– Все началось первого июля сорок второго года. Сто двадцать третий саперный батальон, в котором служил мой дед, занимался минированием правого берега реки Полометь, выше по течению, между деревнями Починок и Калиты. Советские войска регулярно отправляли разведчиков, потому еще реку перегораживали сетями с колокольчиками, на левом берегу стояли прожекторы и зенитные батареи скорострельных автоматических пушек Флакфирлинг тридцать восемь[13 - 20 мм скорострельные счетверенные зенитки] и флак восемнадцать[14 - Автоматическая зенитная пушка калибра 37 мм в 37 году получила маркировку FlaK37 по привычке еще называлась Флак-18 (год начала разработки)].
Взвод, которым командовал мой дед закончил минирование первого июля и отошел к лагерю севернее деревни Починок и концентрационного лагеря, который охраняли шуцманы[15 - Стрелки?]из Тотен копф. Там в основном содержались пленные из сто восемьдесят третьей дивизии красной армии, а также пленные десантники, которые еще зимой пытались пройти нам в тыл, но они были обнаружены по следам на снегу. Всего там было около семисот человек в бараках. Они каждый день выносили за территорию умерших от голода и ран и сбрасывали в большую яму за деревней. Тех, что покрепче заставляли ловить рыбу в реке, потому что течение бурное и вода ледяная даже летом не была теплее пятнадцати градусов. Тотен копф расстреливали всех, кто не мог выйти утром на построение. Если кто-то совершал побег, расстреливали каждого десятого в отрядах. Вы понимаете, когда целый армейский корпус в окружении, кому нужны пленные?
Первого июля примерно в девять часов вечера началось светопреставление. Южнее, там, где река делает зигзаг началось что-то странное, небо осветилось и появились вертикальные световые разноцветные столбы. Их было очень много, они наслаивались друг на друга, перемещались среди деревьев, и так длилось всю ночь до восьми утра. Уже после рассвета столбы исчезли. Дед говорил, что было жутко. Кое-то из его солдат говорил, что это было похоже на полярное сияние, которое спустилось до земли. Майор Крамер из охраны лагеря послал трех шуцманов на разведку, те вернулись под утро, они были красные, будто обваренные кипятком, их рвало и они ничего толком не могли рассказать, еле дошли и потеряли сознание, а через три часа умерли. А когда их хоронили, то тела их расползались, так, будто были сварены. Больше никого в то место не посылали. Прошло три дня. Дед ждал приказа командира полка вернуться в расположение под Демянском за пополнением и едой. Всех уже тошнило от запаха вареной рыбы.
Третьего июля в сумерках началось, то, что дед описал адом на яву. В полной тишине были убиты все охранники лагеря, перерезана связь со штабом в Алешонке, к утру на окраине деревни были сложены уже больше ста шуцманов и средних чинов, у всех были перерезаны шеи, а убитых офицеров развесили еще живыми на деревьях с вспоротыми животами и их крики и стоны наводили ужас, на тех, кто пытался спрятаться от убийц.
Пленные русские солдаты вырвались на свободу, захватили арсенал, они добивали уцелевших солдат, а деду в темноте прострелили ногу. Он успел отползти за кусты в яму с трупами расстрелянных днем русских и его не нашли. К рассвету все, без исключения, солдаты и офицеры вермахта были убиты. Спасся только мой дед. Он слышал голоса русских солдат, но, не зная языка, не понимал, что они говорят. Он видел, что на краю деревни появился летающий вагон, в который погрузили раненых из пленных, потом этот вагон забрал оружие, потом в него затащили зенитки по одной и тоже куда-то увезли по воздуху.
Дед говорил, что летающих устройств было два, один похож на ящик размерами примерно десять метров на три и три, а другой имел что-то вроде лебедки с крюком. Он его описал, как шестивинтовой вертолет – летающий кран. Но, что самое удивительное, эти летающие средства не имели пилотов. В них не было кабин. В целом он видел очень немного. Те, кто напал на лагерь, были черно-зеленого цвета, они не стреляли и практически ничего не говорили. Их было совсем немного, трое или пятеро. Они появлялись и исчезали в траве и кустах словно призраки.
Дед пролежал весь день, не имея сил и желания выбираться. Он был уверен, что его убьют, как остальных если найдут. К вечеру следующего дня, он пришел в себя, от того, что кто-то лил ему в рот воду. Открыв глаза, дед увидел человека, мужчину средних лет в странной одежде. Он не сразу понял, что она странная, внешне была похожа на маскировочный комбинезон с широким воротником. В руке этот мужчина держал пластиковую бутылку и из нее лил деду на лицо, тогда дед назвал ее «мягкое стекло» и лишь потом уже после войны он узнал пластиковую прозрачную бутылку, какие появились в магазинах в семидесятые годы. Напоивший его закрыл бутылку и спрятал за спину. Потом он забрал из кобуры деда вальтер, проверил обойму, и сказал по-немецки: «Макс фон Вернер, лейтенант батальона саперов, чтобы тебя демобилизовали с легким ранением в ногу. Я еще прострелю твою левую руку и помогу тебе доползти до деревни Мелеча. Я бы не советовал говорить об этом. После войны ты передашь привет от меня, Владимира, своему внуку Карлу. Ты это запомнишь?». Дед ответил – Да. Он был в шоке. Этот Владимир погрузил деда в кюбельваген[16 - Легкий открытый автомобиль повышенной проходимости «корыто-мобиль» с запасным колесом на крышке переднего багажника, для вермахта обозначался как Kfz-1, тип 82, от компании Фольксваген, разработан в 1936 году и неоднократно модернизировался.], на котором саперы привозили свои инструменты в Починок, выгрузил на середине дороги, приказав: Kriechen! – Ползи! И выстрелил ему в левую руку, повредив плечевую кость. Пистолет он разрядил и вернул в кобуру деда.
Утром Макса Вернера в бессознательном состоянии нашел патруль из Мелечи и донес до госпиталя. Так как этот Владимир не запретил ему доложить о захвате деревни и лагеря, дед, когда смог, написал подробный рапорт. Он написал и про летающие устройства. Потом он мне сказал, что вспоминая этого Владимира он был уверен, что звук у него шел не изо рта, а из его воротника и в словах было что-то странное, немцы так никогда бы не говорили. Я теперь полагаю, что это был машинный перевод, а голос синтезированный. Деду моему было двадцать лет, он не был женат и не имел детей… но этот Вольдемар знал, что я буду рожден и меня назовут Карлом.
Пока дед лежал в госпитале и ждал эвакуации, он слышал, что Починок оказался в руках партизан. Командование собиралось штурмовать деревню двумя ротами танков. Но не успели, через две недели после светопреставления случилась чудовищная диверсия: были подорваны больше двадцати танков Т2, Т3 и броневиков, кроме этого сами собой взорвались приготовленные к отправке на передовую линию крупнокалиберные мортиры, несколько складов с боеприпасами, а также несколько самолетов, стоявших на ремонте. Деда отправили транспортным самолетом в Псков, и там, в госпитале он услышал от других раненых, что партизаны Бати ночами вырезали солдат вермахта целыми батальонами, оставляя одного живого с посланием, что за каждого убитого солдата красной армии будет убито десять немецких солдат, а за каждого гражданского – сто. Я выяснял потом, что вермахт пять раз пытался штурмовать Починок, но тот был превращен в крепость, а при попытке разбомбить – вылетел тот самый вагон, в котором были установлены Флак 38, с каждого борта этого ящика били четыре ствола. Они за один бой уничтожили, по-моему, девять самолетов.
Карл замолчал и принялся пить остывший чай.
Я осмысливал рассказанное. Старик пытался ни чем не выдать волнения, говорить как можно спокойнее, равнодушнее, но ему это плохо удавалось. Впрочем, как и мне его слушать. Больше ста лет прошло после войны, но она не отпускает никого, кто хоть краешком своей семьи имел к ней отношение, кто побывал в тех местах, где она прокатилась своим катком. Война – жестокая штука. Пытался ли Карл как-то оправдать немецких солдат, подчеркивая, какими жестокими были партизаны. Но мы с ним понимали, что их отношение было возмездием, причем справедливым. Но это мы сейчас понимаем, а тогда многих вещей в СССР не знали, как не знали о том, что происходило в концлагерях с заключенными военными и гражданскими. Как выкачивали из детей кровь в концлагерях, а потом, отступая, уничтожали всех и взрослых и детей. И получается, что Батя все это знал, потому и тактику такую выбрал – бескомпромиссную. Карл ни разу прямым текстом не сообщил, что в июль сорок второго занесло какую-то группу людей из нашего времени. Осталось найти ответы: кто эти люди? И как их занесло в прошлое?
У нас есть зацепка – двигатель от дрона из нашего времени, откопанный в две тысячи седьмом году, когда фирмы, его создавшей, еще не существовало.
Можно взять эту находку, притащить лесопромышленнику Збруеву и спросить, как он объяснит этот факт? Можно отдать мотор на экспертизу и доказать, что изменения в нем соответствуют столетнему лежанию в земле. А дальше что? Допустим, что люди, ставшие костяком отряда Бати, тоже из нашего времени, и все они относятся к Збруеву, раз уж у них оказалась машина из Збруевского парка. Но если они еще не попали в прошлое, то о чем с ними разговаривать? Когда собираетесь нырнуть на сто лет тому назад, ребята? Ведь, судя по мотору, дрон там и остался.
