Теорема существования. Инвариант

– Ну ты ловок, двери пинком открываешь, – я обняла его за шею. Было прекрасно ощущать себя живой и беззаботно шутить.

Ян засмеялся и положил меня на кровать.

– Ладно, уговорила, – величественно качнув головой сообщил он, – под кроватью жестко, неудобно, ты будешь возиться, а значит, мешать нам с чудовищем спать.

– Как великодушно, – прошипела я и пощекотала ему бока, – пойду я отсюда, чтобы не мешать вашей идиллии с чудовищем. Судя по всему, ты его нежно любишь.

Я дернулась чтобы подняться и подшибла Яну ноги.

Он свалился на меня сверху, успев расставить руки так, что моя голова оказалась между его локтей. Я взвизгнула от неожиданности.

– Нет, – он поцеловал меня в губы, – я передумал, чудовищу я тебя не отдам. Вообще никому не отдам. Ты гораздо лучше всякого чудовища.

– Наглец и узурпатор, – сообщила я смеясь и нежно поглаживая его затылок, – сговорившийся с чудовищем. Пусти, я пойду к себе

– Да, наглец, – согласился он и начал неторопливо целовать меня в шею и ниже в ключицу, – не-а, не пущу.

Было одновременно щекотно и приятно. В крови до сих пор бушевал адский коктейль из остатков наркотика, адреналина, облегчения, что нам посчастливилось избежать смертельной опасности. Затуманивая разум и нашептывая порадоваться тому, что остались в живых.

Теплая ладонь легла на мою грудь.

– Тебе придется снять с меня панталоны, ты там шнурок таким узлом затянул, что не развязать, – прошептала я ему на ухо.

Он уставился мне в глаза своими зелено-оранжевыми гляделками.

– Да? – удивленно спросил он и его вопрос относился совсем не к затянутым узелкам.

Я потянулась к его губам и хихикнула.

– Много болтаешь.

Нетерпеливо расстегнутая пуговица на моем платье. Поцелуй. Еще пуговица. Еще один поцелуй. Легкий укус в шею. Еще одна расстегнутая пуговица. Его рычание. Моя очередь расстегивать пуговицы на его рубашке. Расстегнуть верхнюю, пощекотать поцелуями ключицы. Расстегнуть еще одну, ухватить губами маленький коричневый сосок. Выслушать шипение и почувствовать, как он покрывается мурашками. Довольно ухмыльнуться. Расстегнуть оставшиеся пуговицы и изучать на ощупь кончиками пальцев рельефные мышцы пресса и упругую горячую кожу. Почувствовать всей кожей какой он горячий. Снова переход к моим застежкам, и мое платье и его рубашка небрежно летят в сторону. Мы торопливо, но бережно достаем друг друга из одежды, как долгожданные подарки. Поцелуи, нежные и не очень. Я оставляю на его теле несколько красноватых отметин и мне это нравится. Я довольно мурлычу глядя на них. Он в ответ расплетает мои волосы. Пропускает их сквозь пальцы. Целует шею, прихватывая губами кожу.

– Пахнешь мятой, – хрипло шепчет мне на ухо. Я нахожу его губы и целую. У него вкус сливок. Немного отстранившись он внимательно разглядывает меня. И тут же возвращается к поцелуям.

– Хочешь, погасим лампу? – спрашивает, на секунду прервавшись, накрывая меня своим телом.

– Вот еще, мне не мешает, – я легонько кусаю его за плечо, – будешь отвлекаться, поставлю тебе еще один засос.

Он смеется и ночь продолжается. И даже лампа нам не мешает…

Утром меня разбудило яркое солнце светившее прямо в глаза, я сладко потянулась. Хорошо мы вчера порадовались тому, что выжили, ничего не скажешь. Припомнив произошедшее ночью, стала прикидывать, есть ли вероятность нам зачать маленького Яррана или все обойдется. По моим расчетам должно было обойтись. И одним разом мы навряд ли ограничимся, значит, надо озаботится противозачаточным. Вроде Анея упоминала какое-то зелье.

На грани сознания нарисовалась эгоистичная мысль, что было бы неплохо захватить с собой частичку этого мира в виде ребеночка от горга. Похожего именно на Яна, такого же темноволосого и оранжевоглазого. С мягкой лучистой улыбкой, вызывающей желание обязательно улыбнуться в ответ.

