Тарфу

– Давай так: я говорю – ты ешь?

– Хорошо, – она стукнула ложкой о тарелку и бросила на него быстрый, по-детски недоверчивый взгляд.

– Это место – он развел ладони в стороны, – эту деревню… Заложили финские переселенцы.

Она жевала тихо, стараясь не пропустить ни слова.

– Я рос при советской власти, но мы… – он сделал паузу, подбирая слова, – здесь… как бы это… имели о ней самое общее представление. В Обу жизнь шла по-своему, по-старинке.

– Обу? Я думала… Або?

Он кивнул.

– Старожилы называли это место Обу, именно так. – Он постучал пальцами по столу. – На карте Обу – маленькая точка внутри большой страны. Но это как думали те, кто эти карты рисовал. На деле – ещё когда было заложено бревно первого дома, это место существовало отдельно от всех! Люди жили лесом. Рыбу ловили, охотились.

– А дети?

– Дети? Что дети? А, ну да… Старшие ходили в школу в Занадворовку, малышей учили дома. По-настоящему остаться в этом месте хотели единицы, поэтому все мои друзья подросли и сбежали. Сначала – оставались на зиму в Занадворовке, дорога туда – сама видела. Жили у родни, или помощниками в чужих домах.

– А ты?

– А я остался.

– Но здесь больше никого нет, деревню ещё в 60-х с карты стёрли.

– Да её никогда на карте и не было. Сама ж сказала, по карте деревня зовется Або – эт совсем другое место, – усмехнулся Агзу и заглянул в Дашкину тарелку.

– Почему ты остался? – не отставала Дашка.

– Хорошо здесь, красиво.

Она кивнула. Красиво – не то слово. Дома, оставшиеся от небольшого поселения, прижимались к подножию холма, похожего на краюшку хлеба. Белое покрывало укутывало сопки, остовы брошенных домов и лес, который издалека казался игрушечным. Когда Дашка увидела деревню в первый раз, поняла, почему переселенцы выбрали именно это место. Здесь было спокойно. Только спокойствие это не имело ничего общего с комфортом. Оно скорее было похоже на утоление жажды. Увидев впервые сопку, будто расправившую крылья, чтобы закрыть деревню от ветров, она сняла шапку и прислушалась. Собаки бегали вокруг них, освоившись с гостьей, бросались ей под ноги, трепали друг другу загривки. Ветер стыл на ветвях деревьев и доносил острые крики воробьёв, затеявших свару. В морозном воздухе плыла сладость, смешанная с запахом мокрой коры и еловых. Дашке подумалось, что она впервые слышит этот мир так отчётливо, всеми своими пятью чувствами, которые обычно бывали приглушены, словно на них было наброшено пыльное одеяло. Дело было в шестом чувстве, которое в этих местах, казалось, дремало, хотя обычно вело её, как нюх ведёт собаку.