Божественная трагедия. Пекло

Появляется еще одна горгона, возможно, по имени Стено, и предлагает нам сесть за стол, который я только сейчас замечаю где-то в стороне от «трона». Мы сидим с Данте, и эти адские создания угощают нас кофе в красивых чашках. Буду плакать от умиления. Кофе в каком-то божественном Аду – это действительно ни в какие представления не укладывается.

– Не зацикливайся на рассуждениях, а пей свой кофе, что остынет – ухмыляется моя путеводная звезда!

– Бери голову, чтобы я обратил внимание на дорогих гостей, – слышу я со складного трона-стула!

Смотрю на Зевса, надеющего голову на безголовое тело медузы, и она встает с легким раскачиванием. Экс-Бог уверенно встает из устройства сидения и помещается на третьем кресле между мною и Данте. И только сейчас могу рассмотреть его очень наглядно. Ничего общего. Но это не имеет ничего общего с тем, что рисуют и лепят разные Фидиевцы и Рембрандты. Он даже не похож на человека, а на что-то диаметрально иное. Если вдуматься, то это больше похоже на те фотографии, что будто из зоны Б-я не знаю точно кто. Что-то вроде инопланетянина, только с волосами и бородой. В остальном у него большая голова, выпуклые глаза без век и бровей, несоразмерное тело и очень длинные пальцы рук. Он сидит передо мной и кокетничает, как какой-то земноводный. Тритон или саламандра с получеловечным телом. Он старается дружелюбно улыбаться, но у него не очень хорошо получается гримаса. Я стараюсь быть дружелюбным.:

– И как там, Зевс, в этом сказочном уголке? Ты сожалеешь об Олимпе, об амброзии и нектаре, которые тебе подносил Ганимед, которого ты так нагло похитил, или это неправда? Очень хочется понять, насколько мифы, которые мы читаем, касаются истинных фактов того времени?

– И ты проделал весь этот путь сюда, чтобы так нагло спросить меня, хорошо ли мне, да? – злится инопланетянин – Ты вообще понятия не имеешь, о каком ужасе идет речь. Не можем найти ни грамма сравнения с Олимпом, где мы действительно жили как боги. И вдруг я оказалась в этом отвратительном месте, с этими еще более отвратительными самками, которые, кроме того являются убежденными феминистками и относятся ко мне как к какому-то совершенно деградировавшему типу. У меня нет ни вспышки, ни ржавчины, чтобы бить, бить и не останавливаться, потому что они безжалостно подлые и неприятные интрыгантки. Никакой милости, но никакой – я улавливаю плачущие ноты и даже замечаю явную слезу божественного, отталкивающего лица.

Чувствуя деликатность ситуации, Алигьери пытается смягчить эмоции:

– Слушай, Зевс, мы здесь с познавательной целью, и если ты дашь нам интервью на десять минут будем тебе бесконечно благодарны, чтобы ты это знал.

– У меня нет ничего материального, что я мог бы дать. А то, что вы хотите чтобы я вам дал, я не знаю что это такое.

– Это не так – я пытаюсь успокоить его, потому что вижу, как он нервничает и смущается одновременно – просто попрошу тебя рассказать, почему ты здесь, а не в Раю или даже еще на Олимпе! Я не спрашиваю, сожалеешь ли ты о тех ошибках, которые привели тебя и поместили на тот стул в углу, а только о том понял ли ты куда ступил неправильно.

– Если за какой-то шаг попадут в ад, то где же ему конец? – не понимает метафоры Громовержец – Рассердился на меня Вышестоящий где все и везде, что я много порвал со всякими образцами женского пола, что изменял перманентно Гере. Это одно, а затем накладываются обвинения в прямом убийстве, например – титанов. Но, возможно самое неадекватное обвинение – в заточении Прометея, этого мерзкого вора.