Я представила себе мальчика с оранжевыми глазами, с волнистыми, по – детски светлыми волосами и чертами лица отдаленно напоминающими Яна.

Вот он идет в детский сад и плачет, не желая расставаться со мной.

А вот он первоклассник в строгой синей форме и букетом в руках. Школьник. Будут ли его дразнить за необычный цвет глаз или наоборот проникнутся его необычностью. Будет ли он смешливым, или наоборот серьезным, милым и ласковым или суровым.

А вот он студент какого-нибудь очень мудреного технического вуза. Лицо серьезное, рот сурово сжат и глаза укоризненно смотрят на меня. Наполовину горг, он будет вынужден всю жизнь скрывать то, кем он является. Чтобы не получить проблем с врачами, спецслужбами или кем-то кто может быть в нем корыстно заинтересован.

И как ответить на вопрос: «Мама, а кто был мой папа, я ведь так не похож на других»?

Как-то не вовремя я решила предаться телесным радостям с Яном. Мне скоро уходить в другой город, продолжать поиски магов, а я тут романтику развела. С одной стороны все было настолько замечательно, что отказываться от такого просто глупо. А с другой стороны у нас с Яном слишком мало времени. До весны всего ничего. Я огорченно вздохнула и покосилась на предмет своих раздумий.

Ян крепко спал лежа на животе, свесив одну руку с края кровати и уткнувшись лицом в подушку. Я сползла с кровати, полюбовалась на его пятую точку, уже не синюю, а вполне аппетитную, покраснела, вспомнив несколько пикантных эпизодов прошедшей ночи. Прикрыла его одеялом. В комнате было прохладно.

Набросила платье на голое тело и отправилась на кухню греть воду.

Подбросила несколько поленьев в дровяную колонку, воды там со вчерашнего дня было больше половины, растопила плиту, одной рукой действовать было не очень удобно, но я справилась. Поставила кипятиться чайник, села за стол, сложила голову на руки, да так и задремала.

Разбудил меня поцелуй в шею.

– Я ищу свою женщину в кровати, а она от меня сбежала на кухню, к плите и дровам. Неужели я был настолько плох?

Он проложил дорожку из поцелуев вниз от шеи по моему плечу.

– Надо, надо умываться по утрам и вечерам, – сообщила я, не открывая глаз, – тогда самолюбие чесаться не будет.

– Чего? – опешил Ян. Кажется, я зря про самолюбие сказала. Мои иносказания он не всегда понимает.

– Помыться хочу, – пришлось все-таки открыть глаза и потереться о его голый живот затылком.

– О, – разочаровано протянул он, – а я думал, мы проведем утро в постели.

– Хорошая идея, только утро в постели не исключает гигиену, – согласилась я, – и вообще, почему обязательно в постели? У нас почти ванна есть и еще вот.

Я многозначительно посмотрела и кивнула на кухонный дубовый стол. В глазах Яна зажегся озорной огонек.

– Ты серьезно? – удивился он, – ты не стесняешься?

– Вполне, – поднявшись с табуретки, я села на край стола и потянула юбку вверх, – утро хорошее, отчего бы не побезобразничать?

Повторять дважды не пришлось…

В дверь постучали когда мы одетые, умытые, и отмокшие в душистой ванне, чинно сидели за столом в гостиной и завтракали. Я насторожилась, Ян невозмутимо пережевывал свежую булочку с сыром.

– Как думаешь, кого принесло? – нервно спросила я. Он успокаивающе погладил меня по руке. Неспешно отложил булочку, прихватил с собой клинки и пошел к дверям.

– Это Вастаб, – раздался негромкий ворчливый голос за дверью, – может впустите меня, чтобы я не маячил на виду у всей улицы?

– Впустим, – Ян открыл дверь, – проходите, присаживайтесь за стол эрр Вастаб.

Я придвинула к столу еще один стул, выставила тарелку для булочек и кружку для отвара. Долила из чайника отвар себе в кружку. Можно будет за ней прятаться, если этот старый горг опять начнет меня в чем-нибудь обвинять. Все-таки я его немного побаиваюсь, слишком суров.

Ян, закрыв входную дверь, проводил Вастаба за стол. Тот окинул взглядом гостиную, одобрительно хмыкнул и пододвинул мне свою кружку.