Гомер Пим и секрет одиссея

– А вернее сказать, кто? – уточнила Лилу.

– Жорж… это был Жорж Финк, – бесстрастным голосом произнес Гомер.

– Жорж Финк? – переспросила Лилу.

– Этот парень играл Телемаха в фильме моего отца и был с ним в тот вечер, когда он исчез.

Память о той сцене с годами немного поблекла, и все-таки Гомер не забыл криков мамы, когда молодого актера, одетого в красный редингот[2 - Редингот – мужская верхняя одежда конца XVII – начала XIX века, нечто среднее между пальто и длинным сюртуком. – Прим. ред.] с позолоченными пуговицами, нашли одного, с блуждаю щим взором, прямо в монтажной студии, куда Давид Пим пригласил его на просмотр отснятого материала. Речь у него тогда была такой же бессвязной, как и сейчас. «Прекратите называть меня Жоржем, прошу вас! – вопил он со страшным лицом. – Меня зовут Телемах, а мои родители – Пенелопа и Одиссей!»

А совсем он разбушевался, когда приехала мадам Финк, за которой отправили посыльного: «Я к вам не пойду, вы мне не родители, я хочу к себе домой, а не к вам!» Приступ повторился, стоило им попытаться посадить его в машину. Тут уж пришлось позвонить в скорую помощь, и Жоржа отвезли в больницу в состоянии крайнего перевозбуждения.

Позднее следствие по этому делу заинтересовалось юношей, которому тогда было тринадцать лет. Оказалось, он был последним, кто видел Давида Пима и Раймона. Но, судя по тому, что знал Гомер, разрабатывать этот след отказались. Даже если Жорж что-то знал или видел, никаких достоверных сведений от него ждать не приходилось.

Он был не виновником, а жертвой.

Глава 4

Ну и как после такого уснуть? Гомер ворочался в кровати, мысли осаждали его, воспоминания накатывали, как бурный морской прилив, и ничто не могло их остановить.

За прошедшие пять лет ему так и не удалось забыть обезумевший от тревоги взгляд мамы и ее полураскрытый рот, словно ей не хватало воздуха, а Гомер все приставал к ней: «Где же он, где папа? Мама, ну скажи, где же он?»

С тех самых пор Жорж Финк и находился в Гренатье – расположенной недалеко отсюда психиатрической больнице для детей и подростков. Гомер слышал разговоры об этом, да и сам ни секунды не сомневался, что его повезли именно туда.

В то же время он ясно понимал: никому вокруг до Жоржа никакого дела нет, – и так жалел, что не успел ни о чем его спросить.

Бедняга Жорж…

Кажется, уже в двадцать восьмой раз Гомер повернулся на другой бок. Потом лег на живот, обхватив подушку руками, закрыл глаза, снова открыл, вздохнул и наконец зажег лампу на ночном столике.

Мягкий свет озарил симпатичную комнатку со светлым паркетом и разноцветной мебелью. Несколько постеров на стенах – любимые фильмы и спортсмены, полароидные фотки друзей, легкий беспорядок на столе. Обычная спальня подростка.

Из общего стиля выбивалась только постель. Маленькая мальчишеская кроватка, очень низкая, с деревянными инкрустациями силуэтов животных. Гомер так старался уговорить маму сменить простыни с детскими мультяшными рисунками – он стыдился их с тех пор, как в спальню стали заходить его друзья. И мама обещала: за переход в пятый класс он получит настоящую взрослую кровать, широкую, с пододеяльниками, пристойными для паренька, которому уже давно не семь лет.

Надо напомнить ей об этом обещании.

Вдруг его внимание привлекла клетка с Биби-Два. Зверек тоже не спал. Встав на задние лапки, он смотрел на Гомера в упор.

– Что, есть захотел? – спросил тот, протягивая ему сквозь прутья клетки тыквенное семечко.

Песчанка, не соизволив принять дар, продолжала смотреть на мальчика.

– Выйти погулять хочешь, что ли? Ну давай…

Он открыл клетку, и песчанка мгновенно взбежала вверх по протянутой им руке.

– Спасибо.