Именно в этот момент откуда-то пронесся круглый камень, который сломал одну ногу на кресле Зевса, и он со всей тяжестью своей упал на землю, потому что пол под ним нет. Мы стоим на голой земле. Слышен громкий смех, и к нам приближается мощная, прямо колоссальная мужская фигура:

– Кто здесь говорил о Прометее – задается вопросом фигура, которую я только сейчас замечаю держит в одной руке рогатку с резинками?

– Прометей, убирайся отсюда с этой рогаткой, что если бы я был как раньше, ты знаешь, куда бы тебе ее засунул?

– Если бы ты был, но не был, пигмей несчастный. Лежи на земле и оплакивай екс-твою божественную участь до скончания мира! Потому что для тебя нет Геракла, чтобы освободить. Вот в чем разница, когда ты считаешь себя вершиной айсберга.

Я сижу как какой-то безмолвный придаток на стуле и дивлюсь своей судьбе. Чуть больше часа назад я сидел на скамейке в парке, а теперь горгони, Зевс, и Прометей. И я ущипнулся под столом, чтобы проверить себя во сне. Это больно, и все. Ни сна, ни кошмара. А титан слегка кланяется мне и моему спутнику, опуская тон в извинительном миноре:

– Простите, что нарушил это интервью, но сколько раз произносит мое имя появляюсь, чтобы свалить его на землю. Он должен постоянно принимать напоминание о том, что с высокой вершины упадается прямо на землю. Промежуточного положения нет. А теперь позвольте мне уйти до следующего визита!

Я как-то пробудился, чтобы сказать ему то, что как думал произнесу при возможной встрече с ним:

– Уважаемый Прометей, позволь мне от имени всего человечества поблагодарить тебя за огонь, за твои уроки и наставления, без которых мы бы еще прятались в пещерах и сражались с разными динозаврами! Благодаря тебе мы можем читать, писать, обрабатывать землю и даже изготавливать одежду. Ты – основа нашего общего развития и прогресса. Еще раз спасибо!

– С удовольствием, хотя это стоило мне долгих лет неудовольствия и ужасных страданий из-за этого гадкого Орла. Но это того стоило, потому что именно благодаря этой благодарности я полностью жив и буду жить вечно, но не здесь, а в прекрасном месте где такие гнусные черви отсутствуют даже как мысль.

И Прометей плавится в воздухе, даже не оставив своей очаровательной улыбки, как это делает тот кот из сказки об Алисе. А я забываю эго описать. Титан Прометей нарисован и скульптирован в основном того, как был прикован к скале Кавказа, и орел клюет его печень. А здесь, в отличие от «великого» Зевса имеет гораздо более человеческий образ, только каким-то образом более величественный и могущественный. Но похож на человека, как бы мы на него не смотрели. Только там, где он намного выше, а черты лица как-то более изрезаны. Я начинаю предполагать, что это вымершая раса гигантов. С другой стороны в мифологии говорится, что именно Прометей сделал нас людьми из глины, а по орфеизму – из праха сожженных титанов, которых этот невзрачный и подавленный Зевс сжег из-за убитого младенца Дионисия. Сложности безумные, но и логичные. В любом случае этот Прометей мне в разы симпатичнее. Я пытаюсь испытывать сожаление и сочувствие к тому, кто все еще корчится у трехногого стула, видя как одна из Горгон носит другой стул, милостиво протягивая руку бывшему величию, которое внезапно раздувается и садится на новое место, гордо подняв свой заостренный подбородок:

– Я готов к собеседованию, что бы это ни значило. Давайте забудем об этом инциденте! – он сразу же замолчал, потому что подумал, что если снова произнесет ему имя снова будет на земле – с тем из моих приятных воспоминаний, когда эти титаны я делал их в пух и прах своими сверкающими молниями.

Я смотрю на свой путеводитель, а он подмигивает мне конспиративно, чтобы начать:

– Самый важный вопрос в этом интервью заключается в том, осознал ли ты почему здесь. Ты сожалеешь, раскаиваешься, хочешь вернуть пленку назад и исправить себя?