Карл отдохнул, он смотрел в мою сторону, но словно мимо.
– Зорин, вы не думайте, что я пытаюсь оправдать моего деда. Он, как я помню, до самой смерти был антифашистом. Тот случай его вывернул наизнанку, его душу. Он мне говорил: Мы заслужили жестокое отношение, но они (он говорил о русских) великодушны и добры. Я не осуждаю их жестокости тогда, в лагере. Он меня заставил учить русский язык, сам выучил и говорил мне: когда сможешь – переселись в Россию, это Великая страна. Не только размерами – широтой души ее народа.
Я понял, что мне пора уходить и вспоминал, что еще нужно спросить, потому что интуитивно понимал – эта встреча может стать последней. У старого немца явно тяжелая форма сердечной недостаточности, Зуд за два метра слышит хрипы в нижних отделах легких, а Карл еще поллитровую чашку чая выпил. Что еще его спросить напоследок?
– Скажите, Карл, ваш дед этого Вольдемара как-то описал, кроме его одежды?
– Да, он высокий, светлые длиные волосы, глаза синие, лицо овальное, загорелое, широкие плечи. В нем чувствуется огромная физическая сила. Дед сказал, что этот человек его поднимал одной рукой за ремень, как куль, когда заносил в машину. И еще, этот человек точно знал, где спрятался дед. Судя по прическе, он не был кадровым военным. И еще, дед говорил, что от этого человека исходила какая-то невероятная сила и уверенность. Er hatte Spa? – ему было весело. Понимаете? Весело во время войны!? Я уверен, что там были люди из нашего времени. И они имеют отношение к Павлу Збруеву из Залучья. Вот, теперь вы знаете, но что вы будете делать с этим знанием?
Я пожал плечами. Согласен со стариком. Но хотелось еще что-нибудь услышать. Не могу не признаться, что рассказ о том, как несколько наших партизан перебили втихую батальон, не считая роты охраны концлагеря… это грело душу.
– Скажите, Карл, а что вы еще искали, после переезда сюда? Вы же каждое лето выбирались на раскопки, и Коротич бывал с вами, уже в тридцатые годы. Так?
– Дед тоже пытался разузнать подробности о тех партизанах и после войны искал сослуживцев, прошедших Демянский ад. От них он слышал, что якобы осенью в воздушном бою удалось сбить этот летающий вагон, и он упал, где-то в лесу недалеко от реки. Если я правильно понял, партизаны тщательно уничтожили его остатки, кроме вот этого мотора, который отвалился, видимо в воздухе и упал в болото, где мы его и отыскали.
Я видел, что старик устал. Он тяжело дышал.
Мне пора уходить. Заехать к Збруеву? Дам задание Зуду собрать досье на этого предпринимателя. Сейчас к нему ехать бессмысленно, если только познакомиться с ним. Нет, это лучше сделать как бы случайно и на нейтральной территории.
– Я могу забрать эти фотографии? – спросил я, прежде чем уйти.
– Берите, у меня есть еще. Если понадобятся файлы, Светлана знает, где лежит карта памяти, – он закашлялся, – налейте мне немного виски, – попросил Карл, – там, в буфете бутылка и стаканы, а в холодильнике – лёд. Мне после него легче дышится.
Это понятно, у него на треть в легких вода, которая пенится, а спирт эту пену осаждает и открывается дополнительная площадь поверхности для газообмена. Я выполнил его просьбу, налив на донышко, миллилитров пятнадцать. Этого достаточно.
– Может быть, вызвать «скорую»? – я мысленно усмехнулся. Сколько они будут сюда лететь?
– Если не справлюсь, вызову, Зорин, но это будет дорога в один конец, а мне безумно все-таки хочется узнать, кто и как попадет в сорок второй год и спасет моего деда? Если доживу, пообещайте мне рассказать об этом.
– Обещаю.
Надо же, он понимает, что партизаны Бати, которым было весело в этом пекле, фактически спасли Макса фон Вернера.
Я вышел на двор и вдохнул полной грудью морозный весенний воздух. Светило солнце и уже начинали галдеть птицы на ветках.
– Зуд, разыщи все материалы на Збруева Павла, бизнесмена из села Залучье, найди такси до Демянска, а туда вызови коптер-такси до Москвы.
Машина шла через Залучье, и я навигатору поручил проехать мимо дома Збруева. Судя по трехэтажному терему из лиственницы, крытому листовой медью, дела у Збруева шли прекрасно. За забором я заметил торчащую телескопическую мачту, высотой метров тридцать с параболической антенной. У него тут центр космической связи? Интересно, почему тарелка смотрит параллельно земле? Спутник висит над горизонтом?
Мне не видно за тарелкой структуры антенны, чтобы понять, на какой диапазон она рассчитана. Я прикинул направление – на север, в сторону Петрозаводска или Архангельска. То есть, спутник висит над северным полюсом? Тогда тарелка должна быть поднята над горизонтом градусов на двадцать.
Над полюсом на низкой орбите спутник не подвесить. Да и помех там больше, чем над экватором. Солнечный ветер прорывается через магнитное поле именно на полюсе, поэтому и сияние в ионосферее – полярное. Странная система во дворе Збруева.
Машина постояла минут пять. Первое впечатление о промышленнике я составил. Добротный хозяин, а подробнее мне Зуд расскажет.
В Демянске пришлось погулять около часа в ожидании, пока прилетит из Валдая заказанный дрон. Я с пользой для тела потратил этот час – пообедал в кафе «Селигерская рыба». Щи суточные с зайчатиной и судачок под маринадом – даже на мой весьма искушенный вкус оказались на высоте.
Пока я возвращался домой, получил досье Збруева из открытых источников. Зуд все собрал, очистил от всякой лирики и шелухи блогеров.
Збруев Павел Александрович, родился в две тысячи первом году в Демянске, в две тысячи девятнадцатом окончил Тверское суворовское училище, служил срочную службу в Псковской дивизии ВДВ, еще четыре года по контракту до и после завершения СВО, после ранения годичные офицерские курсы для младших командиров, в запас уволен в звании старшего лейтенанта, поступил в МСХА[17 - МСХА – Московская сельскохозяйственная академия, 2014 года объединена с МИИСП (институт инженеров сельскохозяйственной промышленности) им Горячкина и ГМИ (институтом мелиорации) им Костякова – переименована в РГАУ – Российский государственный аграрный университет им К.А. Тимирязева.], Институт механики и энергетики им. Горячкина. В тридцатом году Збруев защитил диплом по теме: «эксплуатация модернизированного лесотехнического автоматического комплекса АЛТК-05М», новое в дипломе Збруева это введение в комплекс ремзоны, дополнительного блока, где один инженер-оператор системы восстанавливает периодически выходящие из строя агрегаты. То есть, поломки плановые, замена пил и резцов, гидравлики и прочих нагруженных узлов – неизбежны. Все это приводит к простоям. Добавление блока РЗ со станками позволяет оперативно заменять поврежденные узлы, шланги, пилы. За диплом, приравненный к диссертации, Збруев сразу получил степень кандидата технических и сельхоз наук, потому что «универсальную ремзону» начал выпускать Ивановский машиностроительный завод для вахтовых бригад в самых разных отраслях. А новоиспеченный к.т.н. за патент получал процент с каждого проданного блока.
Раньше я не задумывался об оснащении леспромхозов, моей эрудиции хватало на представление лесорубов с пилами и топорами, трелевочных тракторов… как оказалось, я застрял в двадцатом веке. Сейчас в лес завозится целый перерабатывающий завод, снимающий деревья, полностью от корней до листвы, их перерабатывающий в доски, брусья и плиты ДВП-УСБИ, а хвою превращающий в концентрат для косметических и фармацевтических фабрик. Он не оставляет за собой голую землю с пеньками, пней тоже нет, земля перепахана, удобрена перемолотой корой и жмыхом от хвои, в нее высажены заранее подготовленные подрощенные сосны и ели. В АЛТК входит небольшой трактор с навесными элементами, ковшом, плугом и бороной.
Все по стандарту на лесопромысел. Получивший лицензию на разработку участка обязан сдать его администрации района засеянным молодняком без пней и оврагов с возможной мелиорацией.
Збруев именно так и работал. Молодец. Он зарегистрирован по адресу в Залучье, женат, имеет четверых детей, в Демянске у него мебельная фабрика, выпускающая как ширпотреб из шпона, так и заказные гостиные и спальные гарнитуры с широким выбором по каталогу. Он построил новую церковь в Залучье на месте разрушенной еще во время войны, спонсирует детдом в Старой Руссе, поисковый отряд «Демянск» и поселковую организацию ДОСААФ с различными кружками. У Збруева есть еще свое частное охранное предприятие со штабом в деревне Костьково. ЧОП оформил лицензию на утилизацию раритетного оружия и боеприпасов, найденных в земле. Это понятно. Тут вести лесоразработки без такого дела невозможно. Желе?за разной степени ржавости и боеприпасов, включая мины и снаряды в земле, полно? везде.
Из сайта администрации Демянска я узнал, что Збруев подал заявку на восстановление аэродромов: собственно Демянского и запасного в Песках. Деятельный мужик. Собирает инвесторов для возрождения местной авиации и аэроклуба. В заявке создание общества любителей малой авиации.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: