Блеск дождя

– Лучше раньше, чем позже. Просто начнем поскорее.

В комнате, которую мы используем для консультаций, я предложила Симону стул возле письменного стола. Там еще стоит диванчик, но за столом мне было комфортнее.

– Я тебе предлагаю для начала показать тату, которую ты хочешь закрыть,?– начала я, водрузив свой шоппер на темную деревянную столешницу. Пока я рылась в его глубинах в поисках блокнота, Симон уже снял лонгслив. Я увидела это, когда, вытащив блокнот, подняла взгляд. Однако он закрывал грудь тканью, словно защитной броней. Эта стеснительность меня развеселила. И умилила. Но я не выказала ни того, ни другого?– я просто выжидала, подняв бровь.

– У тебя в глазах случайно не рентгеновские лучи??– спросил он, состроив гримасу.

Я помотала головой.

– Иначе я не просила бы тебя раздеться.?– Я указала на его кулак, которым он прижимал к груди темную ткань, словно от этого зависела его жизнь.?– Рентген или не рентген?– разница небольшая, а?

Он почесал свободной рукой затылок.

– Блин… Должен признать, в этом есть смысл.?– Его губы тронула усмешка.

– На счет три??– спросила я, пряча улыбку.

– Окей. Раз…?– начал он.

– Два…

– Два с четвертью?..?– продолжил он, и мы оба захохотали.

– Ну ладно,?– кивнула я, приняв на его игру.?– Два с половиной…

Так и не начав обратного отсчета, Симон без предупреждения уронил лонгслив на пол, обнажив, наверное, самую идиотскую тату, которую когда-либо доводилось видеть в INKnovation. Оно и к лучшему. Иначе мне было бы чертовски трудно оторвать взгляд от его рельефной груди и кубиков на животе. Теперь я поняла, почему Басти упоминал скорую помощь и называл тату придурочным.

– Все так плохо??– Вопрос Симона заставил меня предположить, что мои мысли отражались у меня на лице.

Откашливаясь, я быстро собралась и слегка наклонила голову набок. Может быть, с другого ракурса вид не будет таким ужасным.

– М-м-м… ну-у…?– Черт, врать не получалось. Эта татуировка выглядит почти как рана. К тому же Симон не пришел бы к нам набивать кавер-ап, если бы сам не понимал этого. То есть я могла сказать правду.?– Честно говоря?– да. Неудавшийся единорог??– Я еще больше склонила голову.?– По имени Кики, или что там наколото в сердечке сверху?

Господи. Я подавила возглас ужаса, когда до меня дошло, что это, собственно, такое. Это любовное тату, а Кики, вероятно, его бывшая девушка. Не то чтобы я была против любовных татуировок. Но вот это?– просто надругательство. И над искусством тату, и над женщиной, имя которой Симон увековечил у себя на груди.

– Что? Нет.?– Он энергично затряс головой и посмотрел на свою грудь, ткнув пальцем в единорога.?– Это не единорог. Это… э-э-э… памятник. Да. Памятник типу, который, будучи в изрядном подпитии на одной вечеринке, согласился, пожалуй, на самый тупой спор в его жизни.?– Он ухмыльнулся, а лицо залила краска стыда.

– М-м-м… ну ясно.?– Качая головой, я наткнулась на его сконфуженный взгляд. И до меня дошло, почему в пятницу он так себя вел: мужчине ему легче было бы открыться. Что ж, где-то я могу это понять.?– Ага, и теперь я должна снести этот исторический памятник единорогости?

– Да уж, пожалуйста,?– тихо смеясь, ответил Симон, и я кивнула.?– Хотя я бы его лучше не сносил, а перестроил.

– Понимаю.?– Я достала из-за уха карандаш, придвинула стул на колесиках и подняла сиденье так, чтобы быть с Симоном на одном уровне. Или примерно на одном. Он действительно высокий.?– И какие у тебя есть идеи насчет изображения??– спросила я.

Он не успел ничего сказать, потому что в кармане его штанов зазвучала акустическая версия трека «Fix you» от Coldplay.

Симон тихонько застонал.

– Сорри, это мама. Я отвечу,?– и вытащил телефон. Это означало лишь, что мелодию одной из самых красивых из известных мне песен он привязал к номеру матери. Я эту вещь знаю наизусть. Слушала ее несколько лет подряд на повторе, мечтая, чтобы кто-нибудь был в этот момент рядом. Кто-то, кто просто меня обнимает. Будет держать возле себя крепко и долго, пока все разбитое во мне снова не станет целым. Со временем я поняла, что со всем должна справиться сама, хотя и не представляла как. И смогу ли я вообще когда-нибудь почувствовать себя целой. Возможно, все раны и шрамы, оставленные жизнью, нужно принять и сделать частью себя.

– Привет, мам, что такое??– ответил Симон, из трубки до меня донесся голос его мамы. Поскольку подслушивать мне не хотелось, я отвернулась, раскрыла блокнот и стала набрасывать рисунок, прокручивая варианты покрытия старой татуировки.

– Нет, мы это больше не обсуждали. Я тогда завтра пойду в университет, помогу папе.?– Потом снова говорила мама, а он слушал.?– Нет, я не прогуливаю. Последняя лекция до трех.

Хотя я и старалась концентрироваться на рисунке, но не слышать не могла. Мать спросила его, что приготовить.

– Я могу себе просто бутерброд сделать, не надо ничего специально готовить и ждать меня.

Меня охватило сложное чувство?– смесь боли и зависти, потому что в моей жизни таких разговоров больше нет. Уже десять лет как. Меня подмывало посоветовать Симону как можно чаще заглядывать к маме. Потому что никогда не знаешь, который раз будет последним.

– До завтра. Я тебя тоже, мам,?– промолвил он чуть тише, и моя ревность усилилась, а боль стала еще острее.

Я длинно выдохнула, даже не заметив, что последние секунды сидела, задержав дыхание.

– Сорри, я снова здесь.?– Симон нажал «отбой» и положил телефон в карман.?– Так на чем мы остановились?

Я попыталась заставить свой рот произносить слова, но от воспоминаний о маме у меня перехватило горло. Господи, что со мной творится? И Симон, похоже, думает то же самое.

– Эй… ты в порядке, Алиса?

6

Симон

Она сидела бледная как мел. Еще две минуты назад смеялась, а сейчас стала какой-то… матовой. Задорные искорки в голубых глазах уступили место тихой печали, и у меня нет идей, откуда эта внезапная смена настроения. Посмотрев на блокнот, который она держала на коленях, я заметил, как дрожит ее рука.

– Эй… все хорошо, Алиса??– Было видно, что она силится что-то сказать, но получалось только кивнуть. Вот теперь я действительно забеспокоился.?– Ты уверена? Принести тебе воды??– Я стал хаотично шарить глазами по комнате. Ничего. Ни на буфете позади меня, ни в стеклянной витрине напротив. Надо бы пойти в другую комнату, но я не хотел оставлять девушку одну.

Алиса положила карандаш на блокнот.

– Мне… просто нужно…?– Голос угас, и она прошептала:?– На свежий воздух.

Она встала,?– видно, что на ватных ногах?– и пошла к окну.

Я мгновенно вскочил со стула, чтобы распахнуть окно. А больше для того, чтобы быть рядом на случай, если у нее закружится голова. Я решил не спускать с нее глаз и следил за каждым движением. Как она, стоя на цыпочках, всем телом наклоняется вперед. Как стоит, высунув голову под моросящий дождь. Как приглаживает рукой взлохмаченные холодным ветром длинные фиолетовые волосы. У меня стала мерзнуть спина, потому что я по-прежнему стоял с оголенным торсом, но я игнорировал холод.

– Получше??– спросил я.

– Да, спасибо.?– Алиса повернула ко мне голову, и я увидел подобие улыбки. Щеки снова порозовели, на лице дождинки. На лбу, на носу и на губах, которые она коротко облизнула,?– тоже. Сверкнул серебряный шарик пирсинга, который я заметил еще в пятницу; я как дурак уставился на ее рот, не нашел более подходящего времени. Поэтому быстро перевел взгляд на глаза.

– Хорошо.?– Я чуть не спросил, что стряслось, но вовремя прикусил язык. Ведь мы не то чтобы знакомы. Совсем не знакомы.

– Наверное, надо было утром позавтракать,?– ответила она, словно подслушав мои мысли.

И все-таки пустой желудок никак не объясняет этого внезапного приступа тоски.

– У вас тут есть чем перекусить??– поинтересовался я.

– Да, но уже все в порядке…?– отмахнулась она.?– Давай продолжим.