Зевс облизывает видимо высохшие губы и решает что-то сказать, А я думаю, что у меня есть кофе. Выпиваю, чтобы убедиться, что напиток не имеет никакой разницы с эспрессо, которое я выпил сегодня утром в баре напротив нас. А тот, кого я спрашиваю, уходит с объяснениями.:

– Я могу сознавать, сожалеть и даже винить себя, но не признаю себя виновным. Каждый на моем месте воспользовался бы своим служебным положением. Нет никого, кто бы этого не делал, но только я здесь втираюсь в это дело, не так ли? И в основном меня наказывают за прелюбодеяние. Что я оплодотворял. Я ведь бог?! Каждая самка была бы счастлива родить ребенка божественного происхождения. Что случилось с Гераклом, например, или с Еленой Спартанской? Красивые и могущественные, каждый по-своему.

Внезапно он краснеет от какого-то своего гнева и сердито кричит:

– Ну, разве кто-нибудь не принесет мне что-нибудь выпить, что об этом надо говорить, а у меня во рту пересохло от многовекового молчания. С этими змеевидными что мне говорить? Они не только издеваются надо мной, но и занимаются чем-то другим. Вот это вчера сей Стено предложила мне массаж, что очень я был одревен на троне. Что когда она схватила меня просто не связала меня узлом. Она сломала меня, раздавила и не оставила ни одного межреберный сустав не взорвавшим. У меня все еще болит тело. И моя душа страдает от этого бесчеловечного обращения. Но они не люди, так какого отношения мне ожидать?!

Приходит одна из горгонов и приносит ему керамическую кружку в виде пивной кружки. Бог схватил ее и жадно начал пить, как будто неделю не пил. Внезапно его опаленные глаза еще больше обливаются. Бросает стакан, поворачивается назад, начиная плевать. Горгона услужливо протягивает ему салфетку, улыбаясь многозубым ртом.

– По крайней мере теперь, когда у меня гости вы бы налили мне что-нибудь нормальное, чтобы я не позорился, мерзавцы! Это подлость, но это ни на что не похоже. Не то чтобы было в первый раз, но теперь, когда вы здесь я думал, что они оставят меня в покое, по крайней мере, пока мы это делаем, как было, а да – интервью. Нет, брат, спасения, и все!

– Что ты, Зевс, возмущаешься? У тебя свежая моча. Лично моя, – реплицирует Горгона – разве ты не помнишь, что Эскулап, придя на контрольный осмотр специально рекомендовал тебе уринотерапию из-за гастрита? Для тебя нет воды, не говоря уже о вине! Таковы правила. Хорошо, что мы хотя бы не даем тебе пить кровь убитых тобой или с твоим благоволением людей и животных. Тысячи тонн крови пролилось, чтобы подлизываться к тебе. От страха, от желания исполнять их молитвы и от незнания того, что ждет их после финала жизни. Впрочем, неплохо было бы подумать об этом. Мы не только туалетную жидкость тебе подаем. Нужно внести разнообразие в ассортимент.

Отродье куда-то исчезает, а интервьюируемый продолжает тираду:

– Я не знаю, как тебя зовут. Видел этого другого парня, и в другой раз где-то здесь тусуется, но тебя не знаю. Неважно. На чем мы остановились? Ах, да! Я понимаю, знаю и помню все, но не признаю себя виновным. И пусть признаюсь, так что?! Они вытащили меня отсюда и вернули мне прежнюю власть и внешний вид? Вы думаете что всегда еще так выглядел?

– А как ты выглядел – любопытство во мне не терпится?

– Значительно лучше, конечно. Иначе как бы я нравился этим красавицам? Даная, Европа, Лада, Алкмена, еще перечислять? Некоторые говорят, что преображался. А почему бы и нет? Могу – преображаюсь.