У Гомера перехватило в груди, он не мог пошевелиться. Он только что услышал… что он услышал? Ну разумеется, нет! Животные умеют разговаривать только в кино, и то скорее в мультиках. И уж точно выражают свои мысли не словами.

Какой необычный выдался денек… Это его так потрясло появление Жоржа у запретной хижины, что теперь ему слышатся голоса. «А ведь впору встревожиться, – подумал он. – Если так пойдет, сам угожу в психушку!»

– Да я же это! Все поймешь потом. Нет, ты не тронулся умом!

Он вдруг часто задышал, сам услышав ускорившиеся удары своего сердца. Нет, не галлюцинация – голос был настоящим!

Дрожа, он включил настольную лампу и обследовал стол. Никого – ни маньяка-психопата, ни страшного клоуна. Может, привидение? «Да перестань, с чего бы тут появиться привидению…» С минутку он подумывал, что стал жертвой розыгрыша. Нинон? Ну нет, она такого делать не станет.

Сложив руки лодочкой, он впустил в ладони Биби-Два и потрясенно уставился на нее.

– Это ты?

Мордочка маленького зверька скривилась, потом песчанка принялась дрыгать лапками, как бы норовя спуститься на пол.

– Как будто бы давно не знаешь ты, что говорить умеют и песчанки, и кроты?

Проскользнув между его ногами, она побежала к двери, так и оставшейся полуоткрытой. Добежав, обернулась и уставилась на Гомера своими крошечными пронзительными глазками. Тот прямо-таки застыл от изумления…

– Иди за мной! – нежным голоском проверещала она.

И выскочила в коридор.

Так и стоя столбом посреди комнаты, Гомер потер лоб, как делал всегда, если что-то ускользало от его понимания. Ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума.

Или же случилось и вправду нечто неправдоподобное…

А лучший способ развеять чары – выглянуть в коридор.

Он подошел к двери, ноги подгибались, сердце превратилось в гонг, и от его ударов цепенело все тело. Дин. Дон.

Гомер включил фонарик на смартфоне, посмотрел направо, потом налево. Ничего. Решив пойти дальше, он дошагал до лестницы. Вид Биби-Два, стоявшей на задних лапках у верхней ступеньки, едва не заставил его выронить смартфон. Она ждала его. Сомневаться не приходилось. Кстати, едва заметив его, она сразу сбежала по ступенькам вниз.

– Ну уж такого точно быть не может! – проворчал Гомер.

Что за дурацкая идея была выпустить ее из клетки… Мама на этот счет была весьма строга, и их с песчанкой не стоило сводить вместе, особенно перед завтраком. Так что у Гомера не было выбора – он побежал за ней, стараясь поймать!

И нагнал в коридоре, что оказалось совсем нетрудно: она всячески старалась быть у него на глазах.

– Нет, нет, нет, не надо! – прошептал он, увидев, что она направилась к лазейке во входной двери.

Напрасно старался! Песчанка прыгнула туда и исчезла, спустившись в люк, устроенный для Раймона, чтобы пес мог входить и выходить когда ему заблагорассудится. Будь Гомеру два или три года, он тоже мог бы протиснуться в этот люк – в детстве он так и делал, но сейчас он уже был покрупнее шиба-ину. Поэтому, прежде чем открыть дверь, ему пришлось отключить сигнализацию. Мальчик вышел прямо в темную и пугающую ночь.

Как он ненавидел такие ситуации… Если б ему повезло, спал бы сейчас и видел сны. Но гравий, впивавшийся в босые ступни, ясно говорил ему, что это не сон. Забыл сунуть ноги в кеды, вот идиот…

Казалось, Биби-Два хочет быть его проводником. Стоило ему потерять след, как песчанка тут же возникала в светящемся луче смартфона и уводила его дальше и дальше от дома. Так, по крайней мере, думал Гомер: расстояния, ощущения, звуки – все казалось во тьме другим.

Ему стало ну совсем не по себе. А когда он заметил, что песчанка карабкается вверх по стене, чтобы потом юркнуть в каминную трубу запретной хижины, сердце и вовсе ушло в пятки. Мало того что Жорж возомнил себя Телемахом, так теперь еще песчанка превратилась в крошку Санта-Клауса!

Приложив ухо к двери, он принялся умолять странное маленькое животное: