасен». Вспомнив Уголовный кодекс, ведь юриспруденция тоже входила в ее обучение, Ира сообразила: лежащий перед ней умирающий от ран мужчина был осужден за убийства, изнасилования и даже людоедство.

Скорее всего, это сбежавший преступник! Да еще и осужденный за такие страшные преступления. «Может, просто стоит дать ему умереть, ведь я могу ничего не делать и лечь спать? До утра он точно не дотянет, и проблема решится сама собой. Нет, я не даян[4 - Даян – судья в иудейском религиозном суде.], я не имею права так поступить», – Ира решительно потянулась к аптечке.

Распахнув ее, она не смогла сдержать улыбку. Анатомические и хирургические пинцеты, зажимы, корнцанги и скальпели металлически блестели, будто смотря на нее. Судя по набору инструментов, она поступила именно так, как задумывал папа. Хотя она никогда до конца не понимала всех его планов. Обезболив и простерилизовав раны, Ира приступила к извлечению пуль. Раны оказались неопасными: толстый слой жира вполне заменил мужчине бронежилет, и ни один жизненно важный орган не пострадал. Он просто потерял много крови и был измотан. Закончив, она положила извлеченные пули в ладонь мужчины и заклеила отверстия хирургическим пластырем. Вколола ему глюкозу с витаминами для восстановления сил и на всякий случай антибиотики, чтобы избежать возможного заражения. Дыхание раненого стало ровным и спокойным. Похоже, он просто уснул. Она хотела тихонько уйти, пока он не проснулся, но, глянув на часы, поняла, что до рассвета осталось совсем немного и лучше поспать, иначе она не восстановит силы и не сможет продолжить путь. Ира легла так, чтобы их разделял костер, подкинула туда еще дров и, на всякий случай положив рюкзак и пистолет под голову, закрыла глаза.