– А теперь почему ты не перефасоняешься, чтобы взлететь, как птичка из этого ада, «повелитель»» – слышен женский голос со стороны, – потому что ты больше не можешь. Кто-то отнял у тебя эти способности, взяв твою силу, молнии и власть. Это хорошо на Олимпе, но очень больно при падении, не так ли?

– Заткнись, женщина, потому что у тебя нет права голоса! У меня собеседование, как бы ты не хотела. Если они это делают, то им разрешено с самых высоких этажей. Молчи там и не вмешивайся в дела мужчин!

– Это ты мужчина, у которого нет второго такого, как ты. Даже мужской атрибут у тебя забрали, хахаха. Потому что он тебе больше не нужен. Женоненавистник несчастный, псевдовеличие нещастное и жалкое – не останавливает горгона, а Зевс все больше уменьшается на стуле.

Я начинаю очень жалеть этого парня, и смотрю на Данте с идеей уйти, но он определенно не собирается уходить. Даже вмешивается в разговор:

– Ты, как часть божественных иерархий, не знал о законах Вселенной? Ты, который должен контролировать их соблюдение в своем подопечном мире, не знаешь что ты должен подавать положительный пример. Иначе другие, глядя на тебя подумают, что после того как боги ошибаются, что остается смертным.

– Боги для этого боги, чтобы делать то, что они хотят. Простолюдин должен выполнять предписания и приносить дары в храм, не задумываясь. Кто бунтует, вы знаете что с ним происходит? Примеров много как у богов, так и у людей. Исполняют ли ваши правители вселенские заповеди? Они выполняют захваты. Они считают себя более богами, чем настоящие. Каждый, кто поднимется наверх, считается неприкасаемым, всемогущим и всезнающим. Я это понимаю, принимаю, но не признаю себя виновным. Слышишь? – Зевс поднимает голову вверх к продолговатому потолку – не признаюсь, ты знаешь! Не было ни суда, ни адвоката, ни возможности защитить себя. Это произвол, беззаконие и самоуправство. Ты – тиран и тоталитарный сатрап!

Зевс впадает в истерику, начинает выплевывать пену, а я получаю позывы к рвоте из эго вида. Чувствую себя подавленным до последней клетки. Смотрю на Данте, и на этот раз он подмигивает мне встать.

Не прощаюсь даже с тем, что было выше всех, не потому что теперь ничтожество, а потому что он явно ничего не осознал в своем собственном эгоцентризме.

Мы возвращаемся под решетчатую дверь, чтобы вернуться в поле, которое выглядит довольно измененным. Алигьери идет вперед, но внезапно останавливается, чтобы дождаться меня:

– Я отведу тебя в ресторан. Ну, ты знаешь!

– У меня нет никакого желания устраивать гулянки – повторяю упрямо, потому что спазмы рвоты еще не совсем утихли.

– То есть, даже если будешь дурачиться, вряд ли получишь энтузиазм, потому что там вид более чем возмутительно-ужасающий. Или давай выразимся мягче: вид крайне неприятен.

– Тогда давай пропустим! К Зевсу я уже насмотрелся.

– Покрепче, пожалуйста! Ты еще ничего не видел. Должен, молодой человек, должен! Вот почему мы здесь. Если ты не заходишь в ресторан, значит ничего не видел. Там есть люди, которых ты знаешь поименно, вместе с большинством «героических» мужествов и самоотверженности. Нигде нельзя увидеть мифологических персонажей, кроме как здесь. Даже удивишься, что некоторые из них увидишь почти одновременно в нескольких местах, но это все еще корпоративный секрет. В какой-то момент я тебя просветлю.

На этот раз мы идем по какой-то асфальтированной дороге, и уже видно здание ресторана, которое имеет даже светящуюся неоновую надпись: «Ковш Дьявола». Со стороны видны несколько дворцов, похожих на зевсовский, а сзади вижу пирамиду, похожую на Мачу-Пикчу. Я как раз собирался спросить, когда Данте нагло звонит, зная что это меня раздражает. Про чтение мыслей – это мое слово.: